ассоциативным рестимулятором,тем, что его аналитический ум, которому было сказано найти опасность, принимает за настоящую причину. Он ищет и находит что-то, на что он сердит (что-то почти «рациональное») и начинает ей говорить, что она против него. Или это может быть инграммой такого низкого эмоционального тона, что в апатии он садится и плачет о том, что супруга настроена против него. Если в период «бессознательности» во время рождения врач сказал, что он должен будет ребенка шлепнуть, человек с такой инграммой орет и получает головные боли, когда его шлепают, и, когда взрослеет, шлепает своих детей в виде самого сильного сапрессора, который он только может придумать.
Итак, существует разница между «за»– и «против»– инграммами, особенно настоящими способствующими выживанию инграммами сочувствия и контрвыживательными инграммами. Именно это отличие (хотя мы уже и зашли далеко в этой главе) представляет громадный интерес для одитора.
Все то нежелание помощи, которое проявляет пре-клир во время терапии, происходит от способствующих выживанию инграмм сочувствия. Они складываются в некоторые очень странные расчеты. Они говорят пациенту, что для него лучше, если он от них «не избавится», и таким образом пациент борется за то, чтобы оставить себе эту инграмму. Такие инграммы очень распространены. Типичный случай – когда мама отталкивает папу, который настаивает, что он не может себе позволить иметь ребенка. Возня травмирует ребенка, и в состоянии «бессознательности» он, конечно, получает инграмму: мама отказывается от него избавиться, мама на стороне ребенка, поэтому ребенок должен точно следовать тому, что говорит мама, и «не избавляться» от инграммы. Это поддерживает его самую глубокую цель – выжить. Если он избавится от инграммы, он умрет, так как избавление от нее значит смерть, поскольку мама сказала, что она умрет, если избавится. Далее, в течение его жизни мать могла иметь плохую привычку говорить ему, когда он болел, что «она о нем позаботится и защитит его от отца», что придает новую силу старому расчету.
Так мы подходим к расчетам на предмет защитника.Это будет самым главным врагом одитора, тем, что будет наиболее неуловимо противиться ему; этот расчет лежит глубоко в человеческой сущности.
Расчеты на предмет защитникаявляются достаточно серьезными, чтобы послужить-причиной высказывания одного одитора, что человек не становится жертвой своих врагов, но его убивают друзья. Говоря по-инграммному, это чистая правда.
Единственной аберрацией и психосоматическим заболеванием, за которые человек будет постоянно держаться, является способствующая выживанию инграмма, которая составляет часть расчета на предмет защитника. Даже повторив это пятьдесят раз, мы не преувеличим важность сказанного. Это наиболее важный момент, первое препятствие; которое одитору придется преодолеть, когда он начинает кейс. Это то, что он обязан разрядить в первую очередь, если он хочет, чтобы терапия продвигалась быстро. Возможно, ему придется найти и сократить множество контрвыживательных инграмм, так как они приходят на зов достаточно быстро, перед тем, как он может догадаться о том, что является расчетом на предмет защитника. Но когда он получит расчет на предмет защитника, одитор обязан произвести всю необходимую работу над ним и разрядить все эмоции, так как если это не сделать, кейс застрянет.
Расчет на предмет защитника на уровне реактивного ума – идиотизм о том, что выживание зависит от бабушки, или тети Сью, или прислуги, которая умерла тридцать лет назад. Люди, которые помогали пре-клиру, когда он был болен, которые умоляли его беременную мать перестать пытаться сделать аборт или которые его кормили или как-то пытались уберечь от боли – они все являются защитниками.
Реактивный ум целиком оперирует двузначной логикой. Все является или жизнью, или смертью, они правы, или они неправы, точно в соответствии с тем, что говорит инграмма. Персонажи инграмм являются либо друзьями, либо врагами. Друзья, защитники, означают жизнь! Враги означают смерть! Середины не существует. Любой рестимулятор или ассоциативный рестимулятор в инграмме, способствующей выживанию, означает жизнь; любой рестимулятор или ассоциативный рестимулятор в контрвыживательной инграмме означает смерть!
Одитор, конечно, может оказаться очень рестимулирующим человеком (псевдо-отцом, псевдо-любовником матери до рождения и т. д.), но он всегда является ассоциативным рестимулятором, человеком, который в состоянии отобрать эти страшно, ужасно необходимые способствующие выживанию инграммы. Контрвыживательные инграммы перевешивают этот фактор и, конечно, аналитический ум пре-клира всегда за одитора и терапию.
Проблемы начинаются тогда, когда аналитический ум отключается рестимуляцией, и одитор ищет расчеты на предмет защитника. Тогда реактивный ум пре-клира начинает уворачиваться и избегать попыток одитора.
Расчет на предмет защитника, однако, легко обнаружить. А найти его очень важно, так как этот расчет может содержать основную часть всего эмоционального заряда в кейсе. Полностью освободить расчет на предмет защитника до того, как достигнута бэйсик-бэйсик, не представляется возможным. Но для хорошей работы кейса пре-клиру должно быть возвращено так много силы жизни, как только возможно.
Расчеты на предмет защитника, кроме всего прочего, создают кисты, заполненные силой жизни человека. Здесь пойманы и содержатся свободные чувства,биение сердца самой жизни. Пре-клир может впасть в апатию только из-за расчетов на предмет защитника. Тело может быть почти мертвым, но в присутствии противника оно все равно способно собрать силы и бороться. Но оно не в состоянии бороться со своими друзьями. Закон аффинити был аберрирован при вхождении в реактивный инграммный банк. И этот закон, даже сплетенный вместе с черными тенями неразумности в реактивном уме, все же продолжает работать. Это хороший закон. Слишком хороший, когда одитор пытается найти и сократить инграммы, которые заставляют пре-клира испытывать боль от артрита или страдать от внутреннего кровотечения при язве желудка. Почему он не может «избавиться» от своего артрита? Мама сказала, грациозно споткнувшись о свинью и растянувшись в грязи: «О, я не могу подняться! Не дай Бог, я повредила моего бедного, бедного ребенка. О, я надеюсь, ребенок еще жив! Пожалуйста, Боже, дай ему жить! Пожалуйста, Боже, разреши мне иметь ребенка, Пожалуйста!». Только бог, которому она молилась, оказался реактивным умом, который производит свои идиотские расчеты на основании того, что все равняется всему остальному. Холдер, мольба о жизни, спина ребенка вся в синяках, мамино сочувствие, хрюканье свиньи, молитва – все это равноценно для реактивного ума, и так мы получаем прекрасный случай артрита, особенно когда наш пациент пытается «выжить» за счет– женитьбы на девушке с голосом, очень похожим на материнский, когда он был в ее утробе. Вы просите его отделаться от своего артрита? Реактивный ум говорит: «НЕТ!». Артрит равняется ребенку, равняется хрюканью свиньи, равняется молитве, равняется симпатии жены, сочувствию бедности, равняется голосу матери и все эти вещи очень желательны. Он держал себя в бедности, и он держался за свой артрит, и он женился на женщине, которая заставила бы проститутку покраснеть, и все это нужно для выживания: прекрасное дело – выживание, когда над ним поработает реактивный ум! А в случае язвы, ребенок был утыкан дырами (мама никак не могла сделать аборт, чтобы он выглядел как выкидыш, поэтому она использует для сей цели ассорти из кухонных принадлежностей), и некоторые из ударов опять и опять приходятся на район живота ребенка. Он выживет, так как он окружен белками и имеет запас питания и потому, что оболочка похожа на те самовосстанавливающиеся шины для колес, в которых каждая дырка сама затягивается. (Природа была мудрой по поводу попыток абортов на протяжении долгого, долгого времени).
В этом случае так вышло, что мама не разговаривала с собой, хотя большинство ее действий были драматизациями и имели разговоры как часть содержания. По соседству жила бабушка, и она неожиданно зашла в гости вскоре после самой недавней попытки матери заставить ребенка встретить полное забвение. Бабушка могла иметь историю попыток абортов в былые времена, но теперь она постарела и отличается высоким моральным уровнем и, кроме того, ребенок не вызывает у нее тошноты по утрам; поэтому она находит отличный повод для строгой критики, когда видит в ванной окровавленную палочку из апельсинового дерева. Ребенок все еще «без сознания». Бабушка отчитывает маму: «Любая из моих дочерей, которая задумала бы сделать такую ужасную вещь, должна быть наказанной местью Бога (по принципу «не делай, как я делаю, а делай, как я говорю», так как кто же, как не она сама, дал матери эту драматизацию?) и провезенной по улицам, чтобы другим не повадно было. Твой ребенок имеет право жить: если ты не думаешь, что сможешь о нем позаботиться, я точно смогу. Донашивай его, Элосия, и когда ребенок родится, если ты его не хочешь, отдай его мне! Додуматься поранить это бедное существо!». Итак, когда наш кейс кровоточащей язвы рожден, вот она, бабушка, и вот они, безопасность и спасение. Бабушка здесь является защитником (и она может стать защитником при помощи тысячи разных способов, все они основаны на принципе, что она сочувственно говорит с ребенком, когда тот глух, как камбала, и воюет с матерью в его пользу, когда он «без сознания»), и когда он становится подростком, то оказывается в большой зависимости от бабушки, к большому удивлению родителей ( ониникогда не обижали маленького Роджера, нет, только не они). После смерти бабушки Роджер заполучает язву с тем, чтобы вернуть бабушку обратно.
Друга нужно прижимать к груди стальными объятиями, говорит этот великий гений – реактивный ум, даже если это убьет организм.
Расчет на предмет защитника – это не намного больше, чем просто решение идиота, что друга можно сохранить, только создав приблизительно такие же условия, как и те, в которых дружба началась. Это расчет на основании того, что человек может быть в безопасности только вблизи определенных людей, а быть вблизи этих людей можно только если он будет больным, бедным, сумасшедшим или вообще беспомощным.