— Я пытаюсь поймать эту рыбину. Я её вижу, постоянно, но не могу поймать.
— Попробуй пневморужьё, — посоветовала она. — На небольших дистанциях они довольно точны. Если ты действительно так часто её видишь, то, возможно, сможешь её подстрелить.
— Вот как? Ничего из прочитанного мной не предлагало пневморужьё.
Она пожала плечами:
— Ну что ж, можешь попробовать динамит, но полагаю, ты не хочешь получить рыбу разорванной в мелкие клочья. Надо понимать, ты сменил тему потому, что не хочешь говорить о себе? Потому как я о тебе волнуюсь, Грей. Я думаю, что ты тонешь, и пытаюсь бросить тебе спасательный круг.
Грейдон выключил конфорку под грибами.
— О! — воскликнул он. — А я-то надеялся, что ты планируешь признаться мне в любви. — Он произнёс это беспечно, но по выражению её лица он понял, что она не обратила на это внимания. Она всегда умела видеть его насквозь.
— Жаль, но я не могу, Грей. Знаю, ты сох по мне всё это время, но… — она покачала головой. — Мне нужно перетерпеть то, что происходит с Лорри. Мы были вместе слишком долго, чтобы просто бросить всё.
— Но если у вас ничего не получится…
Ребека взглянула в своё вино, затем покачала головой, замотав косичками.
— Нет, Грей.
— Я думал, ты всегда говорила, что бисексуальна?
На её лице показалась полуулыбка:
— Дело не в половых предпочтениях. Дело в… Я не знаю. Просто я больше не вижу тебя в этом свете. В романтическом. Не уверена, что видела, даже когда мы встречались. Ты был самым милым парнем, которого я знала — ты им и остался — и именно это привлекало меня, но что касается настоящей искры, химии… Не думаю, что она была. Мне хотелось, чтобы она была.
Грейдон налил себе бокал вина, стараясь, чтобы у него не тряслись руки.
— Великолепно, Ребека, — выдавил он. — Сказать мне, что никогда ни капельки не любила меня.
— Я всегда любила тебя. Я всё ещё люблю. Просто… не так. И я думаю, тебе нужно было это услышать, чтобы ты перестал лелеять надежду, если ты делал именно это. То, как ты выглядишь, когда я говорю, что у меня с Лорри проблемы — ты пытаешься скрыть, насколько счастлив слышать это, но я-то вижу, и мне это не нравится. Возможно, я сама в этом виновата, поскольку не сказала тебе это раньше.
— Ясно, — произнёс Грейдон, повернувшись обратно к стене. — Я собираюсь приготовить салат.
— Хочешь, я уйду? — спросила она.
Грейдон, застыв, постоял какой-то момент, а затем осел. Он вздохнул:
— Нет. Мне нравится, что ты здесь. Безусловно. Нельзя же винить парня, что он на что-то надеется, верно?
— Думаю, нет, — согласилась она.
Ужин прошёл в подавленном настроении, но спустя ещё несколько бокалов вина Грейдон начал расслабляться. Странно, но он чувствовал себя выжженным изнутри, опустошённым, но не напряжённым. Причина напряжения исчезла. Кроме того, возможно, Ребека просто дурачила себя, возможно, в своё время она увидит, как хорош он был для неё… Он вспомнил свой сон с Олтоном, его мёртвый брат говорил ему двигаться дальше. Но он желал двигаться дальше с Ребекой. Что ещё ему осталось?
Пришла и ушла полночь, пока они говорили о книгах, фильмах, старых воспоминаниях. Они не говорили о Лорри, и Ребека не заводила речь о том, о чём она хотела сказать, что Грейдон впустую растрачивает свою жизнь и время. Наконец, Ребека потянулась и произнесла:
— Итак, где я сплю?
— Можешь лечь на моей постели. Я лягу на кушетке.
Она кивнула, затем, испытывая нехарактерное смущение, опустила взгляд на свои сложенные на коленях руки.
— Слушай, Грей, я знаю, ты, должно быть, чувствуешь себя очень одиноким и покинутым всеми… если захочешь, можешь лечь в постель со мной. Я знаю, как это тяжело — быть одному, жаждать близости и не находить её. Последнее время между мной и Лорри не было особой теплоты, и мне бы тоже не помешало немного поддержки. Это не будет ничего значить, кроме того, что ты мой друг и я люблю тебя, но, если хочешь…
В этот момент Грейдон осознал, что Ребека не знает его по-настоящему; в противном случае сейчас она обманывала себя, или же попросту использовала его для собственных нужд. Если Грейдон займётся любовью с Ребекой, он хотел, чтобы это что-то значило. Он хотел, чтобы это значило, что она возвращается к нему, что они будут парой, что они будут вместе. Заняться сексом вместе, без всего этого… будет убийственно. Завтра он будет ненавидеть себя, а это чувство пустоты может никогда не уйти прочь. Он должен ответить «нет».
Но как он может ответить «нет» шансу заняться любовью с Ребекой?
— Да, — ответил он. — Хотел бы.
Причина, по которой лосось мудрости рассмеялся при мысли о том, что его съедят, следующая:
Было предсказано, что герой Финегас поймает лосося, приготовит его и съест, и получит всё знание Мира, и станет, таким образом, ещё более великим героем. Финегас поймал лосося, но, будучи героем, он не привык лично готовить себе пищу, и потому зажарить рыбу вместо него взялся его подмастерье Финн. Подмастерье и не мечтал о том, чтобы съесть кушанье своего мастера, но он случайно обжёг палец, поворачивая рыбу на огне. Не задумываясь, Финн сунул обожжённый палец в рот и пососал его.
Испробовав, таким образом, рыбу. Получив, таким образом, все знания в Мире, и оставив своего мастера, героя, ничуть не мудрее прежнего.
И именно поэтому смеялся лосось.
На следующее утро после того, как он переспал с Ребекой, Грейдон был совершенно очарователен, готовил завтрак, смеялся с ней, целовал её в щёку. Внутри же — его сердце обратилось в золу. Он попрощался, пообещав встретиться с ней на неделе.
Когда она уехала, он принёс к пруду четыре бутылки вина. Две он выпил, а две оставшиеся вылил в воду.
— Выпей со мной, Говноед! — прокричал он. — Ты мой единственный друг!
Сом так и не появился на поверхности.
В воскресенье Грейдон не рыбачил. Во время своих изысканий он выяснил, что рыбачить в воскресенье — к неудаче, а как раз сейчас было самое время, чтобы быть суеверным. Кроме того, у него было похмелье, и он полдня проспал. Он подумывал о том, чтобы съездить до Атланты, но магазины к тому времени уже закрылись бы — по воскресеньям на Юге никто не работал допоздна.
В понедельник он отправился в город и потратил бо́льшую часть оставшихся денег на пневморужьё. Весь день он практиковался с ним во дворе, расстреливая диванные подушки. Причины спешить не было. Он хотел сделать всё как положено.
Во вторник он поднялся до рассвета и, взяв к пруду ружьё и мешок самых дорогих для него вещей, забрёл в воду. Едва он разбросал наживку и позвал Говноеда, как начало моросить.
Сом появился из воды и принялся поедать разбросанные Грейдоном вещи. Грейдон, не шевелясь, смотрел на это, дождь просачивался через его волосы и наполнял пруд рябью. Как только Говноед проглотил последнюю вещь, плававшую на поверхности, — косу Ребеки — Грейдон направил ружьё ему в голову и выстрелил.
Гарпун глубоко погрузился в голову Говноеда, и рыба забилась в судорогах, шлёпая хвостом по воде. Обхватив древко гарпуна обеими руками, Грейдон принялся тянуть Говноеда к берегу. Это оказалось проще, чем он ожидал, поскольку вода поддерживала мёртвую рыбину на плаву. Грейдон взобрался на илистую, скользкую отмель, и с трудом вытащил огромную тушу Говноеда на траву. После этого сходил к дому и вернулся откуда с тачкой и обрезками досок. Подперев колесо тачки кирпичом, он прислонил доски к тачке, устроив импровизированную рампу. Затем Грейдон пихал по этим доскам тяжеленный труп Говноеда, пока тот не плюхнулся в тачку, после чего покатил её к забетонированному патио на заднем дворе. Пока он толкал тачку, дождь перестал, будучи коротким летним ливнем, в один миг начавшись, а в другой — кончившись.
Грейдон вывалил Говноеда на бетон и стоял, глядя на него, ожидая, что его охватит некое волнение триумфа, однако внутри он по-прежнему был лишь зола и камни, и не чувствовал ничего. Он зашёл в дом за своими ножами, а затем принялся потрошить и чистить сома, часто обращаясь к купленной книге, где объяснялся процесс.
Через какое-то время Грейдон изучил содержимое желудка Говноеда, но обнаружил мало интересного, не найдя даже того, что совсем недавно скормил рыбине: лишь водоросли и ил. Это было разочарованием. Грейдон надеялся, что там будет… что-нибудь внутри. Что-нибудь особенное.
Ну что ж. Он всё равно может съесть этого сома. Это было главным. И это вызовет что-нибудь: убьёт его, наделит его невероятной мудростью, заставит его забыть, подарит ему забвение. Что-нибудь.
Телефон Грейдона звонил, пока он чистил рыбину, однако он игнорировал его, и звонивший, в конечном счёте, сдался.
Закончив чистить Говноеда, Грейдон был покрыт кровью и рыбьими потрохами. Завернув съедобные части в пластиковые пакеты, чтобы уберечь их от насекомых, он пошёл почистить камин: для плиты Говноед был слишком велик, а Грейдон хотел приготовить его целиком.
Когда камин был вычищен, Грейдон насыпал уголь под решётку, налил жидкость для розжига и развёл огонь. Как только тот хорошенько разгорелся, он поместил на решётку Говноеда. Вскоре рыбина начала поджариваться. Дым, как ни странно, был лишён какого-либо запаха.
Грейдон направился в ванную и принял душ, позволив крови и потрохам низвергаться на дно ванны, позволив струям воды колотить по его переутомлённым мускулам. Через некоторое время, боясь, что рыба подгорит, он вышел, обернувшись полотенцем.
Ребека была в гостиной, стоя на коленях перед огнём, глядя на рыбину.
— Привет, голый, — поздоровалась она. — Я пыталась дозвониться, но ты не брал трубку. Решила, что ты рыбачишь. Полагаю, я была права. Эта тварюга просто огромная.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он, совершенно сбитый с толку. Он не ожидал снова увидеть Ребеку так скоро, и не был уверен в том, что ему делать: словно, поймав, наконец, Говноеда, он исчерпал все внутренние ресурсы и больше не мог планировать.