нь медленно, но это не испортило его настроение, потому что портить было уже нечего. Эстер бросилась к нему.
— Ну что?
Гринберг безнадежно покачал головой:
— Плохо. Они решили, что я псих.
Тем временем Майк осматривал бар. Наконец его глаза засияли.
— Точно, я вспомнил. Мистер Гринберг, вы пробовали выпить пива? Когда я был ребенком, мама мне все рассказала про эльфов, гномов и прочий Малый народ. Они никогда не прикасаются к алкоголю. Давайте попытаемся.
Гринберг взял бокал и осторожно подошел к крану. Поколебавшись, он отвернул его и подставил бокал. Его лицо посветлело, потому что пиво налилось в бокал и осталось там! Эстер и Майк смотрели, как Гринберг медленно поднес бокал к губам и сделал глоток.
— Майк! — воскликнул он. — Ты спас меня! Ты дал мне попить!
Полицейский нерешительно запротестовал.
После обеда Эстер закончила торговлю, и они втроем пошли в отель.
Пришла суббота, и полил дождь. Гринберг маялся бесконечным похмельем, вызванным необходимостью постоянно пить пиво для утоления жажды. Он с вожделением думал о запретных пакетах со льдом и обычных напитках.
— Я больше не могу! Пиво, пиво, все время пиво, даже на завтрак!
— Лучше, чем ничего, — сказала Эстер с покорностью судьбе в голосе.
— Ох, не знаю, не знаю. Дорогая, ты же не сердишься на меня из-за Самми?
Она мягко улыбнулась:
— Пустяки. При одном упоминании о приданом он прибежит обратно.
— Вот и я так думаю. Но что же делать с этим проклятием?
Жизнерадостный Майк закрыл зонт и ввел внутрь невысокую седовласую женщину, свою мать. Гринберг с завистью убедился в пользе пакетиков со льдом и обычных напитков, так как Майк был бодр, как накануне.
— Майк рассказал мне о вас и гноме, — сказала женщина. — Я хорошо знаю Малый народ и не буду винить вас в том, что вы обидели гнома, вы же никогда не встречались ни с кем подобным. Но я полагаю, что вам хочется избавиться от проклятия. Вы раскаиваетесь?
Гринберг содрогнулся:
— Конечно! Пиво на завтрак, вы только представьте себе!
— Ну что же, вам нужно лишь пойти на озеро и дать гному доказательство.
— Какое доказательство? — нетерпеливо спросил Гринберг.
— Вам нужно отнести ему сахар. Малый народ любит сладкую начинку…
— Ты слышала, Эстер? Я куплю целую бочку…
— Любят, но не могут есть, — продолжила мать полицейского. — Сахар растворяется в воде. Вам нужно придумать, как обойти это препятствие, и тогда маленький господин поверит, что ваше раскаяние искренно.
— Ага, я знал, что не все так просто! — воскликнул Гринберг.
В наступившей тишине Гринберг яростно обдумывал сложившуюся проблему, атакуя ее со всех сторон.
— Когда я увидела ваш бар сегодня, то сразу поняла, что Майк сказал мне правду. Идет дождь, во всем городе льет как из ведра, а вокруг вашего бара большой круг, где совершенно сухо. Никогда не встречала ничего подобного, — сказала женщина.
Пока Гринберг испуганно внимал ей, Майк кивнул и Эстер, по-видимому, заинтересовалась феноменом. Когда Гринберг признал, что не может ничего придумать, он обнаружил, что остался в баре один. Он смутно припомнил, что Эстер ушла и обещала вернуться через несколько часов.
— Что же мне делать? — произнес Гринберг. — Сахар, который не растворится в воде… — Он налил бокал пива и задумчиво выпил его. — Что же сделать? Может, сойдет сироп? Он достаточно сладкий.
Гринберг покрутился по бару, подыскивая себе занятие. Протереть краны он не мог, несколько оставшихся сосисок, скорее всего, пропадут. Пол уже был чисто вымыт. В конце концов, Гринберг сел и снова задумался над своими трудностями.
«В понедельник я пойду на озеро, что бы ни случилось, — подумал он. — Завтра туда идти не следует, потому что опять будет лить дождь, поэтому завтра я только замерзну».
Вернулась Эстер, загадочно улыбаясь. Она вела себя очень вежливо и заботливо, и Гринберг оценил это. Но уже вечером и на следующий день он понял, чему она радовалась. Эстер распустила слух, что, хотя во всем городе шел сильный дождь, их бар остался совершенно сухим. Так что Гринбергу пришлось работать за шестерых, несмотря на головную боль, отдававшуюся во всем теле, чтобы удовлетворить толпу, любовавшуюся чудом и наслаждавшуюся сухостью и теплом. Сколько удалось заработать в тот день, он в точности так и не узнал — Гринберг давно взял за правило воздерживаться от обсуждений таких деликатных вопросов. Но совершенно ясно, что даже в 1929 году он никогда не зарабатывал столько за один уик-энд.
В понедельник Гринберг проснулся рано. Он тихонько поднялся, стараясь не беспокоить супругу, и начал одеваться. Но Эстер все-таки проснулась и приподнялась в кровати, опираясь на локоть. Она смотрела на него с сомнением.
— Герман, — мягко сказала жена, — тебе в самом деле нужно идти?
Он обернулся, пораженный.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, — она заколебалась, — ты не мог бы подождать до конца сезона, дорогой?
Он подался назад, с ужасом глядя на нее.
— Хорошая мысль пришла в голову моей жене! Я должен пить пиво вместо воды! Как я могу это вынести? По-твоему, я люблю пиво? Я помыться не могу! Люди уже сейчас стараются не стоять рядом со мной, а что будет в конце сезона? Я выгляжу как бродяга, потому что все время пью пиво, а моя щетина слишком жесткая для электрической бритвы. Я требую уважения…
— Я понимаю, дорогой, — согласилась жена. — Но я подумала о Рози… Так хорошо дела у нас никогда не шли. Каждую субботу и воскресенье идет дождь, но не у нас. Это же наша удача!
— Эстер! — потрясение ответил Герман. — Неужели мое здоровье ничего не значит?!
— Конечно, значит, дорогой! Но я подумала, может, ты еще немножко потерпишь…
Гринберг схватил шляпу и куртку и выскочил за дверь, но тут же остановился, слушая крики жены. Он впервые понял, что, избавившись от проклятия, упустит отличную возможность поправить дела.
Он медленно закончил одеваться. Кое в чем Эстер была права. Если бы немного потерпеть это безводное существование…
— Нет, — решительно сказал Гринберг. — Мои друзья избегают меня. Уважаемый человек не может все время пить и не принимать ванну. Ну так мы заработаем меньше денег. Деньги — это еще не все.
И, сохраняя решительный настрой, он отправился к озеру.
Тем же вечером, прежде чем отправиться домой, Майк зашел в бар. Он обнаружил Гринберга сидящим в кресле, закрыв лицо руками. Его тело содрогалось от боли.
— Что случилось, мистер Гринберг? — вежливо спросил Майк.
Гринберг поднял голову и слепо уставился на полицейского.
— А, это вы, — пролепетал он. Постепенно его взгляд прояснился.
Гринберг встал, провел Майка к стойке и налил пива. Они молча выпили.
— Я ходил сегодня к озеру, — сказал он опустошенно. — Я бродил вокруг озера как ненормальный, но гном так и не выглянул из воды.
— Понимаю, — ответил Майк сочувственно. — В это время они обычно очень заняты.
Гринберг умоляюще сложил руки.
— Так что же мне делать? Я не могу написать ему или послать телеграмму, у него нет двери, в которую можно постучать, и звонка, в который можно позвонить. Как мне заставить его выйти и поговорить? — Его плечи поникли. — Возьмите сигару, Майк. Вы очень хороший друг, но, похоже, нас побили.
Наступила тишина. Наконец Майк сказал:
— Сегодня слишком жарко. Настоящее пекло.
— Верно. Эстер говорит, что дела пойдут хорошо, если такая погода продержится.
Майк вертел в пальцах сигару. Гринберг произнес:
— Допустим, я смогу вызвать гнома на разговор. Как быть с сахаром?
Тишина воцарилась вновь. Молчание становилось все напряженнее. Майк чувствовал себя особенно неуютно, так как со своим бесцеремонным характером был не слишком приспособлен для утешения страдающих друзей. С преувеличенным вниманием он покрутил сигару пальцами, вслушиваясь в хруст.
— Такая жара вредна для сигар, — сказал он, чтобы поддержать разговор. — Они совершенно высыхают. Хотя именно эта в порядке.
— Да, — согласился Гринберг. — Целлофан предохраняет ее…
Они с Майком уставились друг на друга, затем одновременно просияли.
— Черт возьми! — закричал Майк.
— Сахар в целлофановой обертке! — вторил Гринберг.
— Совершенно верно, — горячо ответил Майк, снизив голос до шепота. — Я зайду за вами завтра рано утром. Мы пойдем на озеро.
Гринберг молча пожал ему руку, слишком взволнованный, чтобы говорить. Когда Эстер пришла проведать его, он убежал, оставив ее в баре одну с неопытным мальчиком, занимавшимся грилем, а сам кинулся в деревню на поиск сахара в целлофановой обертке.
Следующим утром солнце едва показалось из-за горизонта, а Майк уже пришел за Гринбергом. Его друг уже был полностью одет и стоял на крыльце в нетерпеливом ожидании. Майк искренне переживал за друга. Они отправились на железнодорожную станцию. Гринберг ковылял на заплетающихся ногах, а его глаза упорно норовили съехаться к переносице.
Они зашли в кафе позавтракать. Майк взял апельсиновый сок, бекон, яйца и кофе. Гринберг с тоской слушал, как он заказывает, пытаясь побороть ком в горле.
— А вы что пожелаете? — обратился к нему официант.
Гринберг покраснел.
— Пиво, — прохрипел он.
— Вы шутите?
Гринберг отрицательно покачал головой, не в силах сказать ни слова.
— А что подать к пиву? Овсянку, тост, пирог…
— Только пиво.
И он заставил себя проглотить очередную порцию пива.
— Выручай! Еще одно пиво на завтрак убьет меня! — прошипел он Майку.
— Ох, понимаю, — промычал Майк набитым ртом.
В поезде они занялись составлением планов. Но так как друзья впервые столкнулись с подобным феноменом, то ничего придумать не смогли. Они подошли к берегу озера, понимая, что им придется проявить всю свою изобретательность, чтобы добиться желаемого результата.
— Как насчет лодки? — спросил Майк.
— Если я сяду в лодку, то она не останется в воде. А ты не сможешь грести в таком состоянии.