– А что с ним такое произошло? – осторожно спросила я, опасаясь, как бы Матрену не спугнуло мое любопытство. А я на нее очень рассчитывала. Матушка могла знать, почему Аркадий Петрович так засекретил свое прошлое. Возможно, оно было не таким уж честным и правильным? К сожалению, о покойниках принято говорить исключительно хорошо. Интересно, Матрена тоже будет следовать этому принципу? – Кем он до служения в церкви занимался, знаете?
– Я же говорила: воевал он, – вздохнула матушка Матрена. – Сначала служил в советской армии. Дослужился до капитана. Был Афганистан. Два ранения – два ордена. Ушел на пенсию. Тут и началось: на то надо, на это. Пошел по контракту в Чечню. А там похуже, чем в Афганистане. Свои своих же режут. Как голову не потерять, когда каждый день перед глазами море крови, вокруг предательство и обман? Многие из этих мест возвращались душевнобольными.
Аркадий Петрович не показался мне сумасшедшим. Напротив, складывалось такое ощущение, что он водит меня за нос, разыгрывает передо мной спектакль с сюжетом понятным только ему.
– Кто-то спился, а кто-то пошел в бандиты, потому как только ружье в руках и мог держать, – с горечью в голосе продолжила Матрена. – Отец Арсений выбрал правильный путь – он пришел к Богу. Но…
– Что «но»?
– Слишком рано. Ему бы подождать немного, переварить, переосмыслить, понять, что Бог не дает испытаний, которых нельзя вынести. Даже если речь идет о смерти близких тебе людей.
– Когда ты выбираешь военную профессию, то уже подписываешься на то, что тебе придется видеть и кровь, и смерть. Не все ведь военные идут в попы после выхода на пенсию. Это, скорее, исключение, чем правило. У тех, кто идет на войну, нервы должны быть крепче стали.
– А душа, какая должна быть? Железобетонная? – спросила матушка Матрена, сканируя меня цепким взглядом. Что-то ей в моих словах не понравилось. – Что с глазами делать? Закрыть? Ни на что не реагировать? Если так рассуждать, то мы скатимся до волчьей стаи.
– Матушка Матрена, вы же сами призываете к смирению. Говорите, что надо принимать все как есть, – я набралась смелости возразить ей. – Что я не так сказала?
– Да все верно ты сказала, – в который раз вздохнула она. – Это Арсений убеждал меня в обратном. Тяжело ему было простить боль, которую ему люди причинили. Так случилось, что когда он прибыл в Красногоровку, ему и помочь было некому. Один, без семьи, без друзей и знакомых. Мы быстро подружились. Я очень тяжело переживала уход мужа. Отец Арсений страдал от одиночества.
– Так уж от одиночества? Разве он жил в пустыне?
– Имеешь в виду прихожан?
– Да, в церкви всегда люди.
– Кто? Полоумная Прасковья Ивановна? Прости, Господи! Или Лидка, которая третьего ребенка в роддоме оставила? Как оставит, так и бьет полдня поклоны. Нет, дорогая моя, чтобы в церковь люди пошли, надо перед ними душу раскрыть. А у отца Арсения душа была на замке.
– Отец Арсений приехал в Красногоровку без семьи? Я слышала, что настоятелем прихода должен быть женатый священник.
– Соглашусь. Должен быть батюшка и должна быть матушка. Так принято. И, наверное, отца Арсения сюда бы не прислали, если бы была другая кандидатура. Но что делать, если никто к нам ехать не хочет. Бедный приход. Взять с нас нечего, – усмехнулась матушка Матрена. – Кто остался? Одни пенсионеры. Молодежь в большие города укатила. Народа нет – нет и денег. А тут появляется человек, который хочет служить. Ну вдовец, ну и что?
– Значит, отец Арсений был женат?
– Да, жена умерла, когда он служил по контракту.
– Досталось же ему, – посочувствовала я. – А дети у него были? Ради кого он деньги зарабатывал кровью и потом?
– Тема детей для меня и для остальных прихожан всегда была закрыта.
– Может, у него и не было детей? Скажем, после ранения он вообще не мог иметь детей, – предположила я. – Мужчины очень переживают по поводу своей мужской несостоятельности.
– Не знаю, – отрезала матушка Матрена, стремясь поскорей закрыть эту интимную тему. – В общем, одинок он был со всех сторон. За тот год, что он у нас служил, мы много общались. Домик мой в двух шагах от церкви. Отец Арсений часто ко мне на чай заходил. Я его многому научила: как людей заинтересовать, какую тему для проповеди выбрать. Кем-то вроде наставника для него была. Романа нам людская молва не приписывала: как-никак, а я его старше на пятнадцать лет.
– Сколько же вам лет, матушка Матрена?
– Семьдесят пять весной стукнуло.
– Я бы дала вам меньше, – без лукавства призналась я.
На семьдесят пять матушка Матрена не выглядела. Но, если честно, я не хотела бы в старости быть похожей на неё. Если бы можно было представить бестелесный дух, то он бы приобрел очертания матушки Матрены. Закроешь глаза – и не сможешь описать, кто стоял перед тобой секунду назад.
– Экология в нашем городке хорошая, предприятий вредных нет, – усмехнулась она, – люди отзывчивые, ну и муж меня любил, берег.
– А вот скажите, друзья к нему приезжали, может, родственники?
– Нет, никого у него не видела. Да и сколько он у нас отслужил? Меньше года. Но родственники у него были, – вспомнила матушка Матрена. – Сестра! Причем живет она поблизости.
– В Красногоровке?
– Нет, в Бельском, это село в тридцати километрах отсюда. Хорошее село, славится своими кузнецами. Мы там для храма ворота и ограждение заказывали. Про сестру я узнала совершенно случайно. Когда за заказом в Бельское наших мужиков снаряжали, отец Арсений попросил плотника Генку конверт с деньгами одной женщине занести. Генка передал, а потом у меня стал выпытывать, почему отец Арсений сам к сестре не ездит – всего-то тридцать километров, если по прямой, конечно. Я, естественно, спросила, с чего он взял, что эта женщина батюшке сестрой приходится. «Если эту тетку в рясу нарядить, от отца Арсения не отличишь – одно лицо», – заверил меня Генка.
– А вы спросили у отца Арсения, кто она? Сестра или нет?
– Нет, конечно же. Захотел бы – сам рассказал. Я думала на эту тему и пришла к выводу, что он с ней не ладил. А деньги он еще один раз посылал, – припомнила матушка Матрена, – и опять-таки через Генку.
– Понятно, а как в это Бельское проехать? Если эта женщина действительно сестра отца Арсения, то просто необходимо сообщить ей о смерти брата. Фамилию ее ваш Генка знает?
– Фамилию сестры отца Арсения у Генки уже не спросишь. Погиб он весной, причем совершенно глупо: пошел на рыбалку и утонул.
– Странно. Пошел и утонул?
– Ничего странного. Генка пять дней пил, а два опохмелялся. Дело времени. У нас среди мужиков вообще мало трезвенников. А в Генкиной компании все сплошь пьяницы беспробудные. Всегда повод найдется.
– Как же ему отец Арсений деньги доверял?
– Короткое время он был в завязке. А вы точно в Бельское поедете? А то бы я могла съездить, – предложила матушка Матрена.
– Вам тяжело, наверное, будет. Лучше я съезжу.
– Хорошо. Если машина есть, попасть туда очень просто. На трассе есть указатель. Можно и на рейсовом автобусе добраться.
– Сегодня уже поздно, а завтра я точно туда отправлюсь, – пообещала я и стала прощаться. – До отправления моего автобуса оставалось пятнадцать минут. Побегу я.
– Храни тебя Господь, – благословила меня матушка Матрена.
Возвращалась я в приподнятом настроении. Мою поездку нельзя было назвать неудачной. Аркадий Петрович Пискунов, он же Андрей Петрович Боженко действительно был настоятелем красногоровской церкви. Мне даже кое-что удалось разузнать о его прошлом: служил в горячих точках, жена умерла, детей нет. Почему так резко сменил профессию? – это я собиралась выведать у его сестры. Даже хорошо, что они не ладили между собой последние годы. Значит, сестра в обиде на брата. Значит, прикрывать его не станет, если, конечно, в курсе его жизненных перипетий.
Уже подъезжая к городу, я вспомнила, что так и не поздравила Олега с днем рождения.
– Олег, прости, что раньше не могла позвонить, – виновато начала я.
– Не бери дурного в голову. Уже доложили, что ты грипп подхватила. Надеюсь, не птичий? Как же тебя угораздило заболеть в такую жару?
– Да вот так… – смутилась я. Врать Олегу не хотелось, но и сказать, что забыла о его дне рождения, я не могла. – Сквозняки, вода из холодильника…. Но сейчас не обо мне. Здоровья тебе, счастья, успехов и любви.
– Спасибо! Мне сегодня столько всего пожелали. Кстати, ты знаешь, кто звонил? – И не дожидаясь моего ответа, он выложил новость дня: – Юра!
– Юра? Егоров? – переспросила я.
– Юра, – подтвердил Олег. – Мы все были в малом банкетном зале: и Вера Ивановна, и ваш Куприянов снизошел, ребята из других ресторанов подъехали. А тут он звонит!
«Вот паршивец! Я же ему строго настрого запретила выходить на связь с кем-либо», – разозлилась я на Юрку.
– И где он? – с замиранием сердца спросила я.
– Этого я не знаю. Как только я назвал его по имени, Вера Ивановна выхватила трубку и начала кричать, чтобы он не прятался, а срочно шел в полицию.
– Зачем?
– Затем, чтобы там не думали, будто он скрывается от правосудия.
– И он пообещал? Придет?
– Этого я не знаю. Юра, когда услышал голос Веры Ивановны, сразу же трубку бросил. Но мне почему-то думается, что он в полицию не пойдет ни при каких обстоятельствах, а опять заляжет на дно.
«Дай-то бог», – понадеялась я на Юркино благоразумие.
– А ты надолго заболела? Как себя чувствуешь? – поинтересовался Олег. – Получается, здоровья желаешь, а сама хвораешь.
– Завтра меня точно не ждите: я буду интенсивно лечиться в домашних условиях. Надеюсь, через два дня у меня все пройдет.
– Ага, когда выйдешь, я тебе лучшее пирожное испеку. За книгу спасибо, я давно о такой мечтал.
Глава 19
Вера Ивановна никогда не беспокоила меня по вечерам, а тут позвонила. Я в это время тряслась в автобусе и весьма порадовалась тому, что с появлением мобильных телефонов отпала необходимость звонить на домашний телефон. Вот бы Никита разволновался, узнав, что меня с больным горлом отпустили с работы четыре часа назад, а я до сих пор не дома.