– Да ничего она не заметит.
Спускаясь по ступенькам башни, она вполголоса объяснила Диане, что прочитанное письмо можно будет без труда просунуть и в верхнюю щель закрытого ящика.
– Это же старинный комод, а не сейф. Ящики не закрываются герметически. Представь себе почтовый ящик – вытащить без ключа почту из него почти невозможно, а вот всунуть – просто детская игра.
Они едва успели зайти в Дианину комнату, как дверь открылась, и в квартиру вбежала сияющая Дзелия, за которой следовали Форика и Приска, встретившая их на лестнице.
– Смотри, Диана, еще один Пеппо! – и возбужденная от радости Дзелия рассказала им историю чудесной находки. После чего она направилась в свою комнату, чтобы надеть на новую обезьянку одежки старой. – Вы только подумайте: когда Командор вернется, у меня будут два Пеппо – Первый и Второй! Близнецы!
Форика метнула на нее полный упрека взгляд:
– Значит, это неправда, что ты его потеряла! Вот обманщица! А я, глупая, вздумала тебя утешить. В следующий раз можешь реветь, пока не затопишь весь дом.
Но в голосе ее не слышалось злобы. Форика не знала, что за трюк выдумала Дзелия, чтобы передать Командору свою игрушку, но была уверена, что тот ее не получил. Что же касается его возвращения… лучше малышке не обнадеживаться. Когда за чьей-то спиной закрываются двери «Оливкового сада», то, уж в этом можно было не сомневаться, они для него больше не откроются.
Зато Приска, которая видела будущее Командора более оптимистичным, сказала громким голосом, словно желая бросить вызов пожилой служанке:
– Если хочешь, Дзелия, когда вернется Пеппо Первый, я подарю тебе мою кукольную коляску на два места. Я все равно с ней уже давно не играю.
Форика укоризненно взглянула на Приску и обратилась к Диане:
– Ну коли ты дома, то я вернусь в кухню готовить печенье. А то кто знает, что натворят без меня девочки! Приглядывай за сестрой.
Диана обменялась с Розальбой понимающим взглядом. Еще немного, и они узнают, что же писал маме Манфреди! Вот хорошо, что Приска тоже как раз подошла.
Но Форика, уже положив руку на дверную ручку, вдруг заметила на персидском ковре у входа крошечное пятнышко. Настолько крошечное, что ей пришлось наклониться, чтобы разглядеть его.
– Хотела бы я знать, кто это такой невоспитанный, что не чистит ноги перед тем, как войти в дом! – возмущенно воскликнула она. – Да здесь, небось, миллион бактерий! Будем надеяться, что аммиак его выведет.
И вместо того чтобы выйти, она направилась в кладовую и вернулась оттуда с тряпками, щетками и различными бутылками, намереваясь немедленно извести «эту гадость».
Вытаскивать письмо при ней было слишком рискованно. Диана разочарованно вздохнула, но Розальба улыбнулась ей, со значением похлопывая себя по карману. Требовалось всего лишь подождать лишних десять минут.
«Что это за загадки?» – взглядом спросила у подруг Приска. И те тоже взглядом ответили: «После. После».
– Если хочешь списать задание по геометрии, то мы уже закончили. Вот оно, – фальшивым голосом первой зубрилы в классе произнесла Розальба.
– А что нового в «Илиаде»? Все еще продолжается резня? Или есть что-то новое? – таким же тоном спросила Диана.
Но в голосе Приски, когда та ответила, не было ни нотки фальши. Глаза ее заблестели:
– Да, резня продолжается. Но есть и кое-какие новости!
– Какие же?
– А такие, что хоть один раз эти наглецы боги получат по заслугам! Помните Диомеда? Пусть он всего лишь человек, зато преподаст им такой урок, что им ввек не забыть! – Приска была так горда, так взволнована, что неграмотный человек, как, например, Форика, которая никогда не читала «Илиаду», мог бы подумать, что Диомед – это ее кузен, или, может быть, даже жених.
Глава четвертая,в которой хоть один раз простой смертный выстоит против Афродиты, Аполлона и Ареса
В самом деле, во второй части пятой книги происходили странные вещи. Для начала Диомеда ранит в плечо стрела Пандара, но вместо того чтобы пасть на землю мертвым, он говорит своему кучеру (хотя правильное его название было «возничий». Тереза как-то скопировала у себя в школе великолепную бронзовую статую «Дельфийского возничего» и послала рисунок Диане, чтобы хоть как-то отблагодарить ее за все рассказы об «Илиаде»): «Вырви ее, Сфенел, вырви стрелу!» После чего стирает пару капель крови и снова мчится сражаться как ни в чем не бывало. (Если честно, моментально выздороветь ему все-таки помогла Афродита, но мужество было его и лишь его!)
Потом он бросается на поиски Пандара, чтобы отомстить ему. Но этот трус, как только Диомед разглядел его среди других воинов, тут же упросил Энея взять его к себе в колесницу. Не забывайте, что Эней, двоюродный брат Гектора и Париса, был не просто воином и героем, потому что отец его был простым смертным, а мать богиней, прекрасной Афродитой. («То есть, – подумала Диана, – он был сводным братом Купидона, хоть и совершенно на него не похожим».)
Кстати, это различие между героями и полубогами возмущало Приску еще с первого класса. Во всех книгах по мифологии было ясно сказано, что если бог-мужчина имел ребенка от смертной женщины, как например Зевс и Леда, королева Спарты, то ребенок этот становился полубогом и наследовал от отца все, включая и бессмертие. Из-за этого еще произошли неприятности с близнецами Кастором и Полидевком, братьями Елены. Хоть они и были близнецами, но один, сын Зевса, был бессмертен, а другой, сын смертного мужа Леды короля Тиндара, должен был когда-нибудь умереть. Но братья настолько любили друг друга, что Полидевк, лишь бы не расставаться с Кастором, поделился с ним своим бессмертием. Один день оба они проводили в царстве мертвых, а следующий, тоже вместе, на Олимпе с богами. Вот отличный пример того, как братская любовь может восстановить справедливость.
А вот что касается героев, тут уж Приска никак не могла согласиться с существующим положением вещей. Если ребенок рождался от смешанного брака, но бессмертной была его мать, то в этом случае он не наследовал ровно ничего божественного. Он являлся всего лишь героем, то есть обладал большей силой, чем все остальные смертные. Как, например, Ахилл, сын морской богини Фетиды и смертного Пелея. Или Эней, сын богини Афродиты и троянского пастуха Анхиса. Обоим им было суждено умереть без всяких скидок на божественное происхождение.
Приска не сомневалась, что если бы в те времена существовали феминистки, то они устроили бы кучу протестов: собраний, демонстраций; ложились бы на землю посреди дороги; составляли бы манифесты, явились бы в парламент, пока не добились бы того, что дети от всех смешанных браков, причем неважно, кто именно из родителей у них был божественного происхождения, имели бы равные права и возможности.
Но вернемся к Энею, который был всего лишь героем, и к Диомеду, который вообще никем не был, зато мужества ему было не занимать.
Когда Сфенел, возничий Диомеда, увидел несущуюся на них колесницу Энея с Пандаром на борту, то воскликнул: «Бежим, Диомед, они куда сильнее нас, тем более их двое!» А Диомед ему в ответ: «Да ни за что на свете! Наоборот, ты лучше приготовься: мы еще оставим этих двух красавчиков пешком!»
И своим копьем (ну и с помощью крошечной подмоги Афины Паллады, чего там таить) Диомед ударил Пандара точно в лоб и убил его на месте. Его возничий схватил под уздцы обеих лошадей и увез колесницу к греческим кораблям в качестве военного трофея. Эней, который отличался благородством, хотел защитить тело мертвого друга, потому что в те времена была привычка снимать с трупов соперников доспехи и оружие и забирать себе. Все так делали, не только греки.
Тогда Диомед поднял огромный камень и бросил его в Энея. Тот рухнул на землю без сознания, сам готовый быть убитым и раздетым. Но – вот тут и начинаются фаворитизмы – богиня Афродита быстренько слетела с Олимпа, подняла лежащего без чувств сына, окутала его вуалью своего платья, чтобы скрыть от глаз простых смертных, и унесла в безопасное место.
Но Диомед узнал ее и, вместо того чтобы испугаться (она же была богиней), ранил ее острием своего копья в руку. Боги бессмертны, их нельзя убить, но если их ранить, то вместо крови они теряют прозрачную жидкость под названием «жизненная влага» – Приске на ум всегда приходил бесцветный ликер, которым мама угощала гостей, и дед еще называл его «живительная влага».
Афродита, перепуганная донельзя, ибо никто из смертных до сих пор не осмеливался поднять на нее руку, бросает тело Энея и спасается бегством. Она просит у Ареса, который сидел себе в стороне и наблюдал за боем, одолжить ей его колесницу, на которой и возвращается на Олимп. Там она сразу же бросается жаловаться направо и налево, но Гера и Афина лишь зло насмехаются над ней, и даже сам Зевс говорит: «Так тебе и надо! Ты же богиня любви. Чего тогда лезешь в военные дела?»
А как же бедный Эней? Диомеду не удалось нанести ему последний удар, потому что, пока Афродита убегала, ему на помощь поспешил Аполлон, бог Солнца (и брат Дианы), который, не обращая ни малейшего внимания на всех тех быков, которых перерезали на острове Криса в его честь, вечно устраивал всякие каверзы грекам. Не говоря уж о том, что он был ужасным богом, сильным и мстительным. Мы уже видели, что натворили в греческом лагере его отравленные стрелы. Но Диомед нисколько не испугался и стал сражаться с ним за тело Энея. Чтобы хоть как-то остановить его, Аполлону пришлось целых три раза потрясти перед лицом своим ослепляющим щитом, который сиял сильнее, чем солнце, и заорать так сильно, что земля затряслась у них под ногами.
После чего он вернулся на Олимп (ха-ха, «Апполон, выйди вон и иди считать ворон!»), страшно раздраженный тем, что простой смертный осмелился сразиться с ним, и, проходя мимо Ареса, бросил ему: «А ты, бог войны, чего не идешь биться с этим наглым провокатором Диомедом?»
Арес, весь напыжившись, спустился на поле боя и стал во главе троянцев. Некоторое время грекам пришлось несладко. Потом Афина позволила Диомеду напасть на Ареса (тот пока не осмеливался поднять руку на самого бога войны, ибо это казалось ему настоящим святотатством), и Диомед бросился к нему, убивая всех оказавшихся у него на пути троянцев.