Амбарного замка на двери склада не было.
— Что за. — Скоробогатский моргнул, протер глаза, потряс головой, даже чертыхнулся, но это не помогло. Замка по-прежнему не было.
Сердце сжалось тревогой. Прильнув к окну, Лев Александрович вдруг увидел дужку замка, которая лежала на дороге, прямо на проезжей части. Она была перекушена.
Закричав не своим голосом, Скоробогатский бросился к двери, но выйти не успел. Дверь распахнулась, и на пороге появилась. Татьяна!
— Вы? — От удивления нэпман потерял дар речи.
Ничего не отвечая, девица толкнула его в грудь, заставив попятиться обратно в комнату. А следом за ней вошли четверо мужчин, вооруженных револьверами.
— Сейф придется открыть, дорогой, — сказала девица, усаживаясь на край стола и с невероятной наглостью откусывая сахарную булку.
Скоробогатский понял. Он издал дикий вопль и бросился на нее. В этом вопле было все: разочарование, злость, жадность, ненависть к грабителям… Но добраться до девицы он не успел — сопровождавшие ее мужчины схватили его и бросили лицом в пол. Возле своей головы он почувствовал дуло пистолета.
— Сейф придется открыть, старый потаскун, — даже с какой-то нежностью сказала девица, сползая со стола и осыпая сахарной пудрой с булки лежащего на полу Скоробогатского.
На лестнице послышались шаги Лукерьи.
— Алмазная, надо поторапливаться, — бросил кто-то из мужчин, и Лев Александрович тут же запомнил это имя.
— Старуху на склад уберите, — скомандовала девица. Кто-то из бандитов двинулся к двери. А она наступила ногой на спину Скоробогатского и ласково произнесла: — Либо ты сейчас сам встанешь и откроешь сейф, либо тебе прострелят колено, отрежут пальцы, и после этого ты уже сам сделаешь все, что угодно. Выбор за тобой.
— Ничего ты не получишь, шалава! — прохрипел нэпман, потеряв рассудок от ненависти и жадности.
— А как же любовь? — рассмеялась девица. — Ладно, вижу. Прошла любовь — завяли помидоры! Действуем, ребята!..
Для Володи Сосновского невыносимо было сидеть в тесной машине рядом с сыном Глафиры Черновой, от которого несло перегаром. Судя по запаху, этот тип пил не первый день. К счастью, от Южной до городского морга ехать было недолго, иначе Володя просто не выдержал бы. Он и так с трудом сдерживал рвотные позывы. А вот Петренко, как казалось, все было нипочем.
Володя вспомнил, как пытался Петренко допрашивать сына Черновой. Тот был явно с большого бодуна и соображал с трудом. Твердил одно: ничего не знает о делах матери. Когда видел ее в последний раз, и не помнит. С матерью были хорошие отношения. Деньги на выпивку он сам зарабатывал. А когда у нее были заработки, она ему подбрасывала. Так что ссориться было не из-за чего. Твердил одно и то же. Добиться чего-то другого от него было нельзя.
В морге при виде обезглавленного тела старой женщины на лице пьяницы не дрогнул ни один мускул. Заявил: может, она, а может, и не она.
— Ну ты посмотри повнимательней! — не выдержал Петренко. — Мать твоя все-таки! Ты бы вспомнил — шрам, может, какой был?
— На виске у нее шрам был, на голове, — вспомнил пьяница, но, в конце концов, все-таки ему удалось припомнить, что шрам от ожога был на лодыжке левой ноги.
Осмотрели ногу. На коже действительно обнаружился довольно большой шрам. Это была Глафира Чернова. Дав подписать нужные бумаги, пьяницу отпустили. Петренко и Сосновский с наслаждением покинули морг.
— Ты не спеши, — сказал Петренко, когда, пройдя Валиховский переулок, они вышли на оживленную улицу Пастера, которую Володя помнил еще Херсонской. — Есть кое-что… Хотелось бы, чтобы ты послушал.
— Что именно? — насторожился Сосновский.
— Ты про ограбления слышал? Нэпмана, который клад на Французском бульваре нашел и пытался на сожительницу спихнуть? Был застрелен при налете. Семейство спекулянтов Шиловских — тоже были застрелены. И наконец вчера ночью — налет на некоего Скоробогатского на Ближних Мельницах.
— Тоже застрелен? — поинтересовался Володя.
— Э, нет! В том-то и дело, что выжил. И очень интересные показания дает.
— Чем же интересные? — вдруг насторожился Сосновский, у которого неприятно засосало под ложечкой.
— Во всех этих налетах участвует одно и то же лицо! — сказал Петренко. — Это женщина, и, судя по тому, что я вычитал в полицейских архивах, личность в Одессе весьма известная.
— Женщина? — У Володи потемнело в глазах.
— Я бы хотел, чтобы ты послушал его.
— Не понимаю, зачем. Я тут при чем? — деланно рассердился Сосновский, у которого по-прежнему было темно в глазах. — По-твоему, я знаю всех воровок Одессы?
— А вдруг ты ее действительно знаешь? Если судить по полицейской хронике и по милицейским архивам, она начала промышлять еще во времена Мишки Япончика. А вдруг ты встречался с ней?
— Ладно, идем слушать, — решился Володя. — Куда идти? В Еврейскую больницу?
— А мы, собственно, уже пришли. Он здесь, в клинике при медицинском факультете университета, в хирургическом отделении. Усиленно охраняют этого золотого гуся! Как только поправится, на нары пойдет, за свои нэпманские делишки ответит. За ним следили уже давно, только вот брать случая не доводилось. Теперь представился.
Скоробогатский лежал в отдельной палате, возле которой стоял солдат с винтовкой. Положение Льва Александровича было серьезно, даже высокопоставленные покровители не помогли. А потому ему оставалось лежать и сетовать на судьбу, надеясь, что выздоровеет он не очень скоро, потому что лежать в больнице было все-таки лучше, чем сидеть в тюрьме.
При виде входящих мужчин нэпман нахмурился. Петренко его уже измучил своими придирчивыми вопросами и явным недоверием, а тут еще какой-то второй.
— Вот, рекомендую, — следователь Петренко сделал шутовской жест рукой, — Лев Александрович Скоробогатский, бывший почетный гражданин Житомира, а ныне известный одесский махинатор и будущий почетный постоялец тюрьмы. Сидели бы вы в своем Житомире, Лев Александрович! И вам спокойнее было бы, и нам работы поменьше. Не то что теперь. У нашего афериста прострелено колено и отрезан мизинец на левой руке. Между прочим, кухонным ножом. Неприятно для афериста.
— Вину, между прочим, у нас признает суд, — зло отозвался грамотный Скоробогатский, — так что для вас я — пострадавший от рук бандитов! Вот так вы защищаете мирных граждан!
— А воровать надо было меньше, — добродушно улыбнулся Петренко, — тогда бы налетчики и не пришли.
Скоробогатский заскрипел зубами от злости и буркнул что-то неразборчивое.
— Ну ладно, — махнул рукой следователь, — расскажите-ка нам лучше, кто вас так!
— Мне сто раз говорить? — окрысился нэпман. — Бандитка эта ваша… Она!
— Назовите имя! — потребовал Петренко.
— Татьяна. А кличка — Алмазная.
На Володю было страшно смотреть. Но слава богу, никто и не смотрел.
— Это она стреляла в вас?
— Она самая! Бандиты держали, а она стреляла! Сука такая! — взвизгнул нэпман.
— А где вы с ней познакомились?
— В ресторане «Аккорд» на Дерибасовской. Но я же не знал, кто она такая! Просто не знал!
— Коммерческий ресторан «Аккорд», — пояснил Петренко Сосновскому, — там все зажиточные нэпманы собираются. Цены в нем еще те… На нашу с тобой зарплату не погуляешь! Девица, очевидно, в нем промышляет. Что, в доверие втерлась?
— Втерлась, — вздохнул Скоробогатский.
— А не заинтересовало ли вас, Лев Александрович, с какой стати молодая красивая женщина интересуется престарелым скупердяем? Да еще плешивым? — откровенно смеялся Петренко над пострадавшим нэпманом.
— Я не престарелый! — возмутился Лев Александрович.
— А какой? Вам, если я не ошибаюсь, 53 года уже стукнуло? И вы серьезно думали, что вы так интересны красивой тридцатилетней женщине? Ей, кстати, даже меньше тридцати. С чего же это вдруг? Какие причины так вами заинтересоваться? Не подумали? То-то же! Потому что на себя в зеркало надо смотреть и мозги иногда включать! А не думать, что плешивый старый хрыч интересен красотке Алмазной! — смеясь, Петренко обернулся к Володе. — Она ведь красотка, эта Алмазная, я уже об этом наслышан!
ГЛАВА 13
Иногда мертвые воскресают.
Сомнения Володи Сосновского.
Рабочие фельетоны в редакции.
Разговор с Тучей
— Он показания подписал, — отбросив шутовской тон, повернулся Петренко к Володе. — На сегодняшний день эти показания — самое важное, то, благодаря чему мы не просто сможем ее поймать, но и отправить в тюрьму на долгий срок! Этот тип — единственный, кто выжил. Поэтому он под охраной.
— Уж все подписал. А как поймаете… — нэпман издевательски фыркнул. — Известно, как. Все бандиты по городу как шастали, так и ходют. Ничего-то вы сделать не можете, сколько не хвалитесь!
— Ну, ты полегче на поворотах, герой-любовник, — рассердился Петренко, зло сверкнув глазами на Скоробогатского.
Тот довольно улыбнулся — как кот, наевшийся сливок. Ему было приятно, что слова эти задели следователя, который уже не первый день издевался над ним, как хотел.
— Вы уверены, что в вас стреляла именно женщина? — нахмурился Сосновский.
— Она самая! Как в таком ошибешься?
— Можете ее описать?
— Ну, молодая… Не старше тридцати. Красивая. Рост высокий. Глаза темные. Фигура. Хорошая такая фигура. Волосы коротко стриженные, по-мужски. И во время налета одета она была, как мужик — сапоги, штаны, кожаная тужурка. В «Аккорде» она по- другому одевалась.
— Как именно?
— Платья из панбархата. С хвостом и без. Красные.
— А шрам у нее на руке какой? — спросил Володя, и Петренко с интересом посмотрел на своего друга.
— Шрам? — удивился Скоробогатский. — Да нету у нее никакого шрама. Я бы заметил.
— Опишите мужчин.
— Ну, четверо их было. Обычные. Молодые. Высокие. А лиц не разглядел! Под фуражками, — было ясно, что все внимание пострадавшего нэпмана было приковано к женщине, которая казалась ему самой опасной.