Моросил мелкий дождь. Пасмурное небо низко нависало над землей тяжелыми клочьями. Голые ветви деревьев качались на промозглом ветру. Безрадостную картину усиливала довольно унылая панорама обширных полей, ничем не засеянных, словно хранивших в себе зимнюю стужу. Изредка ветер гонял пожухлые, прелые листья, оставшиеся с прошедшей зимы.
— Иваныч, аванс бы надо, — догнал бригадира один из рабочих, — да на выходные в село валить.
— Я тебе свалю, ты… — ругнулся бригадир, который точно так же, как и все остальные, пребывал в мрачном расположении духа из-за унылой картины бескрайних полей. — Вот объект сдадим, и тогда.
— Сдадим! — фыркнул рабочий. — Да тут работы до хрена! Минимум две недели сроку! Хоть аванс бы.
— Аванс ты все равно пропьешь, — бросил бригадир.
— Тут пропьешь, в этом захолустье… Окромя полей ничего нет! Вот же задумали стройку в поле, на краю света. — зло отозвался рабочий.
— Ты потрынди мне тут! — цыкнул на него бригадир.
— Жинка у меня там, в селе. — снова попытался рабочий.
— У всех жинки! Ты мне этой своей сельской жин- кой в голову не тюкай! — вызверился на него бригадир. — И смотри мне, Петрович, свалишь без спросу — вышибу на дух с артели! Да так тебя распишу, шо больше никто на работу не возьмет! Ты меня знаешь! Я трындеть по ветру не буду! Подрядился работать — так работай, твою мать, а не по жинкам скакай! А то я тебе таку покажу жинку, шо мало за жисть не покажется!
Бригадир, явный одессит, очень не любил сельский контингент своей бригады — почти всегда ленивый и безответственный, но был вынужден с ним мириться, потому что жителям сел за работу можно было платить меньше, и получалась неплохая экономия. Но держать рабочих приходилось в строгости, в постоянных ежовых рукавицах, ведь при малейшем попустительстве все они пытались либо сбежать, либо напиться. А часто — и то, и другое сразу.
Подходя к почти сданному корпусу, бригадир заметил грузовой автомобиль, который уже катил по грунтовой дороге по направлению от стройки к Ивановскому переезду. Очевидно, на стройку привезли какие-то необходимые материалы или продукты. Только вот почему в такую рань?
Рассвет едва занялся, воздух все еще был ледяным от ночной сырости, и казалось, что над камнями корпуса стоит пар. Внутри здания было тепло — работая, рабочие разжигали самодельные печки. Иначе было никак нельзя — в таком холоде штукатурка и все строительные растворы просто моментально замерзали.
Бригадир отпер ключом закрытую входную дверь, и рабочие вошли внутрь. В холле, возле лестницы, лежало несколько больших холщовых мешков со строительными материалами.
Расставив рабочих по местам и каждому объяснив объем работ, бригадир подошел к мешкам.
— Иваныч! Там цемент закончился. Надо бы подсыпать, — подошел один из рабочих.
— Ну, развязывай. Давай-ка вдвоем! — Бригадир вместе с рабочим взялись за огромный мешок, поставили его и принялись развязывать веревку.
Кто-то из рабочих принес тару — жестяной таз огромных размеров, в который нужно было пересыпать цемент. Когда веревка была развязана, бригадир с рабочим перевернули мешок и стали насыпать туда цемент.
Вначале все шло хорошо. Цемент сыпался большим потоком. Потом поток превратился в небольшой ручеек, затем — в крошечную струйку, а после этого и совсем прекратился.
— Что за… — выругался бригадир, тряся мешок.
— Там застряло что-то, — сказал рабочий, прощупывая мешковину, — тяжелое вроде. Большое, твердое. Камней, видать, понапихали.
— Вот ворье! И глазом не моргни, как норовят своровать! — в сердцах проговорил бригадир. — Давай-ка ножом разрежем, посмотрим, что да как.
— Так цемент посыпется! — вытаращил глаза рабочий.
— Посыпется — ну и хрен с ним!
Сказано — сделано. Мешок повалили на пол, и бригадир начал резать мешковину острым ножом, который мигом появился в его руке. Сначала цемент действительно посыпался — впрочем, небольшой струйкой. А затем. Затем на пол вывалился человеческий труп.
Грузное, большое тело все было обмазано серой пылью. Но самым страшным было не это. У трупа не было головы.
Кабинет Петренко находился на третьем этаже серого здания с башенкой, на углу Пантелеймонов- ской и Ришельевской, там, где раньше располагался Александровский полицейский участок. Это была клетушка не больше девяти метров, с единственным узким окном.
Кабинет был таким тесным, что в нем едва помещались письменный стол, несгораемый металлический шкаф в стене и два стула перед столом. Окно было закрыто наглухо, и сюда совсем не проникали уличный шум, а его было предостаточно — на Пантелеймонов- ской находился Привоз, самое шумное место в городе.
Петренко сидел за столом. Напротив него, на одном из стульев, расположился Володя Сосновский. Оба были уставшими. Оба были покрыты строительной пылью — буквально час назад они вернулись со стройки селекционного института, где рабочие обнаружили обезглавленный труп.
Володя вспоминал тот жуткий момент, когда рабочие притащили шланг и принялись обмывать тело. Смыв цемент, они обнаружили, что это труп пожилой женщины. На ней было старое ситцевое платье и валенки. Так одеваться могла только жительница села. Позже, осматривая тело, эксперт сказал, что, судя по первичным признакам, убитой женщине было от 55 до 60 лет.
Милиционеры, приехавшие на стройку под руководством Петренко, тщательно осмотрели каждый сантиметр. Как и в случае с убитой проституткой, головы трупа не обнаружили.
На столе Петренко дымился только что снятый с керосинки чайник, стояли две жестяные кружки. Они пили крутой кипяток — чая не было, — закусывая его ломтями ржаного хлеба, посыпанными сахаром. В окно давно смотрела ночь.
Несмотря на поздний час, в здании оставалось довольно много людей. Друзьям многое надо было обсудить, но трудно было делать это на пустой желудок. К сожалению, был конец месяца, и до зарплаты оставалось еще больше недели. Поэтому оба сидели без денег. Приходилось довольствоваться тем, что есть.
— Как тело попало на стройку? — полюбопытствовал Володя Сосновский.
— Его привез грузовой фургон, когда выгружал мешки. Странный фургон, кстати.
— А что в нем странного?
— Да судя по словам начальника отдела снабжения, никаких поставок в это утро не предполагалось! А такой грузовик на стройке вообще появился впервые. Вот и подумай! — глубокомысленно заявил Петренко. — Хорошо хоть, бригадир его видел. Описал подробно. Только вот номер не успел разглядеть.
— Что же это за убийца такой, который может достать грузовую машину? — удивился Сосновский. — Разве это так просто — достать грузовой фургон?
— Для нэпмана какого-то просто, — пожал плечами Петренко, — у спекулянтов можно. Да и бандиты за деньги готовы раздобыть что угодно.
— Убита, конечно, она была не на стройке, — продолжал Володя.
— Конечно! — фыркнул Петренко. — В мешке никаких следов крови не было. В него засунули уже обескровленный, остывший труп.
— Интересно, зачем его привезли именно на стройку?
— Однозначно, чтобы запутать следы, — сказал Петренко, — запутать нас. Да и позлить.
— Что сказал эксперт?
— Идентично со смертью девицы. Один в один. Кстати, тут результат вскрытия пришел на днях, — Петренко порылся на заваленном бумагами столе, пытаясь что-то найти, но, конечно, не нашел. — Девицу ту, проститутку, одурманили снотворным, которое дали ей с бокалом вина. Когда убийца отрезал девице голову, она была в полной отключке и не могла сопротивляться.
— Так мы и думали, собственно, — пожал плечами Володя, — увидишь, здесь будет то же самое!
— Не сомневаюсь даже! Женщина умерла от ножевых ран в горло. Проще говоря, от того, что ей отрезали голову. А была она грузная, сильная, не чета той проститутке. Значит, одурманена.
— Известно что-то об убитой?
— Проверяем.
В этот момент в дверь постучали, на пороге появился один из сотрудников в форме и молча протянул Петренко какую-то бумажку. Тот поблагодарил кивком и тут же принялся ее внимательно читать.
Ожидая, пока его друг освободится, Володя с наслаждением жевал свежий хлеб, запивая кипятком. Хлеб был куплен у спекулянтов. Друзья им разжились на обратном пути, проезжая какое-то небольшое село: остановились возле лавки местного нэпмана и там купили свежий, ароматный, душистый, ржаной хлеб — правда, втридорога. На больше денег не хватило.
— Ну вот, так я и думал, — наконец проговорил Петренко, положив документ на стол. — Это список пропавших по городу. Для экономии времени я попросил принести данные только на женщин. И вот результат. Одна дамочка подходит очень хорошо. Глафира Чернова, 56 лет, уроженка деревни Беляевка. Проживала в Одессе по Южной. Это Молдаванка. Убирала в зажиточных домах, меблированных комнатах и занималась поденной стиркой. Очень даже подходит!
— Кто обратился в милицию?
— Странно^ Соседка по Южной. Но указано, что у нее есть сын, 36 лет, проживающий вместе с ней. Похоже, это она.
— Глафира Чернова, уборщица и прачка?
— Скорей прислуга. Убирала наверняка у нэпманов. Кто еще может платить за уборку? Только нэпманы. И Южная совсем недалеко от того места, где убили девицу.
— Возможно, она знала проститутку. И услышала, либо увидела что-то, связанное с ее убийством, — размышлял вслух Сосновский, — другой причины ее убийства я пока не вижу. Она узнала что-то опасное для убийцы. Может, даже пыталась его шантажировать.
— Похоже на то, — кивнул Петренко. — Помнишь, что нам доктор сказал? Следов насилия как над женщиной на трупе нет. Да и проститутка не была изнасилована перед смертью. Значит, причина этих убийств в другом. Ты правильно рассудил — она могла что-то узнать.
— Раз так, значит, убийца наш ошивается на Молдаванке, — сказал Володя.
— Завтра наведаемся на эту Южную. Привезем сына на опознание.
— А ты думал о том, что парня, жениха проститутки, придется отпускать? — ехидно улыбнулся Сосновский.
— Ну подожди! Ничего же еще не известно, — с неким раздражением картинно развел руками Петренко.