Аристипп. Но [говори] сколько захочется, ты не надоешь, поскольку мы сядем в тенистом месте и пение щегла или поможет твоей речи, или удержит ее (умерит) в гармонии (созвучие, согласие), как раб-флейтист речь Гракха [230].
Лурко. Что это за история?
Аристипп. После того как ты кончишь рассказ, ты услышишь о Гракхах и о graculis и о graеculis [231].
Лурко. Как-то я и Фрасибул, имея немного свободного времени, как обычно, прогуливались, пересекая центральную площадь. К нам присоединился Скопа. После первых приветствий и дружелюбного общения он начал пылко настаивать на том, чтобы мы на следующий день (который был вчерашним) были у него. Мы сначала извинялись, каждый по-своему. Я же [ссылался] на серьезное поручительство у очень раздражительного претора. Но Скопа, охотно хвастаясь своим богатством, начал хорошо продуманную речь, словно его жизнь была под вопросом. Что тут много говорить? Мы согласились, чтобы не ставить его в затруднительное положение.
Аристипп. А ты знаешь, какова действительно была причина пира?
Лурко. Какова же, скажи на милость?
Аристипп. Он сам человек поистине богатый, обеспеченный деньгами, одеждой, утварью. Но он купил серебряные фиалы, три позолоченные, и шесть чаш. Они потеряли бы для него свою ценность, если бы он не пригласил кого-то, кому показать. И, кроме того, он считает, что наслаждается богатствами, да и жена у него поощряет его к расточительству, называя его великолепием (magnificientiam).
Лурко. Итак, вчера в полдень мы пришли в его триклиний.
Аристипп. Каким был обеденный зал?
Лурко. На свежем воздухе, в тенистой прохладе. Все вполне тщательно подготовлено, украшено, облагорожено, всего достаточно для изящества, блеска и роскоши. Прямо при входе глаза и души всех оживляются прекраснейшим, приятнейшим видом. Огромный поставец (abacus) [232] был полон искусными вазами из всякого материала – из золота, серебра, горного хрусталя, стекла, слоновой кости, плавикового шпата (murrha); также [были] и другие из более дешевого материала – из сплава серебра и свинца, рога, кости, дерева, из обожженной глины, или глиняные сосуды, в которых искусство придавало прелесть используемому материалу. Действительно, было много изделий чеканной работы, все отделанные, начищенные, блеск почти ослеплял глаза. Там увидел бы ты два больших серебряных таза для омовения рук (malluvia) с позолоченными бортами, середина была золотая со знаками отличия. И тот и другой таз для омовения рук имели свое выходное отверстие, кран которого был позолочен. Стоял и другой таз для воды, стеклянный с позолоченной трубкой [отверстием], также керамический таз для омовения рук, работы города Малаги (Malacincis), насыщенно-красного цвета. [Там же] фиалы всякого вида, две серебряные для благороднейшего вина.
Аристипп. Я предпочел бы использовать стеклянные ампулы [233] или даже из обожженной глины, из тех, что называются каменные.
Лурко. Что делать? Такова природа людей. В них [вещах] не столько ищут изящества, сколько славы богатства.
Аристипп. Те богатейшие чаще кажутся такими другим, себе – бедными. Поэтому нет никакой цели выставлять и показывать [богатства] глазам особенно тех, кто не имеет никакого другого доброго искусства, чем то, которому доверяют. Однако продолжай.
Лурко. Край столика (cymatum) абака укрыт шерстяным ковром, доставленном прямо из Турции, поодаль от абака были поставлены два столика с серебристыми четырехугольниками и кругами. Каждому столику полагались свои солонка, ножичек, хлеб и салфетка. Под абаком – охладитель и большие корзины для вина. Затем разные места для сидений: кресла для одного человека, кресла для двух человек, скамьи и подготовленное складное кресло искусной работы для хозяйки с шелковой подушкой и скамейкой для ног.
Аристипп. Поставь, наконец, стол, разверни салфетку, ведь у меня из-за голода урчит в животе.
Лурко. Стол для еды (cibilia) был широкий, украшенный бахромой (segmentata), древней мозаичной работы; он принадлежал ученому (princeps) Дикеарху [234].
Аристипп. О, древний стол со сколь неравным хозяином!
Лурко. Он [Скопа] купил его на публичных торгах за достаточно высокую цену, ради того только, чтобы у него было то, что имел ученый. Подается вода для мытья рук, сначала со многими отказами и взаимными приглашениями и уступкой друг другу.
Аристипп. То же самое происходило на совместных заседаниях, когда каждый ставил себя ниже по сравнению с другим, того возвышал с высокомерной учтивостью, хотя каждый считал себя лучшим по сравнению со всеми остальными.
Лурко. Но хозяин распределил места по собственному праву. Освящен был стол маленьким мальчиком, на короткое время и поверхностно и не без ритма: «Что было поставлено и будет поставлено, да удостоится Христова благословения». Каждый разворачивает свою салфетку (chiromactrum) и накидывает на левое плечо и потом ножичком очищает хлеб, если посчитал его недостаточно очищенным слугой; ведь он был подан покрытый коркой (decrustatus).
Аристипп. Сидели удобно?
Лурко. Удобнее некуда.
Аристипп. Вы не могли плохо закусывать, ведь я хорошо знаю, что остальное [съедобное] будет подано в изобилии, если оно совсем недавно было на рынке.
Лурко. Ничего вернее; и все же само изобилие вредит. Возле стола стоит устроитель пиршества, раскладывающий ножички и вилочки. Входит с большой помпой распорядитель пира с длинной вереницей мальчиков и взрослых, которые несли блюда первого кушанья.
XVII. Пир
Скопа, Симонид, Крито, Демокрит, Полемон [235]
Скопа. Где у нас Симонид?
Крито. Он говорил, что сразу же придет, как только встретится с должником у центрального рынка.
Скопа. Правильно делает. От должника легче выпутаться (освободиться), чем от кредитора.
Крито. Почему же это?
Скопа. Это как в военной победе условия ставит победитель, а не побежденный. Ведь [так кредитор уходит] от должника, когда сам того же хочет, [должник] – от кредитора, когда другой [готов его отпустить]. Но разве все вы не договорились, как было условлено, оставив дома серьезность, принести с собой веселость, остроумие, красоту, приятность?
Крито. Разумеется так, надеюсь, мы будем, как наставляет Марк Теренций Варрон, веселыми людьми.
Скопа. Остальное пусть будет моей заботой.
Крито. Вот тебе Симонид.
Скопа. Добро пожаловать!
Симонид. И вам благоденствия!
Скопа. Очень приятно.
Симонид. Право же, очень неудобно, ведь для обеда я был приглашен, а не для ожидания. Но скажите на милость, вы долго меня ждали?
Скопа. Не очень.
Симонид. Почему не отправились к столу без меня? По крайней мере, начали бы есть фрукты, которыми я не очень увлекаюсь.
Скопа. Добрые слова. Разве в твое отсутствие мы бы сели за стол?
Крито. Хватит любезностей. Приступим уже к делу. Наилучший и нежнейший хлеб, он не больше весит, чем если бы был губкой, пшеничный, урожая нынешнего года (sitanius); у вас усердный мукомол (polinctor).
Скопа. Росций – управляющий мельницей.
Симонид. Разве его никогда на нее не изгоняли? [236]
Скопа. Да не будет этого, при столь усердном слуге!
Демокрит. Принеси мне [хлеба] из пшеничной муки грубого помола (antopyrum).
Симонид. Мне же второго сорта или ржаной.
Скопа. Почему такого?
Симонид. Потому что я услышал и сам потом узнал, что ем меньше, когда хлеб неприятного вкуса.
Скопа. Эй, парень, принеси ему простого и обычного хлеба из черного, если он так хочет. Только так мы будем пировать радостно, если каждый возьмет то, что ему более всего будет нравиться.
Полемон. Этот хлеб, который ты настолько одобряешь, пористый [рыхлый], водянистый, я предпочитаю более плотный.
Крито. Мне же нравится пористый, только чтобы он не был приготовлен наспех. А этот даже поднял пузыри (hectas) [237], что обычно получают испеченные в золе, хотя, как достаточно ясно, есть печь.
Полемон. Это простой хлеб и смешан с мякиной, и кислый, так сказать typhaceum.
Скопа. Так обычно наши крестьяне всю пшеницу, которую сюда привозят, прежде в деревенском доме смешивали с мякиной и со многими сортами семян. Вкус же – от излишней закваски.
Полемон. Никакой род людей не является более лукавым, чем этот. Они не делают плохо, разве лишь когда не умеют.
Крито. Этот хлеб недостаточно заквашен.
Демокрит. Посчитай, что ты сегодня иудей, иудеи питались по приказу Бога неквашеным хлебом [238].
Крито. Именно так, потому что были людьми слабейшими (pessimi), поскольку запрещена им свинина [239], приятнее которой по вкусу нет ничего и ничего здоровее, если ешь умеренно. И именно им приказано есть неквашеный хлеб с диким латуком, который очень горек.
Полемон. Все это имеет более высокий смысл. Оставим это.
Скопа. И именно спор о хлебе. Если о закуске будет столько споров, произойдет большой раздор во всем пире.
Крито. Окажется бесспорным то, что говорит Гораций:
«Трое гостей у меня – все расходятся, вижу, во вкусах,
Разные нёба у них, и разного требует каждый» [240].
Скопа. Принеси блюда и тарелки с вишнями, сливами, гранатами, яблоками и спелыми персиками.
Полемон. Почему Варрон сказал, что число сотрапезников не должно превышать числа муз [241], хотя об их числе неизвестно? Ведь одни называют трех, другие – шесть, третьи – девять.