d
Протарх. Ты говоришь совершенно верно, Сократ.
Сократ. Сверх того, нужно рассмотреть еще некоторые свойства удовольствий.
Протарх. Какие?
Сократ. Что вообще следует отнести к истине: чистое и несмешанное или же сильное, многочисленное, большое и самодовлеющее?
Протарх. Чего ты добиваешься своим вопросом, Сократ?
e
Сократ. Я забочусь, Протарх, о том, чтобы при исследовании удовольствия и знания не было упущено ничего чистого или нечистого, содержащегося в том и другом; пусть все чистое, явившись на суд – мой, твой и всех здесь присутствующих, легче приведет нас к решению.
Протарх. Совершенно верно.
Сократ. Так вот, обо всем том, что мы называем чистыми родами, мы будем рассуждать таким способом: выбрав сначала один из них, подвергнем его рассмотрению.
53
Протарх. Какой же род мы выберем?
Сократ. Сначала, если хочешь, рассмотрим род белизны.
Протарх. Прекрасно.
Сократ. Итак, каким образом она бела и что такое для нас ее чистота? Есть ли она самое большое и многочисленное или же то, что свободно от всякой примеси и в чем не содержится ни частицы другой какой-либо краски?
Протарх. Ясно, что она – самое чистое.
Сократ. Правильно. Не признаем ли мы ее, Протарх, самой истинной и вместе с тем самой прекрасной белизной, а не тем, что встречается чаще всего и больше всего?
b
Протарх. Совершенно правильно.
Сократ. Следовательно, если мы скажем, что небольшая чистая белая вещь и белее, и вместе с тем прекраснее и истиннее большой смешанной белой вещи, то наши слова будут совершенно правильны.
Протарх. Как нельзя более правильны.
Сократ. По-видимому, у нас не будет надобности в большом числе таких примеров для рассуждения об удовольствии: довольно и этого, чтобы сообразить, что всякое, даже незначительное и редко выпадающее нам удовольствие, раз оно чисто от страдания, приятнее, истиннее и прекраснее, чем сильное и многочисленное.
c
Протарх. Да, одного этого примера вполне достаточно.
Сократ. Ну а что ты скажешь о следующем? Разве не слышали мы об удовольствии, что оно всегда – становление и что никакого бытия у удовольствия нет? Искусники те[50], кто пытается доказать нам это, и мы должны им за это быть благодарны.
Протарх. Как так?
Сократ. Я рассмотрю это, задавая тебе, дорогой Протарх, вопросы.
d
Протарх. Говори же и спрашивай.
Сократ. Допустим, что существует два [начала]: одно – само по себе, другое же – вечно стремящееся к иному.
Протарх. Что же это за начала, о которых ты говоришь?
Сократ. Одно начало по природе своей всегда почтенно, другое же уступает ему в достоинстве.
Протарх. Скажи еще яснее.
Сократ. Мы нередко видим благородных юношей в сопровождении их мужественных поклонников.
Протарх. Весьма часто.
Сократ. Подыщи же к этим двум другие две вещи, подобные им, среди всех вещей, которые мы считаем существующими.
e
Протарх. Третий раз повторяю, Сократ, говори яснее, что ты имеешь в виду.
Сократ. Ничего мудреного, Протарх. Я лишь подшучиваю над нами, говоря, что одно всегда существует для другого существующего, другое же – это то, ради чего всегда возникает возникающее для чего-либо.
Протарх. Насилу понял, и то потому, что слова эти были сказаны многократно.
Сократ. Быть может, дитя мое, ты поймешь и больше, по мере того как рассуждение будет подвигаться вперед.
54
Протарх. Я надеюсь.
Сократ. Возьмем же еще две такие вещи.
Протарх. Какие?
Сократ. Пусть одна будет становлением всего, а другая – бытием.
Протарх. Допускаю эти два [начала] —бытие и становление.
Сократ. Правильно. Какое же из них бывает для какого: становление для бытия или бытие для становления?
Протарх. Ты спрашиваешь теперь, для становления ли есть то, что оно есть, бытие?
b
Сократ. Видимо.
Протарх. Ради богов, не спрашиваешь ли ты меня нечто такое: «Скажи мне, Протарх, кораблестроение, по-твоему, возникает для кораблей или же корабли для кораблестроения?» – и прочее в том же роде?
Сократ. Да, именно это.
Протарх. Почему же, Сократ, ты не отвечаешь сам себе?
Сократ. Почему бы и не ответить? Однако и ты принимай участие в рассуждении.
c
Протарх. Хорошо.
Сократ. Я утверждаю, что лекарства и всякого рода орудия и вещества применяются ко всему ради становления, каждое же определенное становление становится ради определенного бытия, все же становление в целом становится ради всего бытия.
Протарх. Это совершенно ясно.
Сократ. Следовательно, удовольствие, если только оно – становление, необходимо должно становиться ради какого-либо бытия.
d
Протарх. Как же иначе!
Сократ. Стало быть, то, ради чего всегда становится становящееся ради чего-то, относится к области блага; становящееся же ради чего-то нужно отнести, любезнейший, к другой области.
Протарх. Совершенно необходимо.
Сократ. Следовательно, если удовольствие есть становление, то мы правильно поступим, отнеся его к другой области, а не к области блага. Не так ли?
Протарх. Как нельзя более правильно.
Сократ. Стало быть, как я сказал уже в начале этого рассуждения, мы должны быть благодарны тому, кто говорит, что удовольствие – это становление и никакого бытия у него нет; ясно, что он осмеёт тех, кто утверждает, что удовольствие есть благо.
Протарх. Еще как осмеёт.
e
Сократ. И конечно, такой человек будет каждый раз осмеивать и тех, кто успокаивается на становлении.
Протарх. Как так? Кого ты имеешь в виду?
Сократ. Всех тех, кто, утоляя голод, жажду и вообще все, что утоляется становлением, радуются благодаря становлению, так как оно – удовольствие, и говорят, что они не пожелали бы жить, не томясь жаждой, голодом и так далее и не испытывая наступающих в результате всего этого состояний.
55
Протарх. Похоже на это.
Сократ. Но противоположностью становления все мы назвали бы разрушение, не так ли?
Протарх. Необходимо назвали бы.
Сократ. Стремящийся [к удовольствию] избирает, следовательно, разрушение и становление, а не ту третью жизнь, в которой нет ни радости, ни печали, а только разумение, сколь возможно чистейшее.
Протарх. Да, Сократ, получается, видно, большая нелепость, если кто-нибудь изображает нам удовольствие в виде блага!
Сократ. Большая, особенно если мы прибавим к сказанному еще следующее.
Протарх. Что?
b
Сократ. Разве не нелепо думать, что блага и красоты нет ни в телах, ни во многом другом и что они заключены только в душе? Да и здесь все сводится к одному удовольствию, мужество же, рассудительность, ум и другие блага, выпадающие на долю души, не таковы. К тому же при этих условиях не получающий удовольствия, страдающий вынужден был бы сказать, что он дурен, когда страдает, хотя бы он был самым лучшим из. людей, а получающий его, напротив, что, чем более он его получает, тем более преуспевает в добродетели в это время.
c
Протарх. Все это, Сократ, как нельзя более нелепо.
Сократ. Пусть, однако, не кажется, будто мы стараемся дать исчерпывающее исследование удовольствия и в то же время всячески избегаем касаться ума и знания. «Обстучим» же все это потщательнее, нет ли здесь где-нибудь изъяна[51], пока не обнаружим чистейшее по природе и не воспользуемся для общего решения самыми истинными частями как ума и знания, так и удовольствия.
d
Протарх. Правильно.
Сократ. Итак, не следует ли допустить, что одна сторона нашего знания, обращенная на науки, – творческая, другая же – воспитательная и образовательная? Или это не так?
Протарх. Так.
Сократ. Что касается искусств, то обсудим сначала, не содержат ли в себе одни из них больше знания, а другие – меньше и нужно ли одни из них считать чистейшими, другие же – менее чистыми.
Протарх. Конечно, следует поступить именно так.
Сократ. Мы должны, стало быть, в каждом из них выделить руководящие части.
e
Протарх. Какие и каким образом?
Сократ. Допустим, что кто-нибудь выделит из всех искусств арифметику, измерительное искусство и искусство взвешивания, – в таком случае остальное окажется, так сказать, несущественным.
Протарх. Конечно, несущественным.
56
Сократ. После этого осталось бы заняться подражанием, то есть уподоблением, упражнением ощущений с помощью навыка, опыта и способностей к угадыванию, все это многие называют искусствами, могущими достигать совершенства благодаря упражнению и труду.
Протарх. То, что ты говоришь, совершенно необходимо.
Сократ. А этим полна прежде всего музыка, строящая созвучие не на размере, но на упражнении чуткости; такова же и вся часть музыки, относящаяся к кифаристике, потому что она ищет меру всякой приводимой в движение струны по догадке, так что содержит в себе много неясного, устойчивого же мало.
b
Протарх. Совершенно верно.
Сократ. Такие же свойства мы обнаружим у врачебного искусства, земледелия, искусства управлять кораблями и военного искусства.
Протарх. Разумеется.
Сократ.