ых купюр и занялся операцией по выносу мешочков с ценным материалом за территорию завода. Ученик доцента и вправду оказался лучшим, потому что за пару недель смог разными способами стырить со склада три тонны искомого продукта, привезти в Пермь и не обмануть. Витька с доцентом пожали друг другу руки и, довольные, разошлись, как в море корабли, потому что учеников при складах у того больше не было, а на Чусовском заводе феррованадий закончился: кризис промышленности в стране, что ж делать? Вот так хорошо начиналось.
Потом потянулись различные маргиналы и просто мелкие воришки, сдававшие нержавейку килограммами: ложки, украденные с дач, слитки, стащенные с заводов, каких в области было великое множество. Геннадий Николаевич, однако, был доволен.
Черные дни начались в августе. Однажды к Вите пришел вороватый мужик в отрепье и предложил купить пять слитков нержавейки. Витя кивнул, полагая, что тот принесет их в авоське, но оказалось, что каждый слиток весом в тонну, и вообще это никакие не слитки, а станины для агрегатов. Но Вите было все равно, мужик соглашался на небольшие деньги. На следующий день пара грузовиков прибыла на площадку, арендованную парнями для разгрузки и загрузки металлолома. Машины взвесили, все оказалось верно, вороватый получил деньги и тут же исчез, а после него на площадке появилось несколько наглых молодцов с холеными физиономиями. Они смотрели, как разгружают станины, пинали кучи сданных ложек и мисок, плевали на асфальт и вообще вели себя вызывающе. Витя смотрел на них, смотрел, не выдержал и подошел:
— Вы металл хотите сдать?
— Нет, — сказали молодцы и показали красные книжицы МВД.
— И чо? — удивленно спросил Витя.
— А вот чо, — ответствовали молодцы, крутя ему руки. В следующее мгновение Витя был водружен на грязное сидение «девятки», зажат со всех сторон мускулистыми молодцами, которые выпустили его уже в районном отделении милиции. В кабинете на него посмотрел глазами, полными тоски, лысый человек в штатской одежде с сигаретой в узловатых пальцах.
— Привели? — спросил он молодцев.
— Так точно, товарищ майор, привели. Купил ворованные станины с НПО «Искра». Заявление, протокол — все у нас. Разрешите идти за следующим?
Тоскливый человек, оказавшийся майором, махнул рукой, и молодцы, отстегнув с Вити наручники, скрылись за дверью. Майор затянулся, затушил сигарету в груде окурков, выпирающей из пепельницы.
— Ну что, милок, сидеть будем? Или выберем другую меру пресечения?
— А вы кто? За что меня? — изумленно спросил Витя, уже кое-что подозревая.
— Отдел борьбы с экономическими преступлениями. Вы задержаны за скупку краденого. Статья ука эр эф сто семьдесят пятая — организованная группа лиц, до семи лет. Посидишь семь лет?
Витя похолодел. Сидеть семь лет не хотелось. Но к чему клонит майор, он пока не догадывался, ибо с милицией до этого дела не имел.
— Ну, что молчишь, разбойничек? Сидеть или не сидеть?
— Не сидеть, — прошептал Витя, все еще ничего не понимая.
— Вот. Верно. А что нужно делать, чтобы не сидеть?
— Не совершать нехорошие поступки, — еще тише прошептал Витя.
— Тьфу ты, где тебя ростили-то? Как переть с завода — так умный, как не сидеть — так дурак.
В дверь заглянули. Майор вскинулся, грозно стукнул по столу:
— Чего там еще?
— Товарищ майор, вот хотел спросить по тому делу… Витька, ты?
Витя оглянулся и узрел своего школьного товарища Димку, только пополневшего, в погонах лейтенанта.
— Дим, привет. Ты здесь… работаешь?
— Ага. Товарищ майор, а его за что?
— Сто семьдесят пятая.
— Можно поговорить?
Майор посмотрел на Витю, кивнул на дверь:
— А ну выйди, ушкуйник, только бежать не вздумай!
Через полчаса Дима вышел, пожал Вите руку, толкнул к двери:
— Иди, все нормально, но впредь будь осторожнее.
И ушел по коридору. Витя вернулся в кабинет. Майор смолил сигарету.
— Понимаешь, вы тут родину разворовываете, богатеете, а я машину себе купить не могу, — майор развернул сложенный листок из журнала, показал Вите. На нем был изображен сверкающий автомобиль с четырьмя кольцами. Майор бережно разгладил листок. — Ауди. Мечта моя. Вот, коплю. Короче, давай пять тыщ долларов и иди с Богом. Лады?
Витя кивнул. Расстаться с пятью тысячами долларов было легче, чем провести семь лет в тюрьме, а Леха поймет, простит. И Геннадий Николаевич тоже простит, что потратили его деньги. Ведь он, Витя, отработает.
Леха, конечно, его отругал, но согласился, выделил пять тысяч. А тут нате — приперся этот участковый! Откуда взялся только? Вот и сидели понуро два начинающих предпринимателя, не зная, что делать. Первым заговорил Витя:
— Вот скажи, Леха, вот почему они все нас имеют? Милиция имеет, бандиты имеют, Геннадий Николаевич — и тот тоже. Ну как жить?
Еще помолчали, пока Вите не пришла в голову мысль, которая вызвала у обоих неописуемый восторг. Вечером к участковому Витя пошел один.
Иван Гаврилович сидел за маленьким столом в тесной каморке и радостно пересчитывал денежки. Удача шла к нему в руки. Первые два киоска сразу принесли искомую сумму, не торговались, согласились выплачивать ее регулярно. Дача и подержанная «девятка» колыхались бредовым туманом перед лицом Ивана Гавриловича, обретая все более отчетливые формы. Теперь надо дожать этих скупщиков металлолома, но тут участковый не переживал, с такими сосунками он справится на раз.
Пришел только один из них, робко постучал в дверь. Иван Гаврилович напустил на себя суровость, указал на стул и взял принесенную парнем книгу покупок. Развернул и не смог сдержать улыбки: у парней деньги были, и немалые. Сумма вырисовалась сразу, сказывался опыт милицейской работы, но участковый полистал еще, помолчал, потом убрал книгу в ящик стола и изрек:
— Книгу изымаю как вещественное доказательство преступной деятельности на вверенной мне территории. Верну, когда заплатите штраф. Завтра принесешь пятьсот долларов и каждый месяц будешь столько отдавать, понял? Это оплата лицензии на… — Иван Гаврилович за мгновение задумался, не зная еще, за что бы им платить, но быстро придумал, — лицензии на осуществление преступной деятельности на вверенной мне территории, которая при оплате становится легальной, понял?
Парень кивнул. Видения машины и дачи стали совершенно отчетливыми, но мгновенно растаяли, когда тот заговорил:
— Товарищ участковый, я завтра не могу, завтра придет человек ко мне за деньгами, тоже лицензию просил оплатить. Может, такую же, как у вас?
— Что еще за человек? — грубо спросил раздосадованный Иван Гаврилович. — Зачем придет?
— Сам не знаю, суровый человек, завтра в два придет.
— Так я тоже приду, ждите.
Парня он выпроводил, нахмурил лоб. Ситуация немного изменила цвет с радужной на красноватую, но Иван Гаврилович отступать не привык. «Бандиты уже к рукам прибрать решили. Нет, нас так просто не возьмешь, вот посмотрю, что за гаврики!» Участковый велел сержантам завтра быть в два в участке, собрал вырученные деньги и отправился домой кушать борщ и котлетки, изготовленные любимой супругой в ожидании перемен к лучшему.
На следующий день Иван Гаврилович направился в маленький офис молодых скупщиков металлолома. Войдя в дверь, он увидел вчерашнего парня и крепкого лысого мужчину. «Вот он, бандюга», — подумал участковый и решил сразу взять быка за рога.
— Эй, браток, ну-ка встань-ка, когда с тобой разговаривает майор милиции! — грозно сказал он, раскатывая «р», как Высоцкий в фильме «Место встречи изменить нельзя». Иван Гаврилович даже преобразился, войдя в образ защитника закона и порядка. «Браток» удивленно вскинул брови, намереваясь что-то ответить, но Иван Гаврилович был в ударе и рта ему раскрыть не дал: — Р-руки на стол! Бугай такой, а бандитизмом промышляешь! На пашню бы шел, хлеб выращивал, сельское хозяйство поднимал. И не балуй у меня, — участковый звякнул наручниками, — а то живо закую и в каталажку! Сидел уже, небось, в обезьяннике? Вот и еще посидишь. Короче, слушай сюда, мордоворот. Это ребята мои, а ты иди ищи себе другую кормушку. Ты от кого? Чьих будешь? Подосёна или Якутенка? Нет? Сам по себе, шпана районная?
Лысый поднялся, достал что-то из заднего кармана джинсов и показал Ивану Гавриловичу со словами:
— Я Степашина буду, Сергея Вадимовича, Министерства внутренних дел.
Участковый, не понимая, смотрел на разворот красной книжицы, а лысый продолжал:
— Ты, участковый, не туда сунулся. Ты бы шел к себе в каморку пьянчужек обирать. Еще увижу — пойдешь в тюрьму. Не умеешь — не берись, на вот тебе, — лысый сунул в раскрытый рот Ивана Гавриловича стодолларовую купюру. — И стой смирно, когда с тобой разговаривает сотрудник отдела по борьбе с экономическими преступлениями, взяточник хренов!
Иван Гаврилович часто дышал носом, не в силах достать изо рта банкноту.
А вечером супруга вызвала домой «скорую», и увезли Ивана Гавриловича в первую клиническую с инфарктом, где он и скончался, сжимая в ладони сто долларов, которые нашли у него санитары, кое-как разжав пальцы окоченевшей руки. Купили на них спирта и закуски да отпраздновали наступающий день авиации в помещении морга, так как служили срочную в авиаполку.
Но превратности судьбы не оставили Витю с Лехой и в дальнейшем. Леха часто размышлял о судьбе российской валюты, убирая пачки денег, превращенные из долларов в рубли для оплаты невзрачным поставщикам нержавеющего сырья:
— Нестабильная у нас экономика. Чуть что — и кранты рублю. Ты как думаешь, Вить?
Витя в экономике мало что смыслил, поэтому успокаивал нервного товарища цитатами из теленовостей:
— Вчера Кириенко выступал. Говорил, что все стабильно, доллар не превысит в этом году отметку в шесть пятьдесят. Кириенко же не будет врать, умный, премьер-министр. А еще сам Борис Николаевич выступал. Отрезал прямо: мол, девальвации не будет! Вчера и сказал, в четверг. Неужели президенту не верить? Если ему не верить, то кому тогда?