В фильме вся эта информация подавалась традиционно: в виде ошметков документальных хроник, любительских видеозаписей (где иные ученые щурились на солнце и быстро склонялись над блокнотом), научных кадров, где что-то непонятное, но привлекательное пульсировало и светилось, снабженное смазанными стрелками и слипшимися ремарками компьютеров. Все это было подано с той очаровательной и почти тотальной недосказанностью, в виде намека, с какой вообще научная фантастика пестует свойственную ей скабрезную "научность", призвание которой - чистое возбуждение. Подобно тому как искусство соблазна требует, чтобы привлекательные фрагменты женского тела показывались мельком, в движении, приоткрываясь и вновь ускользая от поспешающего взгляда, так и массовая культура кокетливо и мельком приоткрывает перед возбужденными зрителями детали научных достижений будущего. То претенциозно блеснут какие-то "данные" и компетентно проскользнет чей-то, словно ветром принесенный, бред, который вполне может оказаться правдой при внимательном рассмотрении, то вдруг с девической доверчивостью все амбиции достоверности пускают на ветер и к нам льнут просто так, просто потому, что все, на каком-то уровне, и так все понимают. И разве трудно понять, что все, так или иначе, было и каким-то образом, видимо, будет?
Открытие Койна было мгновенно признано сверхсекретным: о нем узнали только ближайшие сотрудники президента и высший генералитет Пентагона. Реакция была бурной. На совещании в Овальном Кабинете слышались голоса, говорящие о том, что оружие такого рода должно быть оружием сдерживания, и следовательно, оно не должно полностью терять своего угрожающего характера. Госсекретарь придерживался мнения, что превращать наказание (а точнее, возмездие) в акт предоставления вечного блаженства - величайший абсурд, который когда-либо нависал над человечеством. Его поддержали некоторые министры - такие термины оборонной доктрины, как "оружие сдерживания" и "оружие возмездия", казавшиеся устаревшими, не сходили с уст. Лесли Койн горячо защищал свое детище - в такие моменты он мог быть язвительным. Койн обвинил своих оппонентов в том, что они все не могут изжить в себе подростковую кровожадность и отказаться от варварского романтизма войны, от глупых и угрюмых апокалиптических грез. "Взрослый человек должен заботиться только об устранении опасности, а не о том, чтобы ее источники были "наказаны", - желая наказать носителей угрозы, мы даем этой угрозе импульс вечного возрождения". Как ни странно, военные боссы на этом совещании (и впоследствии) полностью поддержали Койна. Руководство Пентагона в то время состояло из стариков - большинству было за восемьдесят.
Восьмидесятивосьмилетний Колин Файнблок, руководитель военного ведомства, сказал, обращаясь к президенту: "А по мне, пусть себе коммунисты отдыхают в раю. Мы же будем впихивать их туда силой, правда ведь, Джек-ки-бой? Если они вдруг полезут к нам с дракой, мы тут и скажем: добро пожаловать в рай, господа. Парни, о чем тут рассуждать? Главное, совесть наша будет чиста, как стеклышко, а военных больше никто никогда не обзовет мясниками. Когда Господь призовет нас, Он сможет убедиться, что мы сделали все для того, чтобы всем было неплохо. И тогда мы тоже попадем в рай - и вот что самое приятное: это будет другой рай, где не будет ни одного коммуниста. По-моему, Лесли придумал отличную штуку!" Шефа Пентагона поддержали руководители НАСА и Военно-Морского флота. Решающим фактором, обеспечившим симпатии военных, была предельная эффективность нового оружия и легкость его развертывания: фактически новую оборонную систему можно было развернуть за полгода, что было немаловажно, учитывая постоянный рост напряженности в отношениях с СССР Наличие этой оборонной системы гарантировало бы США практически стопроцентную гарантию победы в случае войны с враждебной сверхдержавой и ее сателлитами. Медлить же было нельзя: военная наука СССР тоже не стояла на месте. После многочасовой дискуссии президент распорядился приступить к предварительным разработкам. Тут же были выделены средства на новую программу. Все согласились с тем, что было бы безумием извещать о проекте хотя бы одного конгрессмена. Впрочем, Конгресс был уже более или менее декоративной организацией.
Погрузившись в бешеную работу над реализацией программы, Койн одновременно пребывает в бешеных вихрях любви. Его возлюбленная, конечно, уже забыла о вспышке своего гнева. Ветер любви, как канзасский смерч, уносит фургончик ее души в страну Озз. На пасхальные праздники они едут вдвоем на крошечный остров, принадлежащий Койну, где нет никого и ничего: только клочок каменистой почвы и старый недействующий маяк. По крутым ступеням этого маяка, по этой винтовой лестнице когда-то бежал, задыхаясь, седой ветеринар, чтобы успеть кого-то спасти. Теперь здесь пусто - только бледный, веселый трепет весенних лучей на вогнутых стенах.
Бликующая вода и весеннее неуверенное небо, белая моторная лодка, белый свитер девушки и ее длинные волосы на ветру - эти вещи знакомы каждому кинозрителю. И тем не менее они трогают. А уж если такое происходит в действительности, то, как говорится, небо над дальней деревней расцветает от фейерверков. На безлюдном старом военном корабле, подаренном Койну адмиралами (как жаль, что она так презирает этих аккуратных и благодарных стариков, но ведь она еще ребенок и ей все можно), происходит их любовь - то есть несколько совокуплений подряд и какая-то словесная игра, связанная с названиями городов, и осмотр пустых пушечных гнезд, слегка тронутых ржавчиной, и купание с неизбежным визгом в очень холодной воде, и затем растирание пушистыми полотенцами в каюте, и подчеркнутая худоба и некоторая даже астеничность их тел, горячий чай и старинные навигационные карты, снова легкий секс и грог, и впервые за долгое время они не под препаратами, если не считать выкуренной вместе сигареты-спицы. Ночью, в полузаброшенной капитанской каюте, они играют в шахматы, смеются, давая шахматным фигуркам новые неприличные имена, и слушают по радио русскую пасхальную всенощную, транслируемую из Бельгии.
Испытания проходят быстро и успешно. Из числа нескольких добровольцев (все - глубокие старики) Лесли выбирает девяностодевятилетнего Адама Фалька, мотивируя свой выбор тем, что первый человек в новом раю тоже должен быть Адамом. Адам Фальк, бывший военный летчик и астронавт, посвятивший свою жизнь службе в НАСА, человек, который несколько лет провел на орбите и бесчисленное количество раз выходил в открытый космос, участвовавший (в качестве испытателя) в различных экспериментах, - это старик, не привыкший испытывать робость. В темно-синей анфиладе его подвергают действию того, что здесь скромно называют словом "волна". Старик исчезает. В течение напряженной недели Койн и его коллега Кевин Патрик безуспешно пытаются установить с ним контакт с помощью радиокомпьютера-медиума. Наконец на экранчике медиума слабые, как испарина на зеркале, проступают слова "Thank You!". Вскоре контакт стабилизируется. Фальк признается, что в первые несколько дней (для него они напоминали, скорее, один день) от счастья и свободы разучился говорить, но затем, немного освоившись, углубившись в ин-терьерные пространства счастья, он легко вернул себе утраченные способности. Фальк подтверждает, что он жив и находится в раю, где, кроме него, людей нет. У него есть тело, впрочем, оно совсем не похоже на то, которое было у него раньше. Описать свое новое тело он пока затрудняется. На вопрос, не страдает ли он от одиночества, Фальк отвечает, что страдание здесь в принципе невозможно, кроме того, он не одинок. Его спрашивают, не означает ли это, что он находится в общении с другими живыми существами.
- Здесь все живое, однако слово "существа" я бы применять не стал, - отвечает испытатель.
Его просят охарактеризовать течение времени, в которое он теперь погружен. Фальк отвечает, что это "свободное время" и что при желании он может полностью синхронизоваться со своими собеседниками, остающимися в темно-синей анфиладе. Койн спрашивает, согласен ли Фальк в своем новом состоянии выполнять некоторые поручения исследователей.
Фальк вежливо заверяет их, что он, насколько это возможно, в их распоряжении, так как испытывает "неизмеримое чувство любви и благодарности". Кроме того, он почтительно просит разрешения впредь говорить стихами, так как так ему теперь удобнее. Койн и Патрик со смехом сообщают ему свое "разрешение" пользоваться тем типом речи, который кажется самому Адаму наиболее комфортным - лишь бы сообщения сохраняли свою информативность.
Темп фильма убыстряется. С помощью Фалька, с помощью сверхчувствительной аппаратуры и с помощью препарата CI-581/366 Лесли Койн проводит систематические исследования открытого им мира - Слоя или Уровня, которому Койн присваивает имя "Одиннадцатый": не потому, что ему предшествуют десять каких-то других Уровней, а по произвольной аналогии с последним одиннадцатым уровнем "кама-локи", так называемого "сосуда наслаждений" буддийской космологии. Этот уровень определяется как мир "исчезающих, тающих богов". Тем временем, подстегиваемый опасностями внешнеполитической ситуации, президент отдает приказ о внедрении новой оборонной системы, которую скромно кодируют словами "хорошее радиосообщение". Койн считает, что в данном случае нужно воздержаться от пафосных и романтических прозвищ, типа Трианон или Грааль, которые стали бы лакомой наживкой для пылкого воображения вражеских разведчиков. Службы безопасности США прилагают колоссальные усилия, чтобы предотвратить малейшую утечку информации в том, что касается "хорошего радиосообщения". Койн лично обращается к президенту, требуя учетверить бдительность ФБР и ЦРУ в этом вопросе, указывая, что "от этого сейчас фактически зависит все".
Во времена Брежнева, как известно, в Советском Союзе царствовали старики, в Америке же заправляли люди молодые и энергичные. Теперь дело обстоит отчасти наоборот. Президенту США вскоре должно исполниться 77 лет, остальные члены кабинета еще старше. В Кремле же все решается компанией молодых декадентов - они развращены неограниченной властью, их раздражительность подстегивается оргиастической усталостью, их фантазии вскормлены наркотиками и разносторонним образованием, они ищут и находят новые желания, они в силах поддерживать в себе нарастающие аппе