– Он головой поехал?! – не сдержался Юра. – Сотрясение мозга перешло в маразм? Где я ему достану такие деньги?!
Я не отвечала. Егоров бушевал:
– Вика, ему наркотик вкололи? Он глюк словил? Или забыл, что у нас зарплата в деревянных? Что ты молчишь, Вика? Этот старый хрыч рядом с тобой?
– Да, Юра, я звоню из палаты Аркадия Петровича. Врачи сказали, что именно столько нужно на его восстановление.
– У меня нет таких денег! И не будет! Квартиру я не продам!
– Но, может быть, ты отдашь частями?
Аркадий Петрович замотал головой.
– Я не согласен. Нашли дурака. Я заберу заявление, дело закроют, и он перестанет платить. Хитроумный какой! Только сразу и всю сумму.
Я тут же передала это Юре:
– Он так не хочет.
– А как он хочет, этот старый пень? По миру пустить? Может, мне еще штаны снять?
Я посмотрела на Пискунова, чтобы передать Юрины слова, разумеется, не дословно:
– У него нет таких денег, – заикнулась я.
– Достанет! Ублюдок малолетний! Машину продаст, пешочком походит.
Сказано это было громко – Юра услышал.
– Вот ведь гнида! Он еще и издевается.
Мне порядком надоело быть передаточным звеном.
– Договаривайтесь сами, – сказала я, всучив трубку Аркадию Петровичу.
Поубавив обороты, он произнес в телефон:
– Я готов сегодня встретиться и обсудить условия передачи денег. Жду вас вечером. Часиков в девять-десять. Когда подойдете к больнице, позвоните дежурной медсестре. Если я буду спать, встретимся завтра, но не позже семи утра.
Видимо, Юра согласился, потому что Пискунов тут же отключился и передал трубку мне.
«И стоило мне портить нервы? – с раздражением подумала я. – Договорились же!»
– Я пойду?
– Идите, милочка, – отпустил меня Аркадий Петрович. – Я еще дежурной медсестре скажу, чтобы этого мерзавца пропустили.
Я вышла из палаты и перекрестилась. Общение с Пискуновым вымотало меня. Я словно не выучившая урок школьница оправдывалась перед ним и за Юру, и за себя.
– Что за человек?! Вампир! – передернула я плечами.
В больничном коридоре прохаживались пациенты. Некоторые из них, заметив, что я разговариваю сама с собой, повернули в мою сторону головы.
– Простите, – обратилась я к мужчине, который находился ближе остальных, – мне нужна медсестра Светлана. Не видели ее?
– Светочка? – оживился мужичок. – Такая светленькая, с косой? Нет, не видел. Вчера была, а сегодня у нее выходной. А, может, в ночную смену она? Помнится, она говорила, что днем где-то учится. А вам именно она нужна? У вас тут родственник лежит? Смело подходите к любой медсестре. Тут все такие лапочки. Денежку дадите или шоколадку – вам и постель поменяют, и еду в палату принесут. Но лучше деньги. Зарплаты у девчонок маленькие. Они с радостью возьмутся присматривать за вашим родственником.
Я вынуждена была разочаровать говорливого больного.
– Родственников у меня, слава богу, здесь нет. Мне просто нужна Света. А у кого можно узнать, когда она выйдет на работу?
– У старшей медсестры, разумеется. Ее зовут Любовь Михайловна. Знойная женщина, – втянул воздух ноздрями мужичок. – В сестринской она. Это там, в конце коридора.
Когда я заглянула в сестринскую, знойная женщина Любовь Михайловна пила чай, смачно хрустя кусочком рафинада. Наверное, была бы я мужчиной, то разделила бы восторг пациента, с которым только что разговаривала. Пышущая здоровьем медсестра имела формы довольно внушительных размеров. Рослая, пышногрудая – она словно сошла с картины художника Венецианова, запечатлевшего русскую женщину-крестьянку, которая и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет, ну и так далее.
– Любовь Михайловна? – уточнила я.
– Н-да, – причмокнув язычком, ответила та. – Кто у вас? Бабушка? Дедушка?
– ???
– Я спрашиваю, в какой палате родственник лежит? Лежачий? Или сам передвигаться может?
– Вы меня не поняли. У меня нет родственников в вашем отделении.
– Если хотите положить, то только через заведующего, а еще лучше через главного врача, – предупредила Любовь Михайловна. – Отделение хорошее, чистое. Обслуживающий персонал опытный, заботливый. Удивляюсь, как люди за такую зарплату могут честно работать. Хорошо, что многие это понимают, благодарят, – Любовь Михайловна подводила меня к мысли о взятке.
– Кстати, о персонале. Лежит в вашем отделении один мой знакомый – Пискунов Аркадий Петрович.
– Ага, – кивнула она. – Проблемный больной. Капризный.
– Да, что есть то есть. Я хотела поблагодарить Светлану. Наверное, достается девушке от него? Она сейчас в отделении? Я могу ее увидеть?
Любовь Михайловна заискивающе улыбнулась:
– Нет, ее сейчас нет. Даже у медсестер есть выходные.
– А когда она будет? Очень хочется ее увидеть.
– Только ее? Вашего Аркадия Петровича не одна она выхаживает. Я вот тоже частенько к нему захожу: подушку поправить, укольчик поставить. Ох, и навел он шороху!
– Спасибо вам за заботу. И все-таки, как мне встретиться со Светланой? – спросила я, сделав вид, будто не понимаю, к чему клонит Любовь Михайловна.
– Как хотите, – как будто обидевшись, отвела она взгляд. – Сегодня в ночную придет. Только вы не балуйте ее, а то вообще работать перестанет.
– Света плохо работает?
– Я этого не говорила. Нормально работает, не напрягается, всё больше свои книжки читает.
– Я слышала, что она днем учится.
– Учится. Поэтому карьера медсестры ее не интересует. Хотите, хорошую медсестру предложу? – опять оживилась она. – Нюра наша – золото, а не работник. У нее опыт, терпение. Она у нас вообще нарасхват.
– Хорошо, я подумаю, – вздохнула я.
– Думайте скорее. Это сегодня у нее подшефных нет, а завтра привезут в отделение тяжелобольного. Кому его поручить? Только Нюре, поскольку она у нас самая опытная, – подчеркнула Любовь Михайловна.
– Разумеется, кому же еще, – сказала я и вышла из кабинета.
Любовь Михайловна так и не поняла, почему я отказалась от Нюры.
Глава 8
На этот раз мне не надо было беспокоиться об ужине. Не мудрствуя лукаво, я попросила шеф-повара упаковать мне две порции риса с курицей. В принципе, я тоже умею готовить это блюдо – в «Трех самураях» оно называется «тори тяхан». Олег так хорошо меня проинструктировал, что теперь я рис с курицей готовлю так же хорошо, как и он, мой учитель. Главное, чтобы было время и настроение. А у меня сегодня времени на готовку не было, настроения и подавно, поэтому я решила выдать казенное блюдо за свое. Если вовремя избавиться от наших фирменных контейнеров, то Никита вряд ли догадается, что рис готовила не я.
Он и не догадался. Хотя, может, и догадался, но не подал виду. Он у меня очень тактичный. О вчерашней ссоре даже не заикнулся, как будто ее и не было. В душе я ему была очень благодарна, но чтобы лишний раз не вспоминать о конфликте, говорить «спасибо» не стала.
Наверное, вечер так бы и прошел тихо и мирно, если бы не поздний звонок в дверь. На часах было пятнадцать минут одиннадцатого. В это время, как правило, гости уже не приходят.
– Мила? – вопросительно посмотрел на меня Никита.
Наша соседка Мила – весьма беспардонная девица. Работает стриптизершей в ночном клубе и зачастую путает день с ночью. Один раз в двенадцать ночи она попросила соли. В другой раз, возвращаясь с работы в пять утра, позвонила, чтобы узнать номер телефона водопроводчика. Другого варианта, кто может стоять за дверью, у меня и Никиты не было – только Мила.
– Пойду открою, а то всех соседей перебудит.
– Сначала в глазок посмотри, – на всякий случай предупредил Никита.
Юра едва держался на ногах, но пьян при этом не был. Он стоял, опершись плечом о дверной косяк, и тяжело дышал, как будто долго-долго бежал. Пот градом катился со лба, однако лицо не было красным, как это бывает при физической нагрузке. На бледном фоне губы казались испачканными чернилами. В голову пришло сравнение с приведением.
– Юра? Ты? Что с тобой?
– Зайти можно? – глухо спросил он.
– Заходи, – я сделала шаг в сторону, пропуская в квартиру позднего гостя.
– Вика, кто там? – отозвался из комнаты Никита.
– Это Юра Егоров.
– Юра, проходи! – крикнул мой муж, не желая расставаться с диваном.
– Вика, – тихо прошептал Юра, – а можно поговорить с тобой наедине? Я понимаю, что поздно, но мне не к кому пойти.
– Да, конечно, иди по коридору, там кухня. Я сейчас, – кивнула я и пошла к мужу. – Никита, там Юра. У него что-то случилось. Мы поговорим на кухне?
– Разве я возражаю? Говорите на здоровье.
В его голосе не было обиды. По-моему, он даже был рад тому, что его оставили в покое.
– Они все подумают, будто я его убил, – обреченно выдохнул Юра, как только я вошла в кухню.
– Что?! Кто кого убил? Ты опять пил? – Грешным делом я даже подумала, что Юра вообще чего-то нанюхался или наглотался.
– Пил? Нет. Только утром.
– Тогда кто умер?
– Пискунов.
– Да ладно, – отмахнулась я от него. – Шесть часов назад я его видела. Умирать он не собирался.
– А сейчас мертв. Из окна выпал.
– Как выпал? – У меня не укладывалось в голове, почему выпал. Зачем?
– Не знаю, но получается так, что это я его вытолкал.
– Не поняла… Ты его вытолкал?
– Не выталкивал я его! – У Юры прорезался голос. Он обиженно вскрикнул, понимая, что сейчас весь мир ополчился против него. Если я не верю, что тогда говорить об остальных?
– Да ты успокойся. – Я достала из аптечки флакон валокордина и щедро накапала в рюмку. – Вот, выпей.
– Вика, ну поверь мне, когда я вошел, его в палате не было. Уже не было.
– Подожди. Ты пошел к Пискунову, чтобы отдать деньги?
– Ну да, то есть, нет. Денег у меня с собой не было. Я пошел к нему, чтобы поговорить. Коньяк хороший купил. Думал посидим, по рюмочке выпьем, – вздохнул он. – Не захотел бы пить – не пили бы. Перед тем как войти в больницу, я позвонил. Предупредил, что иду. Он вроде бы даже обрадовался, сказал, что ждет.