Абстемиус. Пей так, чтобы нельзя было опьянеть.
Азотус. Состояние моего тела не переносит этого.
Абстемиус. А что, если бы ты настолько проголодался, что не смог насытиться никакой пищей, кроме как измучиться [от голода]?
Азотус. Но это было бы не голодом, а болезнью.
Абстемиус. Конечно, нужна была бы медицина для устранения того голода, а не пиры. Не правда ли?
Азотус. Почему бы нет?
Абстемиус. Вообще говоря, тебе нужны были бы врач для этой жажды, а не трактирщик, и обращение по поводу питья к торговцу лекарствами, а не в винный погребок. Это не жажда, а болезнь, и притом опасная.
XIX. Королевский двор
Агриус, Софрониус, Холоколакс [268]
Агриус. Почему столь многие сопровождают короля в столь разном убранстве?
Софрониус. Но почему ты смотришь скорее не на лица, а на убранство и одежду? Ведь больше различных и разнообразных лиц, чем убранства и одежды.
Агриус. А в чем смысл [разговора] о лицах?
Софрониус. Ведь одеваются то по средствам, то из соображения достоинства или рода, часто также из амбиции каждого или из тщеславия. Многие также используют в одежде изящество как приманку и сеть (pro hamo et reti) для того, чтобы добиваться благосклонности или короля, или знати, нередко чувств девушек. Лицо же следует настроению души, оно почти такое, каков внутренний облик души.
Агриус. Но почему столь многие сюда собираются?
Холоколакс. Разве не подобает, чтобы многие были там, где глава и правитель всей провинции?
Софрониус. Справедливо. Но многие не столь смотрят на государство, сколь на частное [частные вещи, находящиеся в личной собственности], и следуют за тем, в чьих руках управление не столько родиной, сколько имуществом [состоянием].
Холоколакс. Почему бы нет, когда, пожалуй, всё – охота за деньгами (pecuniae venalia).
Софрониус. Но так говорят те, душа и ум которых совсем ничего из себя не представляют, здоровье же и дарования тела ничтожны.
Агриус. Зачем к этой дворцовой суматохе (tumultu) [подходить] с таким философским умозрением? Я же предпочел бы узнать от вас, каковы те [придворные] в таком большом количестве, столь разного вида и внешности.
Холоколакс. Ради тебя я все рассмотрю по порядку. Ведь Софроний, насколько понимаю, не очень вращался при дворах, я же посетил в свите все дворы, [всюду] проник, осмотрел, внимательно разглядел, будучи всем всегда приятным и доставляющим удовольствие.
Софрониус. Откуда, думаю, и прозвище себе приобрел.
Холоколакс. Ты понимаешь. Но, слушай, Агри: тот, к кому устремлены уши, глаза, ум всех, есть король, глава государства.
Софрониус. Верно, король, и потому, когда он мудрый и честный, – это благо, но когда злой и безумный – погибель.
Холоколакс. Тот, кто следует позади, мальчик, сын его, наследник, кого в греческом дворе называли δεσπότης, то есть господин, в Испании называют принц (principem), в Галлии – дофин (delphinium). Те, украшенные ожерельями, в одеждах из чистого шелка, золотистых, – знатнейшие люди королевства, отмеченные званиями за военные подвиги – князья (principes), герцоги (duces), главы пограничных территорий (praesides limitanei), которых называют marchiones, графы (comites), мужи, которые называются варварским словом «бароны» (barones), рыцари (equites). Тот – начальник конницы, кого в народе называют comitem stabilem [269] (начальник конюшни), именем, взятым из греческого двора, где он именовался magnus conestabulus, как глава (начальник) (prefectus) моря – адмирал. Есть и префект претория, который не только руководит дворцом, но также и охраной, кого во времена Ромула называли префектом быстрых (praefectus celerum), а саму охрану быстрыми (celeres) [270].
Агриус. А кто те, в одеждах, спускающихся до пят, с большой строгостью на лице?
Холоколакс. Советники короля.
Софрониус. Надлежит, чтобы те, которых государь (princeps) использует для совета, были в высшей степени благоразумными, c опытом в больших делах и в решении [их] со строгостью и с соблюдением высочайшей меры (умеренности).
Агриус. Почему так?
Софрониус. Потому что они уши и глаза государя и даже всего королевства. И это тем более, если король слеп и глух, охвачен своими страстями или наслаждениями либо невежествен.
Агриус. Даже при одном безглазом и другом глуховатом они также уши и глаза?
Софрониус. Хуже слепота и глухота сердца.
Холоколакс. За теми, кто в советниках, следуют писцы, и их немало, и они не одного звания; затем те, кто управляет или заведует имперским имуществом, сборщики [податей], государственные казначеи, начальник государственной казны, управляющий казной и судебный защитник казны (advocatus).
Агриус. Кто те щеголеватые и нарядные юноши, которые всегда следуют за королем и находятся подле него, одни с улыбкой, другие с открытым ртом, словно обязанные восторгаться?
Холоколакс. Это свита приближенных [самых близких] друзей – радость и утеха короля.
Агриус. Почему тех двух входящих сопровождают многие с нахмуренными лицами (vultuosi)?
Холоколакс. Потому что у короля к ним [тем двум] особое доверие, один префект священного хранилища, или глава секретарей[писцов], другой – секретных бумаг, у кого есть бревиарий [статистический обзор] государства. Равным образом [также] он [как бы служит] у государя в качестве памяти (a memoria); по этой причине столь многие ежедневно предлагают свои услуги, чтобы память его воскрешать и восстанавливать, поскольку он есть память государя. Те же, кто хмурит лица, являются спорщиками [тяжущейся стороной], которые преследуют свои интересы, и их дела никогда не находят конца из-за долгого непрерывного ряда затягиваний. Те двое, которые гуляют в портике, – префекты, один в опочивальне, другой в королевской конюшне, они имеют под собой многих других слуг в опочивальне и конюхов. Но войдем в королевский обеденный зал.
Агриус. О, какая толпа! Какая подготовка, столь беспокойная и с мелочной тщательностью!
Софрониус. Это же будешь наблюдать с бóльшим восхищением, если узнаешь, к сколь легкому делу оно относится, это действительно подобно тому, как подверженный морской болезни человек съел одно яйцо и выпил немножечко вина.
Холоколакс. Вот распорядитель этого пира семи дней с индийской тростью, вот юноша виночерпий. Еще не вошел устроитель пиршества.
Агриус. Кто будет обедать с королем?
Холоколакс. Кто поистине был бы столь блажен, кто мог бы возлежать на пиру богов? [271]
Софрониус. Но некогда на королевскую трапезу приглашались пировать только начальники войска, только мужи славного рода, в иных случаях [люди], выдающиеся или делами, или образованностью, от слов которых король становился лучше и мудрее. Но высокомерие готов и других варваров породило этот наш обычай.
Холоколакс. Знатнейшие имеют своих приспешников, оруженосцев, взрослых, мальчиков-слуг, мальчиков пеших и на лошади. Среди них прославленные богатые, которые принимают многих на надлежащей трапезе. Другие, которым это в тягость, посылают друзьям корзинки с провизией или деньгами, и это полезнее более бедным друзьям. Но хорошо пировать имеет больше блеска.
Агриус. Кажется, я вижу в той столовой другой род людей.
Холоколакс. Это гинекей, там обитает королева со своими матронами и детьми. Посмотри, как входят и выходят из Парфенона [272], словно пчелы из улья, юноши – поклонники, рабы страсти.
Софрониус. Часто и старики вдвойне дети.
Холоколакс. Нет большего наслаждения, чем слушать остроумно придуманные речи их или поэмы, песенки, предрассветные мелодии, разговоры с девушками, видеть танцы, прогулки, разнообразие цветов в насаждениях, виды и формы одежд. Они имеют мальчиков-писцов, через которых посылают и возвращают обратно послания. А те объявляют и возвещают их там и тут. С какой ловкостью, тщательностью, воспитанностью, Боже праведный, с обнаженными головами, преклонив колена и даже став на колени! Случается ежедневно слушать и видеть что-то новое, неожиданное, выдуманное или сказанное остроумно и тонко, сделанное смело, или искусно, или легко.
Софрониус. Напротив, небрежно.
Холоколакс. Какое счастье больше? Кто мог бы от такого удовольствия уклониться?
Софрониус. Колакс, Колакс! И ты без любви безумен и без вина пьян. Какая глупость может быть больше, чем описанная тобой!
Холоколакс. Не знаю, как получается, что из школ, как ты можешь видеть, многие уходят, а пришедшие во дворец, в нем старятся.
Софрониус. Они подобны тем, которые выпили бокал у Цирцеи [273]; оставив разум и переродившись натурой (природными свойствами) в животных, они не захотели затем выйти и вернуться к природе и состоянию людей.
Агриус. Но когда каждый вернется в свой дом, что все они делают? Чем занимаются, чтобы, по крайней мере, коротать время?
Софрониус. Почти все они не делают ничего более серьезного, чем то, что ты видишь. И притом для них досуг – родитель и кормилица многих пороков. Играют же в кости (taxillum), карты, alveolo, словесные баталии [274]; другие проводят пополуденные часы в тайном злословии и искусной брани, то есть дома сидят сложа руки; некоторые попадаются на удочку вертопрахам и шарлатанам, по отношению к которым они очень щедры, к прочему – скупы и скаредны. Но главная порча двора – лесть каждого относительно всех других и, что хуже всего, самих себя. Она [лесть] приводит к тому, что никто никогда ни о себе, ни о товарище не услышит надлежащую истину, разве случайно в ссоре [в тяжбе, суде], и эту истину он мало принимает за истину, но за оскорбление.
Холоколакс. Этот заработок теперь очень прибыльный