А Эсфор застыл с опущенным клинком в руке. Глядя на мёртвого названого брата.
Когда он моргнул, по грязной щеке его скатилась слеза.
Нет, дроу не дрогнули и не побежали. Ещё нет. Они закричали, яростно и тоскливо, и бросились на убийцу своего короля, а эльфийский принц даже не думал сопротивляться, убегать, снова поднимать меч – просто стоял. В абсолютном равнодушии к тому, что будет с ним дальше. Но светлые – только что одержавшие победу в войне, пусть они ещё и не знали об этом – кинулись вперёд, защищая героя, чьей рукой был повержен Тэйрант Кровавый.
Эсфориэля оттеснили назад, и он скрылся из виду. Должно быть, кто-то увёл его с поля боя. Сам принц явно жаждал покинуть его лишь под руку с собственной смертью.
Потом даже я ощутила порыв ледяного ветра, пощёчиной хлестнувший по лицу, и волна сизого тумана заставила всех вокруг – и светлых, и тёмных – рухнуть наземь срезанными колосьями.
Когда туман рассеялся, Ильхт уже подошёл к телу Тэйранта. Переступая через своих и чужих. Ему было плевать, кого он обезвредил, чтобы дойти сюда.
Он не кричал, не пытался исправить что-то, не пытался проверить, жив Повелитель или нет. Должно быть, и так знал, что нет. Просто упал на колени, вглядываясь в мёртвое лицо своего друга. Потом согнулся пополам, и мне показалось, что он плачет.
Но он лишь склонился, чтобы взять лицо Тэйранта в свои ладони – и коснуться губами его лба.
Когда Ильхт, выпрямившись, закрыл золотые глаза Повелителя дроу, в его собственных открылась такая бездна боли, что горло сжала горькая судорога.
– Да, Тэй мёртв. – Предок Лода поднял остекленевший взгляд, явно обращаясь к кому-то очень далёкому. – Отступайте. Уводите всех, кого сможете.
Дроу всё-таки бежали, я видела это. В той стороне, откуда наступал Тэйрант. А с другой уже подступали эльфы, приближаясь к Ильхту.
Да только тому тоже было абсолютно всё равно, что будет с ним дальше.
– А я остаюсь. Да. Моё место рядом с Тэем. Всегда. – И колдун прикрыл глаза. – Защитите мою семью. Это приказ.
Я нырнула во тьму, когда лезвие эльфийского клинка уже неслось к его шее. Акке молчал, и какое-то время мы просто висели во мраке.
Потом я всё же заговорила, преодолевая ощущение кома в горле.
– И что… он не захотел жить дальше… ради их дела? Ради семьи?
– Ты же слышала, что он сказал. Он любил жену, но Повелитель был ему ближе. А дочь он и вовсе не видел, она родилась уже после того, как Ильхт ушёл на войну.
– Как можно ставить друга выше возлюбленной?
– О, Ильхт испытывал к супруге глубокое уважение, искреннюю нежность и пламенную страсть – и не более. Они были любовниками и партнёрами, но не друзьями. Тэйрант же стал для него всем. Светом во тьме, глотком воздуха, тем, кто придаёт жизни смысл и цель. Что-то вроде зависимости, но от живого существа.
– В зависимость впадают лишь слабые.
– Никто и не говорит, что Ильхт был сильным.
– Но ты говорил, что Лод похож на него.
– В чём-то. Далеко не во всём, – Акке пожал плечами. – До встречи с Тэйрантом Ильхт не вполне осознавал, кто он и чего хочет. Не ощущал себя личностью в полной мере, не находил достойного применения своему уму и Дару. Тэйрант же был прирождённым лидером… и он повёл Ильхта за собой. Подарил ему жизненный путь, где тот был нужным и незаменимым. Направил его таланты в то русло, где они раскрылись лучше всего. Позволил принять и полюбить себя.
Я поёжилась, когда поняла, что кого-то мне это напоминает. Не полностью, но всё же.
И не Лода.
– Лод совсем не такой, – сказала я, отгоняя печальные мысли.
– Конечно. Будь это не так, мы бы с тобой сейчас не разговаривали. Тебя не стало бы в тот же день, как ты попала в Риджию.
– Тогда почему Лод боится стать таким же?
– Внутри него спит тот же дракон. Но Ильхт был слаб и долго прятался от него – а когда всё же решился с ним познакомиться, позволил ему поглотить себя целиком. Лод же надел на дракона поводок и выпускает лишь тогда, когда нужно ему.
Тень, знай своё место…
– Это всё, что ты хотел мне показать? – помолчав, спросила я.
– Почти. День на исходе, и вскоре тебе придётся проснуться. Осталось последнее.
Тьма рассеялась, и я оказалась в том же саду, с которого всё началось.
Он не изменился. Изменилось лишь то, что в нём происходило.
В воздухе звенели крики. Они неслись из окон дворца, перелетали через крышу и разбивались эхом галереи на отзвуки-осколки. Мимо меня, втаптывая в землю травяную зелень, с оружием наголо шли светлые. Лепреконы были без шлемов, позволив наконец разглядеть их лица: уменьшенные копии эльфийских, только глаза – яркий малахит, да волосы – огонь рыжих листьев.
На земле лежали четыре тела. Три девушки, один мужчина. Все четверо – дроу.
И одной была принцесса Мириана.
Королевского венца не было ни на ней, ни рядом. То ли потерялся где-то, то ли содрали с мёртвого тела. Тёмные волосы расплескались по траве, неподвижный взгляд устремлён в небо. На груди, вокруг древков арбалетных болтов, расплылись багровые пятна.
Светлые не обращали на тела ни малейшего внимания. Ни люди, ни лепреконы, ни эльфы с ясными холодными глазами. Они шли неторопливо и деловито, и мёртвая принцесса дроу для них явно не была чем-то из ряда вон выходящим.
– Но… Криста говорила, что светлые не преследовали дроу, когда те отступали…
Естественно, светлые меня не услышали.
Но я и не к ним обращалась.
– После Хьярты – нет. Эта битва была для дроу последней. – Иллюранди стоял рядом, спокойный, как всегда. – Большая часть дроу бежала под горы заранее. Семьи Тэйранта и Ильхта – тоже. Но остатки армии Тэйранта пытались защитить столицу… и бежали лишь тогда, когда стало ясно, что эта война проиграна.
Как же я была глупа. Даже лишившись Повелителя, дроу не отдали бы своё королевство без боя.
– Тогда что здесь делала принцесса?
– Она осталась, чтобы поддержать боевой дух армии. И не верила, что Хьярта падёт. По крайней мере, так она говорила. Жена и сын Тэйранта благополучно отправились под горы, и Мириане не препятствовали.
– Так она говорила? А на самом деле?
– А на самом деле она не верила, что светлые, захватив город, поведут себя так. И надеялась на долгожданную встречу с одним из них. Но, видишь ли, она немного идеализировала светлые народы… тоже. Потому что из тех, кто остался в Хьярте, не выжил никто.
Двор опустел. И, оставшись наедине с мёртвыми, я зажала руками уши – чтобы не слышать воплей тех, кто ещё умирал.
Конечно, никто не выжил. Никому не позволили выжить. Потому что у каждого внутри есть свой дракон. И не важно, кто ты и на чьей стороне, но от запаха крови он пробудится.
Пусть ты не захватываешь, а освобождаешь – враги меняются ролями. Ты отбиваешься и переходишь в наступление, ты преследуешь врага и победным маршем ступаешь по его землям… и уподобляешься ему. Потому что невозможно сохранить себя, свою человечность – пусть в случае эльфов это звучит глупо – до последнего боя. Ведь ты помнишь всё, что творил враг, помнишь сожжённые города, убитых детей и женщин, товарищей, навеки оставшихся на поле битвы. И в сердцах, заледеневших от зла, созерцаемого каждый день, пробуждается первобытный принцип «око за око», и вот уже другая сторона рушит прекрасные города и реками льёт кровь невинных…
Когда в сад, сжимая в ладони опущенный клинок, ступил Эсфор, я растерянно опустила руки.
Он не походил ни на того мальчика, что когда-то фехтовал здесь деревянным мечом, ни на того юношу, что любовался звёздами со своей возлюбленной. Эсфор, которого знала я, был другим… но этот больше напоминал труп, по какому-то недоразумению ещё державшийся на ногах.
Он сделал несколько шагов, явно собираясь пройти через сад. Потом скользнул по лежащим телам беглым взглядом.
И когда понял, кто именно лежит на траве, отреагировал совсем не так, как Ильхт.
– Мири!
Меч выпал из его руки, когда Эсфор рванул вперёд и рухнул на колени:
– Нет, Мири, Мири, очнись! Очнись, ты же…
Дрожащие пальцы коснулись её лица. Потом метнулись ниже – к древкам болтов в неподвижной груди. Так и не решившись дотронуться, снова вернулись выше – к шее, туда, где должен был биться пульс.
Он не верил.
Пусть даже не мог не понимать: уже ничего не изменить.
– Нет, ты должна была бежать с остальными, не дожидаться штурма, почему ты… – он обнял мёртвую принцессу за плечи, прижал к груди, легонько покачивая, точно баюкая в объятиях, – почему, почему, поче…
Он поднял голову к звёздному небу над Хьяртой. Такому же звёздному и ясному, как много лет назад, когда Мириана тайком наблюдала, как маленький эльфийский принц дерётся с её братом.
Закричал. Без слов, но в этом крике я услышала его душу. Обнажённую, ободранную и искалеченную, обратившуюся одной огромной открытой раной.
И зарыдал. Горько, страшно, давясь всхлипами. До кашля, до хрипоты.
– …жана, вставай!
Голос не принадлежал Акке… и заставил меня открыть глаза. Не в саду, триста лет назад, а в лаборатории Лода.
Здесь и сейчас.
Колдун сидел рядом с моей постелью. Полностью одетый, не заспанный – видимо, давно уже встал. Одна рука лежала на моём плече. Наверное, пытался меня растолкать, только я не помнила этих попыток.
Я лихорадочно нашаривала очки; а перед глазами всё ещё стоял сад под холодными звёздами.
– Я не мог тебя разбудить, – сказал Лод.
Взгляд его был пристальным.
– В итоге вот… разбудил. – Я привстала на локте. – А зачем?..
– Ты плакала во сне.
Я недоумённо коснулась щеки.
Точно, мокрая. Странно, я не помнила своих слёз. Или не заметила.
Ладно, во сне не считается.
– Что тебе снилось?
– Кошмар один. – Я опустила глаза, уставившись на ножку стола. – Пустяки.
Наверное, я всё же расскажу ему.
Просто не сейчас.
– Пустяки так пустяки. Всё равно пора вставать. – Лод мирно протянул мне руку. – У меня к тебе деловое предложение.