поставить чайник. И только когда чай уже был разлит по чашкам, Володя заговорил.
Говорил долго, описывая все в мельчайших, ненужных деталях, что видел в квартире на Дерибасовской, постоянно перебивая сам себя и замолкая… Таня не прерывала его. Она очень внимательно слушала, чувствуя, что ему надо дать выговориться, что в данный момент это важнее всего.
Затем, когда Сосновский наконец замолчал, немного успокоился и впился зубами в бутерброд, Таня, пока тоже ничего не говоря, отошла к окну, чтобы обдумать его слова. Сырой туман обволакивал город тягучей слизью, и казалось, что нет ему ни конца, ни края. Редкие прохожие быстро пересекали улицу, стараясь поскорее убраться от непогоды туда, где светло и тепло. Таня вдруг подумала, что туман похож на очень длинную, запутанную нить: пытаешься избавиться от нее, а выходит все хуже и хуже.
Она прекрасно понимала, что ситуация уже вышла из-под контроля. Но в рассказе Володи ее на самом деле беспокоил только один момент: девица в ресторане «Парус» на большевистской гулянке. Она действовала точно так же, как когда-то работала сама Таня, и это ее безмерно напугало. Девица как-то удивительным образом умудрилась скопировать не только имя Тани, но и ее повадки. Было в этом просто что-то мистическое, но прежде всего что-то злое и страшное… Что-то очень плохое, и не только для нее.
Плохим же Таня считала состояние, когда ее лишали спокойствия. Пережить все остальное можно было очень просто, даже заработать деньги она умела, сохраняя спокойствие и уверенность духа. А вот как заработаешь или изменишь что-то, если душа корчится в тревоге, как ведьма на костре?
— Плохо, — уже вслух произнесла она, отходя от окна и нервно теребя шаль, которую накинула себе на плечи, — очень плохо. И знаешь, что в этой истории мне не нравится больше всего?
— Интересно, что тут вообще может нравиться! — фыркнул Володя, но Таня словно не услышала его.
— Мне не нравятся разбитые зеркала.
— А надпись? — удивился Сосновский.
— Кто прочитает надпись, я знаю, — махнула она небрежно рукой. — Мы попросим раввина. Мне не нравятся разбитые зеркала.
— Это ты уже говорила. Но почему? — Володя действительно не понимал, почему это так взволновало Таню.
— Не знаю, — она пожала плечами, — это как-то неестественно, как-то странно. Ну сам посуди: станет убийца думать о такой мелочи, когда пришел убивать? А раньше зеркала были целы! Например, в квартире проститутки. Зачем же их разбили сейчас?
— Ритуал, — пожал плечами Володя.
— Какой именно ритуал, с чем связан? — Таня в волнении ходила по комнате. — Ясно, что это ритуал из каббалы. Надпись плюс камни. Все это похоже на завершение чего-то… Завершение пути, например. Но почему — зеркала? И кто их разбил — убийца?
— Злой дух, — попытался съехидничать Сосновский.
— Может, и так, — серьезно ответила Таня, — злой дух. В любом случае чаще всего в каббале заклинают злых духов. Только вот в чем главный вопрос: в кого он вселился — в красного комиссара или в убийцу?
— Ты сейчас что-то очень странное сказала, — уже серьезно посмотрел на нее Володя.
— Я по опыту знаю, что очень часто жертва виновата не меньше, чем убийца. А иногда и больше.
— Пусть так. Но это не снимает вопросы.
— А любое расследование и есть вопросы, — перебила его Таня, пожав плечами. — Особенно, когда это убийство.
Сосновский наконец оставил в покое чайную чашку и задумчиво смотрел куда-то в потолок.
— Первое, что надо сделать, это поговорить с мадам Зоей, — рассуждала Таня, — именно из ее заведения пришли новые девицы. Может, девица, которую мы ищем, маскируется под проститутку?
— Думаешь, она причастна к убийству? — спросил Володя.
— Она наводчица. Да, думаю, убийцы действовали с ней заодно. Такую девицу легко заинтересовать — например деньгами. Мы должны узнать, кто появился в заведении в последнее время. Всё о новых. Потом я поговорю с Тучей, чтобы он помог уговорить раввина прочитать надпись… Думаю, он справится. Ты сможешь взять ключи, чтобы мы прошли в квартиру тайком? — в упор посмотрела она на Сосновского.
— Конечно, — ответил он. — Наверняка моему другу поручат это расследование.
— Нет, — Таня покачала головой, — думаю, вести это расследование будет не он. Приедет специальная комиссия. Пришлют кого-то очень важного, он и возглавит все, возьмет под свой контроль.
— Откуда ты знаешь? — удивился Володя.
— Опыт, — улыбнулась Таня. — Ты представляешь, какой шухер наделает это убийство? Мало того, что сотрудник органов, так еще в такой форме. Ничего хорошего не будет в городе, вот увидишь.
Сосновский ничего не ответил. Молчала и Таня. Похоже, вместе они вспоминали все, что слышали о новой структуре большевиков, представитель которой был убит таким жутким образом.
Предтеча всех органов государственной безопасности советской политической системы — Всероссийская чрезвычайная комиссия (ВЧК) по борьбе с контрреволюцией и саботажем (позже — ВЧК по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности) — была создана в декабре 1917 года при Совнаркоме.
Очень скоро она стала легендарной как относительно самостоятельная организация. Широта ее функций и ее роль в удержании власти большевиков были просто колоссальными. Именно на ВЧК и ее структуры легла основная тяжесть борьбы с контрреволюционным подпольем в годы гражданской войны. Именно ВЧК занималась проведением следственных действий по делам, связанным с саботажем, спекуляцией и дезорганизацией тыла. Именно ВЧК часто осуществляла мероприятия «красного террора», агентурную работу на предприятиях, в учебных заведениях и так далее.
В 1922 году ВЧК официально была ликвидирована. Вместо нее было создано Государственное политическое управление (ГПУ) при НКВД СССР (формально — под контролем Наркомюстиции). ГПУ обладало схожими задачами и функциями, но значительно урезанными, по сравнению с ВЧК, полномочиями.
После образования (30 декабря 1922 года) СССР возникает Государственное политическое управление (ОГПУ) СССР — формально объединявшее ГПУ всех союзных республик, но фактически представляющее собой качественно новую структуру, поскольку ОГПУ подчинялось не НКВД, а напрямую Совнаркому.
В новую структуру вошли органы ГПУ-ОГПУ части внутренней охраны, а также пограничная охрана СССР, вошедшая в состав особых отделов ВЧК еще в 1920 году. Эта схема была основой советской системы, которую она была призвана защищать и охранять.
Поэтому можно было считать, что убийство сотрудника подобного управления стало угрозой всей системе в частности. И все прекрасно понимали, что карательные меры теперь будут жесткими, а расследование возьмут под очень серьезный контроль.
— Надо узнать, чем занимался этот тип и с какой миссией он был отправлен в Одессу. — Таня первой нарушила молчание, уже ставшее тяжелым.
— Как странно. — улыбнулся Володя, — то же самое сказал и мой друг. Если мы узнаем его спецзадание, то узнаем и причину убийства.
— Как ему в руки попала менора? А менора ведь была у него. Откуда он ее взял?
— Это можно будет понять, если мы поймем его связи, — ответил Сосновский. — А они должны быть обширными. Я узнал, что в последнее время он постоянно приезжал в Одессу, был здесь недолго, наездами. Так и познакомился с заведением мадам Зои.
— Интересно, — Таня задумалась. — А у кого можно узнать, что он здесь делал?
— Мой друг должен это выяснить, — произнес Володя. — Иначе вообще нет смысла в расследовании!
— Пусть успеет сделать это до приезда спецкомиссии. Иначе его просто не допустят, — сказала Таня, и Сосновский в очередной раз поразился ее прозорливости. Сам он не сомневался, что так и будет.
— Да, у меня есть еще кое-что… — вдруг вспомнил он. — Это не касается убийства сотрудника ГПУ, но тоже важно. Я выяснил, где был сын Глафиры Черновой в то время, когда убивали соседку, и когда мы с тобой попали под обстрел.
— Да, — кивнула Таня, — я думала об этом. Хотела тебя спросить.
— Видишь, мы всегда мыслим одинаково, — ответил Сосновский и, спохватившись, тут же отвел взгляд. Слишком уж зыбкой была почва, на которой она стояли.
— В квартире его не было, это точно, — задумалась Таня, вспоминая.
— Не было, — подтвердил Володя. — Сын Глафиры Черновой в это время находился в притоне на Молдаванке, на Косвенной, там он пил трое суток подряд. Кто-то дал ему деньги, ну ты сама понимаешь… Мой друг его допросил, когда отыскал. Этого типа взяли во время облавы. Отвезли в Еврейскую больницу, чтобы привезти в нормальное состояние, и он смог говорить. В общем он рассказал следующее. Сам он занимается плотницкими и столярными работами. И пока не начал пить, был очень хорошим мастером, это соседи так говорят. Его многие нанимают. А тут подошел к нему какой-то мужик и сказал, что с ним хотят увидеться в ресторане «Аккорд». Тот очень удивился: «Аккорд» — дорогое заведение, на Дерибасовской, никогда его в такие места раньше не приглашали. Но пошел. Там сел, ждал заказчика. Вдруг к его столику подсел незнакомый мужчина. И говорит: «Ты чего, мол, такой смурной?» Сын и отвечает, мол, мать померла, а денег нет помянуть. Мужик и дал ему денег! Представляешь? Просто так дал денег, и много. И еще сказал: «Ты, мол, дома не появляйся, нечего тебе там делать, грустить только». Вот он и пошел в притон. Странная история, правда?
— Да нет, все понятно: его убрали из квартиры, чтобы соседку убить, — ответила Таня. — Подруга Черновой знала, во что та вляпалась. Думаю, Глафира или что-то увидела, или узнала о чем-то, связанном с убийством проститутки или с кражей меноры, и пыталась шантажировать убийцу. Но она не понимала, с кем имеет дело. Убийца быстро от нее избавился. А соседка наверняка знала, с кого Чернова хотела стянуть денег. Вот и пришлось убить соседку. По необходимости. Ну а ресторан.
— Что ресторан? — насторожился Володя.
— Дорогой он. И опасный. Он жирных золотых гусей. В свое время я в нем… работала, — тяжело вздохнула Таня. — А ты случайно не знаешь, жертвы этой девицы, которая мною прикидывается. Где они ее находили? — обернулась она к Сосновскому.