и Джейн Харрис. Все вместе они прошли внутрь. Майкл проследовал в свой кабинет и начал звонить личному секретарю королевы в Балморал. Остальные ждали в приемной.
В половине первого в канцелярии раздался первый звонок. Голос в трубке подтвердил, что в Париже принцесса попала в автокатастрофу. Предварительный прогноз благоприятный.
Через час раздался второй звонок. По уточненным данным, все оказалось намного серьезней. Доди погиб, у Дианы переломаны рука и тазовая кость.
Джеки Аллен связалась с «British Airways», чтобы заказать для Пола Баррелла и Колина Теббута билеты в Париж. Лондонский офис «British Airways» оказался закрыт, поэтому билеты пришлось заказывать через отделения Нью-Йорка.
В четыре часа утра в кабинете Гиббинса снова зазвонил телефон. Майкл снял трубку. В этот момент к нему в кабинет зашла Джеки. Разговор длился меньше минуты. Положив трубку, Гиббинс прошептал:
— Принцесса скончалась.
Джеки вышла из кабинета и тут же направилась к Барреллу.
— Пол, будет лучше, если вы присядете, — сказала она.
Баррелл сел на стул. Джеки обняла его за плечи и произнесла:
— Крепитесь. Мне очень трудно это говорить, но принцесса умерла.
Пол сжал руку в кулак, поднес ее к губам и заплакал. По словам Баррелла, его «откинуло назад».
«Даже если я закричал, то, скорее всего, из моего рта не вылетело ни звука. Я почувствовал, как внутри меня разливаются всепоглощающая пустота и острая боль».
Не смогли сдержать слезы ни Майкл Гиббинс, ни другие сотрудники. Только Колин Теббут сумел подавить подступивший к горлу комок отчаяния. «Я снова почувствовал, что являюсь полицейским. Я просто не имел права дать слабину и проявить эмоции», — признался он впоследствии Тине Браун.
Теббут обратился к присутствующим:
— Как бы тяжело нам сейчас ни было, мы все должны собраться. Мы еще можем послужить нашей принцессе.
Баррелл забежал домой, быстро собрал сумку для предстоящего вылета в Париж и через заднюю дверь прошел в апартаменты № 8 и 9.
Больше всего его поразила тишина. Он прошелся по комнатам и зашел в кабинет. На письменном столе едва слышно тикали трое маленьких часов, рядом из специальной подставки торчала дюжина остро заточенных карандашей, у чернильницы лежала перьевая ручка, на видном месте был листок со списком выражений, которые Диана любила использовать в благодарственных письмах.
Под лампой, как всегда, были две статуэтки Девы Марии, одна белая, другая с желтоватым оттенком. Рядом с ними находилась небольшая мраморная фигурка Христа. На ней висели четки, которые принцессе подарила мать Тереза. Поль снял эти четки и положил их в карман.
Затем он проследовал в туалетную комнату, где на столике перед зеркалом также стояли часы, а рядом — флакончики с любимыми духами Дианы: «Faubourg-4» от Hermes и «Heritage» от Guerlain. Здесь же — лак для волос «Pantene» и подставка с губной помадой. Пол взял тюбик с помадой, пудреницу и положил их в кожаную сумку с золотой буквой D. Потом задернул шторы, спрятал драгоценности принцессы в сейф и вышел наружу, где его уже ждал Колин Теббут.
Они еще раз прошлись по комнатам, закрыли двери на ключ и опечатали их. К дверям Колин и Пол приклеили скотчем листы бумаги, на которых написали, что вход запрещен, и поставили свои подписи.
Когда обход помещений закончился, мужчины покинули Кенсингтонский дворец и отправились в аэропорт Хитроу. Пройдя регистрацию для VIP-персон, они первым же рейсом вылетели в Париж.
В самолете Пол попытался осознать, что произошло. Но мысли были бессвязны и хаотичны. Больше всего его поразили бесчисленные вопросы, которые, возникая один за другим, стучали в голове, как дождь по металлическому козырьку: «Какой я ее увижу? Как я это переживу? Почему? Почему? Почему?!».
Над случившимся размышлял и Колин Теббут. «Пойди пойми эту жизнь, — думал он про себя. — Первыми к принцессе едем мы — ее шофер и дворецкий, которые не имеют на это ни малейших полномочий».
Когда они подъезжали к посольству на рю Фо бур-Сент-Оноре, Колин повернулся к Барреллу и сказал:
— Наверное, они думают, что сейчас приедет масса фрейлин, генералов… Уж кого-кого они не ждут, так это самого обычного шофера и дворецкого .
Пол лишь кивнул, то ли в знак согласия, то ли для того, чтобы его оставили в покое.
В посольстве их встретил посол Ее Величества сэр Майкл Джей со своей супругой Сильвией. Сэр Джей выглядел подавленным и усталым. После нескольких общих фраз он предложил гостям кофе.
После кофе Пол отозвал Сильвию в сторону:
— Меня беспокоит, что принцессу сейчас нарядят в какой-нибудь жуткий саван, который ей страшно не понравился бы, — произнес дворецкий.
— Я вас поняла, — кивнула миссис Джей. — Пойдемте со мной, я постараюсь что-нибудь придумать.
Баррелл проследовал с ней в другую комнату. Сильвия открыла гардероб в стиле Людовика XIV и предложила:
— Выбирайте. Можете взять все, что считаете наиболее уместным.
— Я думаю, лучше всего подойдет что-нибудь черное, длиной в три четверти, с неглубоким вырезом, — сказал Пол.
Миссис Джей раздвинула вешалки и достала черное платье с отложным воротником.
— Как раз то, что нужно .
Затем Сильвия посоветовала взять пару черных, строгих туфель.
Уложив все в сумку, Баррелл, Теббут и супруга посла отправились в больницу. Их провели в темную, душную комнату, где единственными источниками света были робко пробивающиеся сквозь жалюзи лучи утреннего солнца и небольшой настенный светильник. Цветов в комнате практически не было. Только две дюжины роз от бывшего главы Пятой республики Валери Жискар д'Эстена и его супруги Анн-Эймон Соваж де Брант. В углу, словно две статуи, безмолвно стояли сотрудники похоронного бюро. Пол бросил взгляд на кровать, и.
«И тут я увидел ее, накрытую белой хлопковой простыней до самой шеи — вспоминает Баррелл. — Я пошатнулся, но медсестра и Колин вовремя меня поддержали. Именно в этот момент я впервые осознал всю реальность происходящего. Я подошел к краю кровати и зарыдал. Мне так хотелось, чтобы она открыла свои большие голубые глаза, улыбнулась своей белоснежной улыбкой. Вентилятор медленно повернулся, и прохладный ветерок обдал меня и голову принцессы. Ее ресницы зашевелились. Я был готов на все, лишь бы она открыла свои глаза…».
Дворецкий постарался взять себя в руки. Он передал медсестре платье, туфли, помаду и пудреницу. Также он достал из кармана четки матери Терезы со словами:
— Вложите их, пожалуйста, принцессе в руку. Большое спасибо.
Именно с ними в руках Диана и будет захоронена.
Из больницы мужчины отправились в «Ритц», чтобы забрать вещи покойной. Однако в отеле им сказали, что все уже отправлено в Англию.
Баррелл и Теббут вновь вернулись в де ла Питье-Сальпетриер.
Вскоре в больницу приехал Мохаммед аль-Файед. По мусульманским обычаям Доди полагалось захоронить до заката. Аль-Файед хотел совершить обряд погребения на берегах Туманного Альбиона, поэтому торопился. В больнице ему сказали, что тело Эмада с места аварии было отвезено в морг, расположенный неподалеку, на правом берегу Сены. Мохаммед тут же направился туда.
Впоследствии он вспоминал:
«Доди снова был похож на маленького мальчика. Его лицо было таким умиротворенным, спокойным. Мне даже показалось на какое-то время, что душа вернулась в тело и сейчас он оживет. Но, взглянув на его затылок, я понял, что это всего лишь мираж. Повреждения черепа были чудовищными».
За этими словами скрывается боль отца, потерявшего любимого сына. Эмад, который был для него всем, которого он боготворил, значился теперь во французском морге как тело № 2146…. Sic gloria transit mundi,[86] как в свое время писал немецкий философ-мистик Фома Кемпийский.
Тем временем Колин Теббут и Пол Баррелл сидели в маленькой комнатке в больнице де ла Питье-Сальпетриер. Неожиданно на столе рядом с ними зазвонил телефон. Пол снял трубку:
— Пол, ты как? Держишься? — раздался на другом конце провода усталый голос принца Уэльского, звонившего из Балморала.
— Да, Ваше Королевское Высочество, стараюсь, — машинально произнес дворецкий.
— Пол, ты вернешься с нами на королевском самолете, — сказал Чарльз. — Мы прилетим в шесть часов вечера. Со мной будут сестры Дианы Сара и Джейн.
Баррелл попытался сказать что-то утвердительное, и тут принц неожиданно добавил:
— Уильям и Гарри просили тебе передать, чтобы ты держался. Королева также скорбит вместе с тобой .
Чарльз узнал об автокатастрофе в час ночи.[87] Следующие два часа он провел в нервном ожидании. Спустя пятнадцать минут после того, как реаниматологи де ла Питье-Сальпетриер констатировали смерть принцессы, Чарльзу позвонил сэр Майкл Джей и сообщил, что все кончено. Принц был потрясен и раздавлен. Не в состоянии усидеть на месте, он отправился на прогулку по окрестностям Балморала. Ему хотелось побыть наедине со своими мыслями, со своими воспоминаниями, со своим горем.
«В этот момент он пережил сильнейший шок, — считает подруга Дианы Кэролайн Грэм. — Первая мысль Чарльза была о детях. Что бы про него ни говорили, но на самом деле он очень чуткий человек».
В начале восьмого утра принц вернулся во дворец, чтобы выполнить, возможно, одну из самых тяжелых обязанностей — сообщить детям, что они никогда больше не увидят свою мать.
Уильям был потрясен, но старался держаться. Он признался отцу, что долго не мог заснуть — все прокручивал в голове неприятный телефонный разговор, который состоялся накануне вечером и касался взаимоотношений Дианы с Доди. Как оказалась, это была его последняя беседа с матерью, и можно лишь сожалеть, что она закончилась совершенно не так, как им обоим хотелось бы.
Вместе с Уильямом Чарльз прошел в комнату Гарри. Страшная новость потрясла двенадцатилетнего мальчика. Он был безутешен.
Теперь членам королевской семьи предстояло решить самый главный вопрос — как организовать ритуал похорон. Первоначально Елизавета II считала, что похороны Дианы не следует связывать с королевской семьей. Ее поддерживал супруг, герцог Эдинбургский.