— У меноры было еще одно свойство — ей приписывали способность воскрешать мертвых. Именно об этом думал Аарон Нудельман, когда забрал ее во дворе Еврейской больницы. Во дворе сваливали вещи семей, пострадавших от еврейского погрома, и менора Хаима Берковича была там.
Из Еврейской больницы менору забрал именно Аарон Нудельман. Как и все евреи, не пострадавшие в погроме, он прибежал в больницу, чтобы узнать о судьбе друзей. Находясь в больнице, Ривка видела, как Нудельман узнал менору и забрал ее себе, но помешать не смогла.
Почему Нудельман так хотел эту менору? Чтобы узнать заклинание и воскресить своего сына Наума, которого убила Ривка. Да, именно так она избавилась от ненавистной свадьбы. По ее наущению Грабарь, давний любовник Ривки, и его друг напали на Наума и задушили его.
Это, кстати, тоже натолкнуло меня на определенные мысли. В библиотеке синагоги, когда я рылась в поиске древних книг, я нашла информацию в старой газете, там была подборка. Речь шла о смерти Наума Нудельмана. Он был не зарезан, а задушен! В точности так, как много лет спустя его отец.
Но менора не воскрешала мертвых. Потратив годы, Аарон убедился в этом. Когда Нудельман стал изучать дальше, он понял, что менора — это зло. Она несет в себе алчность, злость, словно подселяет диббука в злую душу живого человека. Он собирался избавиться от нее, но не успел. На пути Аарона Нудельмана появился Валентин Сандольский.
— А он тут при чем? — удивился Володя.
— Спецзаданием Сандольского, его секретной миссией было отбирание ценностей у церквей и других религиозных организаций. Делалось это в рамках борьбы с религией, в рамках антирелигиозной комиссии. К этой комиссии и был прикреплен Сандольский. Он явился в библиотеку синагоги, увидел менору и потребовал отдать ее. Но Нудельман не отдал. Между ними возник конфликт. Ночью тайком Сандольский, либо кто-то из его дружков, вломились в библиотеку, отобрали менору, а чтобы запугать Нудельмана, облили стены кровью.
Нудельман сразу понял, кто украл менору. Он собирал информацию о своем противнике. Сандольский был женат на разбогатевшей крестьянке. Родители его сельской жены держали ферму в деревне, в Одесской области, хоть сами жили в Киеве. Там же была бойня. Сандольский взял кровь оттуда. Зачем он это сделал? Чтобы испугать, чтобы Нудельман не болтал.
Дело в том, что Сандольский не собирался делиться менорой с большевистским начальством. Он хотел умыкнуть ее себе. О своем враге Нудельман узнал еще одну вещь. Бабник Сандольский увлекся проституткой из заведения мадам Зои, по кличке Свету- лик. Светулику было 23 года, а Сандольскому — 45. Для человека без мозга, каким был Сандольский, только это имело значение, — усмехнулась Таня.
— Такая разница в возрасте и в положении… Плебейство! — вырвалось у Володи. Это был тот редкий случай, когда Таня была почти полностью согласна с Володей.
— Так как камни ничего не стоили, а ценным было только белое золото, Сандольский вынул камни. Один даже отдал Светулику. Девушка была страшно глупа и решила, что это драгоценность. Другой камень нашел в квартире Сандольского Нудельман, когда во время отъезда чекиста в Киев вломился к нему. Но меноры не нашел. Старик Нудельман не был профессиональным вором, и он не знал, как искать.
А на след Нудельмана уже вышла Ривка. Старик понял, что за ним следят, и решил уехать из города. В Чубаевке к нему в комнату ворвались Ривка и Грабарь. Они видели, что в руках старика был холщовый сверток. Но это было не менора, а его личные вещи — фото сына, письма жены, которые он собрал к отъезду. После смерти бандиты сожгли их в печке.
Нудельмана незачем было убивать. Но Ривка его ненавидела, и Грабарь задушил его по ее приказу — так же, как когда-то задушил сына.
Ривка вышла на след Сандольского и стала готовиться к его очередному приезду в Одессу. Для этого нужно было подготовить место, которое она займет, — место новенькой в заведении мадам Зои, а заодно и лишить Сандольского его симпатии, сделать так, чтобы он стал обращать внимание на других девушек. Светулика убила Ривка, чтобы расчистить место.
Светулик была глупа. Ривка подружилась с ней, пришла в гости с вином, опоила ее снотворным и отрезала голову. Это был не ритуал. Не было никакой
необходимости в таком жестоком убийстве, но Ривка сделала это. Голову она решила забальзамировать на память.
Ривку вместе с девушкой видел один человек. Это была Глафира Чернова, она убирала в комнатах, которые сдавала квартирная хозяйка Иванько. Об этом мне она рассказала сама. От нее же я узнала, что Иванько была любовницей Сандольского. Чернова видела несколько раз, как Ривка приходила в гости к Светулику. Видела Ривку и в тот злополучный вечер… Сопоставила факты и пошла к Ривке требовать денег. Это был ее приговор. Чернову тоже пришлось убрать. А затем — и ее соседку Землянскую, с которой Чернова поделилась своими выводами.
А выводы были о том, что она узнала про Ривку, о том, что Ривка налетчица, в банде. А раз так — у нее много денег, и убийство ей не нужно. Она думала припугнуть Ривку тем, что сдаст ее как свидетельницу убийства — не понимая, что Ривка убийца. Так закончилась жизнь Черновой и ее подруги.
Сначала я подозревала, что Чернова была связана с похищением меноры, так как она убирала в синагоге. Но это было просто совпадением. Она убирала не только в синагоге, но и в меблированных комнатах, где жила Иванько.
Теперь путь был расчищен, и Ривка принялась ждать Сандольского. Она понимала, что как только Сандольский приедет в Одессу, то попытается продать менору. Он станет делать это в Одессе, а не в Киеве, потому что здесь много контрабандистов, можно найти зарубежного покупателя и получить намного больше денег. Так и произошло.
Роль новенькой девушки из заведения мадам Зои Ривка сыграла блестяще. А потом картинно обставила убийство Сандольского. Тут она разошлась вовсю! В ход пошли разбитые зеркала, выложенные в ряд камни от меноры, каббалистическое заклинание, которое не несет в себе никакого смысла… Но главная цель была достигнута: менора оказалась в руках Ривки.
Единственным способом ее остановить было проникнуть в банду, войдя в доверие к кому-нибудь из бандитов. Люди Тучи должны были контролировать каждый мой шаг. Но вышло иначе.
— А я все удивлялся, почему убийства такие разные, — вздохнул Володя. — То удушение, то отрезанная голова.
— Потому, что их совершали разные люди. Задушил Аарона Нудельмана и пытался задушить меня Грабарь. А Светлану Иванько и Глафиру Чернову убила Ривка. И, конечно, Ривка убила чекиста Сандольского.
— Знаешь, как по-настоящему звали Грабаря? Иван Иванов! — усмехнулся Володя. — Представляешь, как радовался отец Ривки?
— Да уж. А Грабарь арестован?
— Он мертв. Его убили в той же перестрелке, так же, как убили Ривку. Не понимаю, почему она взяла твое имя.
— Мы были знакомы, — вздохнула Таня, — а я даже не помнила этого. Она всегда завидовала мне. И еще ей нравился Гека. Так она сказала. Но я думаю, это неправда. Просто она хотела быть кем угодно, но только не собой. Кстати, именно после визита на Градоначальницкую и разговора с соседкой Берковичей я поняла, что убийца и налетчица — одно и то же лицо. Раньше я рассматривала их отдельно.
— Что ты сделаешь с менорой?
— Отдам раввину. Он должен распорядиться ею. Так будет правильно. Есть, кстати, один очень интересный момент. Когда раввин приехал к Туче, я вошла в комнату, а раввин захотел, чтобы я осталась при разговоре. Я думала, что он подозревает меня в налетах, но это было не так. Он захотел, чтобы этой историей занималась я, потому что знал — убийства и налеты совершает Ривка Беркович. Сам он не мог ее разоблачить. Но он знал, что Ривка присвоила мое имя, и хотел, чтобы я нашла самозванку, так как буду лично заинтересована в том, чтобы ее остановить. А когда налеты прекратятся, то прекратятся и убийства. Личный интерес — серьезная вещь и мощный двигатель! Раввин все рассчитал правильно.
Через несколько дней Таню выписали из больницы. Забирать ее приехал Григорий Бершадов. Несмотря на то что Таня была еще слаба, чувствовала она себя неплохо.
Бершадов показал ей два билета на поезд в Москву. Таня нахмурилась. Она не терпела принуждения, и была достаточно упряма. Бершадов это понял.
— Я хочу, чтобы все это закончилось. Вот это все, — Бершадов говорил спокойно, но очень печально, — я хочу, чтобы ты прекратила страдать. Хочу нормальную жизнь, семью. Я люблю тебя. Пообещай, что ты придешь к поезду.
— Когда поезд? — спросила Таня, отвернувшись к окну.
— Послезавтра. Ты как раз успеешь собрать вещи и попрощаться со своим другом Тучей.
— Мне со многими придется прощаться, — с какой-то жесткой издевкой сказала Таня.
— Пообещай, что ты придешь, — Бершадов взял ее руки, поднес к губам, — я ведь знаю, что ты хочешь это сделать. Тебе больше незачем оставаться здесь. Тебя ничто здесь не держит.
А Таня подумала, что единственный человек, действительно способный ее удержать и изменить ее жизнь, лежит в маленькой могилке на Втором Христианском кладбище, рядом с бабушкой. В такой одинокой могилке, потому, что Таня так и не нашла в себе силы туда пойти. Ей почему-то казалось, что она умрет, как только ступит на кладбище и увидит могилу дочери. Просто умрет — и все.
Бершадов молчал, не спуская глаз с ее лица, а Таня все пыталась понять, что держит ее здесь, в этом городе, где она готова была поцеловать каждый камень, потому что среди этих камней прошла вся ее жизнь.
Бершадов так и не дождался ответа. Он тихонько вышел из комнаты, едва слышно притворив дверь. А Таня все стояла и смотрела в окно, вцепившись в подоконник побелевшими от напряжения руками.
На следующее утро Таня наняла машину и поехала в синагогу. Таксомотор остановился как раз там, где должен был находиться главный вход. Таня вышла из автомобиля и опешила.
Синагоги больше не было. Здание было закрыто, вся религиозная символика снята, а на двери висел огромный замок. Ощущение безжизненной обреченности так и витало в воздухе. Все, что могла ощущать Таня, — только страшную горечь. Горечь и боль, переполнявшие ее.