– Ничего себе, – прошептала Криста, подглядывавшая из-за моего плеча. – Не думала, что дроу… способны на такое.
– Как и я. – Прежде чем обернуться к сокамернице, я тихо вернула штору на место. – Что ж, если мы хотим выбраться отсюда, то мне нужно выучить риджийский.
– Ты не сможешь, – покачала головой Криста.
Я прошла к кровати. Пошарила по выдвижным ящикам, которые заметила в изголовье. Обнаружив пузырёк чернил, стальную перьевую ручку и несколько свитков пергамента, торжественно вручила всё это Кристе.
– Напиши вначале местный алфавит, – велела я, раздвигая тарелки на столе. – Потом – личные местоимения в разных падежах и названия всех предметов, которые есть в этой комнате. С переводом и транскрипцией русскими буквами, естественно.
– Ты не сможешь! – повторила Криста. – Колдун продержит меня здесь всего неделю, и за это время риджийский ты никак не выучишь! И вообще… какой у тебя план?
– Пока никакого.
– Никакого? И как же тогда, скажи на милость, ты собираешься нас освободить?
– Как только придумаю, обязательно сообщу.
Криста, фыркнув, раздражённо дёрнула покатым плечиком:
– А я-то уши развесила! Вытащит она нас, как же! Ладно, придумаю что-нибудь, и не из таких передряг…
– Никто не мешает тебе на досуге придумывать всё, что душе угодно. – Мой голос только что не сочился бесконечным терпением. – Но сейчас я прошу тебя набросать несколько строчек, что не так уж тяжело, согласись. Если, конечно, ты умеешь писать.
И, заметив гневный прищур Кристы, ретировалась в ванную.
Такие грязные ноги, как у меня, брать в постель преступно. А значит, мне есть чем заняться, пока сокамерница покупается на моё «слабо».
Когда я вернулась, вместо полотенца вытирая голову порванным платьем, Криста расчёсывала волосы костяным гребнем. Видимо, нашла всё в тех же изголовных ящиках.
– Написала? – повесив влажное платье на спинку стула, я взяла исписанный пергамент.
– Да. – Криста любовалась своим отражением в ручном серебряном зеркальце.
Я пробежалась взглядом по чернильным строчкам. Вначале – по закорючкам букв, сопровождённым звуковой транскрипцией на русском, потом по словам, нацарапанным ниже. Ещё раз окинула пергамент пристальным взглядом.
Почувствовала, как его ментальная копия ложится на полочку в моём сознании.
– Отлично. – Я перевернула пергамент и положила его перед Кристой. – А теперь пиши на обороте риджийский перевод тех слов, которые я тебе назову.
– Сначала выучи то, что я уже написала. – Девушка сосредоточенно расчёсывала особо непослушный локон.
– Я и выучила.
Криста замерла. Поймала в зеркальной глади мой мягкий, внимательный взгляд из-под очков.
Потом, всем своим видом выразив крайний скептицизм, отложила зеркальце и гребень, схватила пергамент – и встала.
– Отлично. Сейчас проверим. – Она отошла в дальний конец комнаты, чтобы я никак не разглядела написанного. – Как будет «стул»?
Образ пергамента мгновенно всплыл перед моими глазами.
– Не ручаюсь за правильность написанного тобой произношения, – я взяла со стола гребень и склонилась над зеркалом, в котором отражался белёный потолок, – но вроде «формасур».
Криста недовольно кивнула.
– Кровать?
– Руум. – Я пригладила чёлку, чтобы та сохла в более-менее приличном виде, и принялась расчёсывать мокрые запутанные волосы.
– Они?
– Фейр.
– Тарелка?
– Фат.
– Ей?
– Хенни. – Я поморщилась, пытаясь сладить с прядью, никак не желавшей расчёсываться.
– Одежда?!
– Фёт.
– Вода?!
– Матх. – Положив гребень рядом с зеркальцем, я оглянулась через плечо и улыбнулась. – Может, для экономии времени ты просто мне поверишь?
Криста села на кровать. Открыла рот – и закрыла.
Потом снова, словно рыбка, которую вытащили из воды.
– Я же называла слова не подряд, – зачем-то пробормотала она. – И те, которые написала в конце, и в середине…
– Правильно делала.
– Но это невозможно! Ты… ты смотрела на этот пергамент всего-то секунд десять!
Я повернулась к ней:
– Полагаю, ты никогда не слышала об эйдетической памяти?
Криста озадаченно хлопнула длиннющими ресницами.
– Фотографической, – смилостивилась я.
– А! Это когда людям достаточно пролистать книгу, и они её запоминают?
– Точно.
– Слышала, конечно! Хочешь сказать, у тебя… фотографическая?..
– Именно.
Во взгляде Кристы скользнуло благоговение.
– Выходит, ты… гений?
Я провела пальцем по переносице, поправляя очки. Села на стул, откинувшись на мягкую спинку.
– Я научилась читать в год, а к двенадцати знала наизусть все книги в нашем доме. В пять лет я перемножала в уме трёхзначные числа. Я поступила в МГУ на факультет вычислительной математики и кибернетики, набрав максимальное количество проходных баллов. Учти, что на студентов с ВМК даже ребята с физфака и мехмата смотрят, открыв рот, а я поступала на курс фундаментальной информатики, куда принимали всего-то пятнадцать человек. – Насчёт мехмата я, конечно, несколько преувеличила, ибо тамошние студиозусы всегда мнили о себе незаслуженно много… но не суть. – Мой айкью равен приблизительно ста восьмидесяти с хвостиком. Если сложить все эти факты воедино… – я пожала плечами. – Да, пожалуй, можно сказать, что я гений.
И не стала добавлять, что лишь осознание собственной исключительности весь последний год удерживало меня от того, чтобы повеситься на крюке от люстры. Этого – и что без меня Сашка снова запустит учёбу.
Воспоминание кольнуло сердце тонкой иголочкой тоски.
Мне до боли хотелось его увидеть. Рассказать обо всех безумствах, которые со мной произошли. Потому что я всегда всё рассказывала ему.
Почти.
– Можешь придержать слова восхищения при себе, – великодушно разрешила я.
– А… ты… – девушка облизнула пересохшие губы, – ты что, уже учишься в универе? Сколько же тебе лет?
Поскольку я ожидала несколько другой реакции, то нахмурилась:
– Девятнадцать.
Криста долго смотрела на меня, птичкой склонив голову набок.
Так, будто впервые увидела.
– А я думала, тебе лет пятнадцать, – наконец глубокомысленно изрекла она. – Совсем мелкой выглядишь.
– Всё, что ты усвоила из моих слов – это факт моего поступления в универ?
– Нет, – на удивление спокойно ответила девушка, поднимаясь с кровати. Приблизившись, села напротив. – Ещё то, что ты действительно можешь вытащить нас отсюда.
Положила перед собой пергамент. Повернула чистой стороной кверху.
И, обречённо вздохнув, открутила крышку пузырька с чернилами.
– Так. Какие слова, говоришь, тебе ещё надо написать?..
Мы просидели, наверное, полночи. Криста очень скоро начала клевать носом, рискуя испачкать его в чернильнице, но я объявила отбой, лишь когда мы исписали все четыре свитка мелким шрифтом с обеих сторон. Тогда я задула свечи, уже близившиеся к состоянию огарков, и мы с наслаждением заползли под одеяло.
К сожалению, только одно.
Под нами захрустела свежая простыня, едва уловимо пахнущая лилиями. Некоторое время мы с сокамерницей, ворочаясь, перетягивали одеяло на себя – пока я, махнув рукой, не выползла из-под него.
Ничего страшного, всё равно в рубашке сплю. К тому же в комнате тепло.
– Хорошие свечи у дроу, – едва слышно протянула Криста, удовлетворённо свернувшись калачиком под пуховым трофеем. – У эльфов они трещат и дымят, а эти… у них пламя такое ровное, и хватает надолго…
– Прихватим одну, как сбегать будем? Пусть эльфы выяснят, как дроу их делают.
– Ага…
Она зевнула сонным котёнком – широко, умильно, обнажив мелкие зубки, – и заснула, как котёнок – мгновенно. Только что говорила со мной, а потом закрыла глаза, и звук её дыхания окрасил тонкий присвист.
Я сняла очки, положив их рядом с подушкой. Легла, закинув руки за голову. Глядя в потолок, мысленно перебрала свитки с риджийскими словами, отныне надёжно хранившиеся в моей памяти.
Закрыла глаза, чувствуя, как подкрадывается на мягких лапках долгожданный сон.
Что ж, будем надеяться, нам действительно удастся выпутаться из этой передряги. И желательно безболезненно.
Хотя бы для меня.
Глава 2Наследник рода Миркрихэйр
Утром меня разбудил вопль Кристы. Очень похожий на тот, что выдернул меня из сна в темнице.
И, прежде чем открыть глаза, я понадеялась, что подобный способ пробуждения не войдёт у неё в привычку.
– Что? – Я рывком села в постели, нащупывая очки.
Сокамерница, не отвечая, молча ткнула пальцем куда-то в сторону окна. Поспешно спрятав глаза за стёклами, я обратила внимание на растопленный кем-то камин – и натолкнулась на чужой сияющий взор. Сияющий в прямом смысле этого слова.
И странный, чарующий блеск синевы и серебра, которым светились очи юноши, застывшего у стола с грязными тарелками в руках, заставил меня почти залюбоваться.
– Доброе утро, – вежливо произнесла я, приветствуя незнакомца. – Что вам нужно?
Тот лишь улыбнулся в ответ узкими губами, и улыбка эта походила на лезвие ножа. Кожа его была пепельно-серой, как у дроу, но черты – ещё тоньше, ещё острее, ещё неправильнее, и волосы – чёрный обсидиан, а не лунное серебро, и глаза – не яркий янтарь, а блёклый синеватый перламутр, и бесформенные одежды – похожие на мантию, сотканную из сумрака ночи…
Одновременно с тем, как я встала с постели, юноша отступил на шаг, в тёмный угол рядом с окном, и каким-то образом совершенно слился с тенью. Ещё мгновение я видела огоньки его глаз – а затем пропали и они.
Когда я приблизилась к столу, в комнате уже не было никого, кроме нас с Кристой.
– Кто это был? – выдохнула сокамерница.
– Думаю, кто-то вроде уборщика. – Я запоздало сообразила, что на мне нет ничего, кроме рубашки, прикрывающей ноги до середины бедра. Мстительно понадеялась, что мои кривые ноги будут преследовать незваного гостя в кошмарах. – Тоже мне, юноша бледный со взором горящим…