С другой стороны, в подземных садах была своя изящная, аскетичная прелесть.
И пожалуй, она привлекала меня больше.
– Выходит, нас не ждали, – пробормотала я, повернувшись к Морти. – И где в таком случае потерялся принц Фаник?
Она промолчала, шелестя длинной юбкой по светлым мраморным плитам, которыми эльфы выложили дорогу ко дворцу. Даже укрывшись плащом с головы до пят, принцесса избегала прямых солнечных лучей – наверное, яркое солнце вредило дроу, привыкшим к вечной тьме. Восхт шёл рядом, опираясь на водяной посох, и кусал губы. В отличие от знамени дроу, волшебный посох даже не думал стучать по камням.
При приближении стало ясно, что эльфийский дворец – не единое дерево, а переплетение тысячи тысяч тонких лоз. У двустворчатых дверей, высоких и массивных, затейливо украшенных резьбой и позолотой, скучала другая парочка стражников, но мигом взбодрилась, разглядев знамя тёмных и лицо Морти.
– Они пришли для переговоров, – коротко сообщил им один из эльфов, сопровождавших нас. – Я доложу Повелителю. Не спускайте с них глаз.
Ему не потребовалось уговаривать или убеждать – на шее Восхта красноречиво серебрился ошейник, а светлого колдуна стражники явно знали и уважали. И когда эльф скрылся за дверьми, ведущими во дворец, остальные лишь удостоили Морти ненавидящими взглядами… на которые принцесса ответила улыбкой, – чем, надо сказать, заметно смутила противников.
Всё же трудно пылать ненавистью, когда ты мужчина, а тебе нежно улыбается красивая девушка.
Эльфийские стражи не носили доспехов. Облачались они в одинаковые приталенные туники – золотые, как дворец, который они охраняли, – и поскольку лица их для меня никак не отличались, вызывали смутные ассоциации с клонами. Я удостоилась от них пытливого, почти сочувственного внимания. Похоже, эльфы не совсем понимали, кто я и на чьей стороне. Человек ведь… а я уже имела возможность убедиться, что светлые не верят в добровольное сотрудничество людей и дроу.
– А принц Фаник… не возвращался? – спросил Восхт, обратившись к одному из стражей.
– Нет, – коротко ответил тот. Потом неохотно добавил: – Мы не видели его уже десять дней.
Но Лод не мог просчитаться. Не мог ошибиться в расчётах. Принц должен был вернуться, должен был прибыть и передать его слова… и не прибыл.
Я не знала, почему послание тёмных не достигло адресата, но ничего хорошего это означать не могло.
И мне было до боли интересно, что сейчас думает о происходящем Лод.
Ожидали долго и молча. У нас ничего не спрашивали: то ли боялись, то ли противно было заговаривать с тёмными.
Но в конце концов знакомый страж вернулся.
– Повелитель велел сопроводить их в тронный зал. – Эльф обращался исключительно к товарищам, избегая даже смотреть на нас. – Идёмте.
Белый мрамор пола гулко отражал шаги. Стены дворца изнутри тоже сплетали золотые лозы, соединяясь в ровную гладь, – словно причудливые обои с древесным рисунком. Их украсили пёстрыми гобеленами, придав окружению сходство с привычным убранством замков. Пустынные залы и переходы, которыми вела нас четвёрка стражников, ярко озаряли люстры и светильники – гнёзда изящных серебряных кружев, укрывавшие пляшущие язычки белого колдовского огня. Использовать настоящее пламя в огромном дереве явно было не слишком разумным.
Вместо тьмы, черноты и серебра – свет, яркость и золото.
Полная противоположность всего, к чему я успела привыкнуть.
Далеко идти не пришлось. Я заметила по пути широкую лестницу из гибких золотых ветвей, но обошлись без подъёмов. Двери в тронный зал казались лишь чуть меньше тех, что вели во дворец, превосходя их богатством отделки… а вот сам зал, большой и круглый, впечатлял не особо. Он был не менее красив, чем всё, что я видела до того – и не более.
Нас подвели к трону, устроенному на небольшом возвышении в конце зала.
И на сей раз нас ждали.
Повелитель Хьовфин, брат Эсфориэля, встречал нас в одиночестве. Прекрасный, как рассвет, как гениальная симфония, как идеальная симметрия; сиявший утончённой красотой, на которую не имел права ни один человек. Лицо, гладкое и юное, – статуя Микеланджело, волосы – золотой шёлк, глаза – бездонное море, где тонет сиреневый закат, серебряная парча одежд – лунный свет, ниспадающий на пол.
И мне вдруг захотелось упасть на колени перед его троном, последовав примеру светлого колдуна.
– Приветствую, Восхт. И вас, гости, что явились незваными и принесли злые вести. – Голос Повелителя эльфов завораживал холодной музыкой, переливами высоких гармоник. – Давно я не видел Детей Луны. Говорите, кто вы. Зачем пришли. И что с моими сыновьями.
За этим голосом, за этой красотой хотелось идти куда угодно. Ей хотелось подчиняться. Ей хотелось служить.
Такими становятся эльфы, что прожили не один век?..
– Я – принцесса Мортиара, сестра Альянэла из рода Бллойвуг, Повелителя дроу, Владыки Детей Луны. И мы пришли к вам с предложением мира. – Морти степенно скинула капюшон. На неё Хьовфин явно не оказал гипнотического воздействия. – Мы пленили вашего сына, Дэнимона, вместе с его невестой и принцессой Навинией, владычицей людей. Они живы и здоровы, и с ними обращаются самым достойным образом.
Чтобы избавиться от зачарованности, мне пришлось зажмуриться. Наверняка какие-то эльфийские чары, будь они неладны! А на Морти не действуют, ведь она дроу…
И только тут я услышала отзвуки шёпота, которым обменялись стражники. Исполненные ужаса.
«Наследница Тэйранта».
– Дэнимон? – повторил Хьовфин. – А как же Фаник?
– Принц Фаникэйл остался на свободе. – Морти говорила спокойно, учтиво, без всякого раболепства, как равная с равным. Если ей и претило мирно беседовать с убийцей сестры, она ничем этого не выдавала. – Семь дней назад мы встретили его в Тьядри и передали послание для вас.
– Вот как? – Вежливая прохлада в голосе эльфа завораживала и замораживала, как сознание, так и слух. – А мне докладывали, что в последний раз его видели как раз в Тьядри. Как раз семь дней назад. И больше – нигде и никогда.
Я увидела, как Восхт, до сих пор молча отсиживавшийся на полу, удивлённо вскинул голову. Почему-то – на меня.
Как будто я каким-то образом могла знать, куда угораздило запропаститься брата Дэнимона.
– Вы пленили одного моего сына, – ровно продолжил Хьовфин, – но утверждаете, что непричастны к исчезновению второго?
– Уверяю, Повелитель, – склонив голову, заговорила я, – семь дней назад мы оставили принца в гостевом доме «Чёрная Кошка», в целости и сохранности. Восхт может это подтвердить. Принц был в полном порядке, разве что…
– С этой вещью на шее он подтвердит всё, что вам угодно. – Эльф наконец повернул голову в мою сторону. – Человек? И с ними?
Его глаза обездвиживали, приковывали к месту, лишали дара речи долгим взглядом, в котором ты тонул и увязал, словно в карамели, блаженно, сладко…
– Так распорядилась судьба, Повелитель, – всё же преодолев чары, отозвалась я. – Я не из Риджии.
– По твоей речи это заметно.
– Я из другого мира. И к дроу попала случайно. Но они самым достойным образом обошлись как со мной, так и с невестой вашего сына, которую схватили рядом с горами. – Естественно, я не стала вдаваться в скользкие подробности. – Я знаю обо всех причинах, которые привели к сложным взаимоотношениям ваших народов, и…
– Значит, глупая девчонка добегалась со своим стремлением к подвигам, – даже тут в голосе Хьовфина не скользнуло и намёка на чувства. – Что ж, закономерный итог.
Это была не совсем та фраза, которую я ожидала услышать в отношении невесты любимого сына. Особенно на фоне утверждений Кристы, что Повелитель в ней души не чает.
Я замялась – и с досадой подумала, что парламентёр из меня всё же вышел отвратительный.
– Повелитель, мы не причастны к исчезновению принца Фаникэйла. – Морти снова взяла инициативу в свои руки. – Но Дэнимон у нас, и мы готовы вернуть его в любой момент. Позвольте нам изложить свои требования, и…
– Нет.
Это было очень твёрдое «нет». Настолько твёрдое, что им можно было бы резать алмаз.
И кажется, после него Морти растерялась не меньше меня.
– Я знаю, о чём вы будете просить. Мир, земли, Хьярта. Ваш народ уже просил меня о том же. Но вы закрыли себе эту дверь. Восемнадцать лет назад.
Не будь голос Хьовфина таким мелодичным, он мог бы принадлежать роботу.
Никогда не думала, что в речи живого существа могут полностью отсутствовать эмоции.
– Повелитель, – Морти быстро взяла себя в руки, – на тех переговорах…
– …вы ясно дали понять, что наши народы могут говорить лишь на одном языке. Языке войны и крови. Что триста лет назад, что сейчас. Светлые народы никогда не смогут жить спокойно, пока в Риджии останется хоть один дроу. И вы сами выковали и закалили меч, который вас поразит. Выковали и закалили меня. И я положу этому конец, – Хьовфин говорил чётко, размеренно и абсолютно спокойно. – Я истреблю ваш народ, раз и навсегда. Весь. До последнего младенца в колыбели. Так же, как вы когда-то намеревались истребить мой. И тогда, и только тогда – этот кошмар наконец закончится.
– Повелитель…
– Вы даже не нашли смелости признаться в том, что лишили меня не только жены, но и сына. Спрятались за медовыми речами и масками фальшивого дружелюбия, совсем как на тех переговорах, и случайная гибель Фаника никак не вписывалась в ваши планы. Он слишком отчаянно сопротивлялся, когда вы пытались его схватить? Поэтому вы убили его?
– Повелитель, мы не…
– Хорошо, можете радоваться. Напоследок. Тому, что отняли у меня последнюю радость в жизни. Это всё, что вы можете сделать. Ведь я уничтожу вас, совсем скоро, и вы не заставите меня отступить. – Хьовфин подался вперёд, но лицо его осталось таким же бесстрастным. – Я не имею права жертвовать благополучием своего народа ради благополучия личного. И если мне суждено лишиться обоих сыновей – да будет так. На войне без жертв не обойтись. Убивайте их, пытайте, присылайте мне по кусочкам, но я никогда не уступлю вам. Никогда. Ни в чём.