[186], которые, говорят, были очень красивы.
Иокундус. Что написано на верхней притолоке двери?
Витрувий. «Вернись в убежище спокойствия от душевных волнений».
Иокундус. Что на внутреннем косяке двери?
Витрувий. «Да не введи себя в убежище несчастий». В закрытой комнате обычно тщательно хранятся особые хозяйственные принадлежности [домашняя утварь]. Это другое помещение – холодное. Видишь, все более темное и скрытое. Затем отопление снизу (hypocaustum) [187].
Иокундус. На мой взгляд, сильнее, чем для столовой.
Витрувий. Ты не замечаешь, что также находящаяся в глубине спальня нагревается той же самой паровой трубой?
Иокундус. Говорят, что спальни более теплые те, где никакого дымохода.
Витрувий. Обычно его нет в летних помещениях (in aestuariis).
Иокундус. Что за комната, столь изящная сводчатая?
Витрувий. Ларарий, или небольшое святилище, где вершится божественное дело.
Иокундус. Где отхожее место?
Витрувий. Общественная уборная у нас в верхней части, в амбаре, чтобы не пахло, ибо в опочивальнях мой хозяин пользуется ладьеобразными сосудами, чашами и горшками.
Иокундус. Какой красоты, какого восхитительного искусства все те башенки и пирамиды, и столбы, и указатели ветров!
Витрувий. Спустимся. Это кухня, это буфет. Это винный погреб, та кладовая, в котором нас чрезвычайно беспокоят хищные воры.
Иокундус. Как же сюда входят воры? Вижу, что все хорошо заперто и окна с железными решетками.
Витрувий. Через щели и дыры.
Лео. Значит, это мыши и ласки, которые расхищают у нас все съестные припасы.
Витрувий. Это задняя дверь дома. Всегда запертая на два засова в отсутствие хозяина.
Лео. Почему эти окна не имеют решеток?
Витрувий. Потому что редко открываются, ибо смотрят, как видишь, на тесный и темный переулок. Здесь редко кто находится и высовывает голову, потому мой хозяин и решил снабдить их позже решетками.
Лео. Какими решетками?
Витрувий. Может быть, деревянными, еще неясно, однако достаточно этого засова.
Иокундус. Сколь великолепны колонны и портик, полные величия! Смотри, как атланты и кариатиды являют блестящую красоту, как поддерживают здание, чтобы оно не рухнуло, хотя ничего не делают.
Лео. Таковы многие [из людей], которые, кажется, высоко ценятся, хотя живут бездеятельными и ленивыми, трутнями, наслаждающимися чужими трудами. Но что это за тот нижний дом, присоединенный к этому, столь плохо построенный из дерева и дырявый?
Витрувий. Это старое здание. Поскольку оно содержало трещины и имело огромные разрушения, мой хозяин решил воздвигнуть от основания другое (здание). Теперь оно [первое здание] – гнездо птиц и обиталище мышей, но скоро мы его разрушим.
XIII. Школа
Тиро, Спудей [188]
Тиро. Сколь изящна и великолепна Гимназия! Думаю, пожалуй, нет превосходнее ее в этой Академии.
Спудей. Судишь очень верно, добавь также то, что больше к делу относится: нет нигде более образованных и опытных магистров, которые преподают науку с большим умением.
Тиро. Должно быть, в таком случае занятия науками здесь в большой цене.
Спудей. И притом с большим сокращением [времени] обучения.
Тиро. По какой цене они учат?
Спудей. Немедленно забудь этот вопрос, столь низкий и столь неподходящий. В деле столь важном надо ли стараться узнавать об оплате? И сами, кто учат, не условливаются об оплате, и ученикам не подобает об этом думать. Какое вознаграждение может быть равным? Разве ты не слышал никогда аристотелевское высказывание, что богам, родителям и учителям невозможно воздать подобающую им благодарность. Бог создал человека в целом, родители производят тело, учитель формирует душу.
Тиро. Чему учат те учителя и как долго?
Спудей. У каждого имеются свои отдельные аудитории. И учителя – разные. Одни – усердно и с тяжким трудом весь день повторяют с детьми начальные элементы искусства грамматики; другие обучают более глубоким вещам из того же искусства; третьи объясняют риторику, диалектику и прочие науки, которые называются свободными или благородными.
Тиро. Почему этим именем?
Спудей. Потому что подобает, чтобы им обучился каждый благородный [189]. Напротив, вещи неблагородные, связанные с рынком, низкие, добываемые телесным трудом или руками, соответствуют скорее служилым и людям, которые умом не сильны.
А среди тех [школяров] одни – tyrones, другие – batallarii.
Тиро. Что же это за слова?
Спудей. И tyrones и batallаrii – слова, взятые из военной службы: tyro – древнее слово, обозначающее того, кто начинает служить в войске, галльское имя batallarius обозначает того воина, который уже однажды участвовал в сражении (галлы называют сражение batalla) в открытом бою и врукопашную с врагом. Так на литературной палестре в Париже batallarius начинает называться тот, кто публично ведет диспут в каком-либо искусстве. Потом назначаются преподаватели, которых называют от licentia (вольность) – лиценциаты, [хотя] лучше назывались бы назначенные. Наконец, они достигают докторской степени (doctura), когда при большом стечении народа в Академии возлагается шапка [на голову претендента], как если бы он одарялся свободой и становился заслуженным. В этом – высший почет и высшая ступень достоинства.
Тиро. А кто тот с такой большой свитой, перед которым шествуют жезлоносцы с серебряными жезлами?
Спудей. Это ректор академии. Его по обязанности [на церемонии] сопровождают многие.
Тиро. Сколько времени в день учатся мальчики?
Спудей. Несколько часов: один час почти перед рассветом, два – утром и два – пополудни.
Тиро. Так долго?
Спудей. Так требует обычай и древний заведенный порядок академии. Да и ученики то, что узнали в течение двух часов от магистров, обдумывают, снова изучают и как бы пережевывают оставленную им пищу.
Тиро. С такими криками?
Спудей. Они теперь упражняются.
Тиро. А для чего?
Спудей. Для познания.
Тиро. [Скорее] напротив, для криков, ведь, кажется, не о науке размышляют, а о должности глашатая. А этот один прямо неистовствует, да ведь если бы у него был здоровый ум, он так бы не вопил, не жестикулировал и не кривлялся.
Спудей. Это испанцы и галлы [и потому] более пылкие, и поскольку держатся разных мнений, постольку жарче сражаются, словно за семейные святыни, как говорится.
Тиро. Почему? Преподаватели здесь следуют различным философским положениям?
Спудей. Иногда они излагают противоположные взгляды.
Тиро. Каких авторов они объясняют?
Спудей. Не все одних и тех же, но в зависимости от того, насколько каждый наделен знанием, опытом и умом. Образованные [эрудиты] берут для себя писателей с тонким суждением, любых наилучших, и тех, которых вы называете классиками грамматики. Есть те, кто, по незнанию лучшего, опускаются до низших и даже достойных осуждения (capitecensos). Войдем, покажу вам публичную библиотеку этой гимназии. Это библиотека, которая по предписанию великих мужей смотрит на жаркий восток [190].
Тиро. Ба! Сколько книг, сколько добрых авторов, греки, латиняне, ораторы, поэты, историки, философы, теологи. И бюсты авторов.
Спудей. И притом сделаны как живые, насколько это возможно сделать, и это тем более ценно; все книжные полки и пюпитры, дубовые или кипарисовые, со своими цепочками [191]. Сами книги почти все пергаментные, украшенные разными красками.
Тиро. Кто это первый, с деревенским лицом, с поднятым вверх носом?
Спудей. Читай подписи.
Тиро. Сократ [192]; и он говорит: «Почему я, кто ничего не написал, помещен в библиотеке?»
Спудей. Отвечают следующие за ним Платон [193] и Ксенофонт [194]: «Потому что то, что другие написали, ты высказал». Долго было бы следовать за каждым в отдельности.
Тиро. О! Кто те, что сброшены в ту большую кучу?
Спудей. Католикон, Александр, Гугуций, Папиан [195], сочинения по диалектике, физике, софистике. Они те, кого я назвал достойными осуждения.
Тиро. Вернее, слабоумные.
Спудей. Все выброшено. Пусть берет, кто захочет, освободит нас от тяжкого бремени.
Тиро. Ох! Сколько работы будет ослам для вывоза их книг. Удивляюсь, что их не убрали, когда такое множество ослов повсюду. Когда-нибудь в ту же кучу сбросят Бартоло и Бальдо [196] и людей того же помола.
Спудей. Вернее, шелухи. Это не было бы ущербом для человеческого спокойствия.
Тиро. Эй, что делают те, в столь просторных плащах?
Спудей. Спустимся. Это баталларии, которые входят на палестру для борьбы.
Тиро. Пожалуйста, введи нас туда.
Спудей. Войдем, но молча и с уважением. Обнажи голову и смотри внимательно на каждого в отдельности. Ведь рассуждают о важных вещах, каковые более всего было бы полезно познать. Тот, кого ты видишь сидящим на возвышении, – это страж (praeses) диспута, судья (decretor) состязаний и как бы устроитель (agonotheta). Первая его обязанность – обозначить места спорщиков, чтобы не было никакого беспорядка и сильного волнения из-за желания выступающих опередить один другого.
Тиро. Что означает его меховая эпитога [197]?
Спудей. Это докторская одежда (эфестрис) – [знак] его выдающегося положения и достоинства. Он человек [наиболее] эрудированный из немногих, и при избрании кандидатов в теологи он стал одним из первых, и ему как самому ученому каждый из этой группы [ordo – факультета?] отдает первое место.