«Наверное, именно поэтому у мэра Шанхая дома находят 17 тонн золота, а не сумки с мятыми купюрами… С другой стороны, у наших мэров вообще ничего не находят без разрешения сверху…»
По дороге в Самье мы посетили еще два монастыря – Йангбулаканг и Чангжаг. Первый, основанный, по словам Олега, за 2000 лет до нашей эры, был столицей Тибета до строительства дворца Потала в Лхасе. Второй же примечателен тем, что там хранится одна из самых древних – примерно 1500 лет – тонка15. Искусно вышитая бисером, она хранится под защитой стекла, являясь предметом поклонения буддистов, которые прибывают сюда со всего мира.
– Тонка с бисером сейчас снова в моде, – сказал Джимми, указывая на легендарную шаль. – Зэки в китайских тюрьмах такие делают.
В этих монастырях съемка тоже была под запретом, но я все равно его украдкой нарушал, хотя, сказать по правде, тибетская тематика уже начала потихоньку меня утомлять. Единственное, чего мне по-настоящему хотелось бы, – найти дихрою. Остальное я начал делать, скорее, на автомате. И упавший телефон чем дальше, тем больше казался этаким намеком судьбы: «Ты здесь не за этим».
«Посмотрим, что будет в Самье. Почему-то есть ощущение, что там обязательно случится что-то важное».
•••
Июль 1901 года
Недуг. Ночлег в дороге и новое упоминание дихрои. Монастырь Ебра. Прощание с Ионданем
– Что же, отправляешься? – спросил Даший.
Он пришел утром, чтобы попрощаться с Цыбиковым, отправляющимся в Ебру и Галдан.
– Да, – ответил Гомбожаб. – С нами пойти не надумал?
– Нет, хватает дел в городе, – усмехнулся Даший. – Потом расскажешь, что там видел.
Цыбиков кивнул и, подхватив молитвенный барабан, махнул Ионданю – новому слуге, нанятому как раз для пешего путешествия. Вместе они отправились к городским воротам, откуда дорога вела прямиком в Ебру.
Гомбожаб планировал добраться до монастыря затемно – благо, он находился всего верстах в двадцати от Лхасы, – но путешествие, как всегда, внесло свои коррективы: из-за того, что необходимо было постоянно идти в гору, у Цыбикова началась сильная одышка.
– Что с тобой? – хмурясь, с жутким акцентом поинтересовался Иондань.
– Мне плохо, – с трудом выдавил Цыбиков.
Иондань медленно кивнул, а потом, несмотря на протесты нанимателя, отобрал у него молитвенный барабан и дорожную сумку и побрел в сторону от дороги.
– Ты куда? – переведя дух, окликнул его Гомбожаб.
– Иди за мной, – бросил слуга на ходу. – Переночуем тут, а утром пойдем дальше.
Цыбиков хотел возразить, но, прислушавшись к себе, решил не геройствовать.
Иондань привел его в дом одного бедного старика Пхубу, который с радостью принял гостей у себя. В качестве благодарности Цыбиков приготовил для всех троих свой любимый отвар.
– Что это? – спросил Пхубу, когда востоковед поставил перед ним на стол кружку с дымящимся напитком.
– Особый сбор трав, – ответил Гомбожаб. – Попробуйте.
Пхубу взял кружку в руки и сделал осторожный глоток. Глаза его расширились, и он на выдохе протянул:
– Хорошо.
Цыбиков улыбнулся, вопросительно посмотрел на Ионданя.
– Вкусно, – ответил тот хрипло.
Востоковед улыбнулся еще шире и уже подносил свою кружку к губам, когда Пхубу тихо сказал:
– Да, пожалуй, почти так же вкусно, как дихроя…
Цыбиков замер от неожиданности и оторопело уставился на старика. Тот, удивленный таким вниманием, буркнул:
– Что не так?
– Все так, но… ты упомянул дихрою.
– Упомянул, да…
– Я ищу ее больше года, но никто не может мне в этом помочь.
– Да, дихрою найти не так просто… – хмыкнул старик. – Растет она не везде.
– Так это что же, растение? – нахмурился Цыбиков.
Он не мог поверить своим ушам. Что же, выходит, в дом старика его привела судьба, а не случай?
– Цветок, – ответил старик.
– А ты знаешь, где его найти?
– Ох… сложно сейчас сказать, где, – почесал макушку Пхубу. – Отваром из дихрои меня угощали в Ебре, правда, было это много лет назад, и с той поры я больше никогда не пил подобного.
– А чем он такой особенный? – не унимался Цыбиков.
– Это сложно объяснить словами, – помедлив, ответил старик. – Надо попробовать. Все так… ясно становится. Ясно и просто. Как-то так.
Больше ничего добиться от старика не удалось, но даже полученной толики знаний хватило Цыбикову, чтобы еще сильнее возжелать попасть в Ебру.
Наутро Гомбожаб встал раньше всех и, растолкав слугу сразу после рассвета, вместе с ним побрел в монастырь. Хворь, которая донимала Цыбикова вечером, отступила, как и не было, а потом он шел шустро, чем немало удивил Ионданя.
– Ты как себя чувствуешь? – осторожно спросил слуга, наблюдая за тем, как Гомбожаб резво поднимается в гору.
– Прекрасно, – бросил востоковед.
Дорога от хижины старика до ущелья, где находился монастырь Ебра, отняла у путешественников чуть больше двух часов. Поднявшись на очередное возвышение, Цыбиков увидел субурганы, хаотично расставленные напротив монастыря, и остановился, чтобы перевести дух и насладиться видом. Как обычно, велик был соблазн сделать снимок тотчас, но Цыбиков уже давно научился справляться с этим мимолетным порывом.
«Успеется».
Спустившись на дно ущелья, Цыбиков обнаружил среди массивных молитвенных ступ маленький домик. Прислушавшись, востоковед понял, что изнутри доносится чье-то негромкое пение. Заинтересованный, Гомбожаб пошел на звук и, приблизившись, осторожно заглянул в домик через приоткрытую дверь.
Посреди домика находился некий шкаф и статуя Долма16. Рядом со статуей стоял пожилой монах в пестрых одеждах и набирал в дощатое ведро воду, которая лилась из среднего пальца Долма, и при этом громко пел на тибетском.
«Чем это он занят?» – подумал Цыбиков, с любопытством наблюдая за происходящим.
Набрав полное ведро воды, монах повернулся, увидел путешественников и растерянно замер.
– Таши-деле, уважаемый, – поспешно сказал востоковед, кланяясь старику.
– Таши-деле, – в тон ему ответил монах. – Кто вы и откуда держите путь?
– Меня зовут Гамбожаб Цыбиков, я прибыл из Бурятии в Тибет, дабы совершить паломничество по священным местам – таким, как монастырь Ебра.
– Достойная цель, – кивнул монах.
– Простите, что отнимаю ваше время, но… вы не скажете, что это за постройка?
– Это Мани-хан, – важно изрек старик. – Вот там, – он указал на шкаф, – хранится «мани» с формулой «ом-мани-падмэ-хум». Входите, взгляните на нее.
Цыбиков благодарно кивнул и подошел к статуе. С обратной стороны вместо глухой стенки или дверки была железная решетка, за которой находилась белая плита с письменами.
– Вода из пальца Долма поливает мантру «мани», – подступив к Цыбикову, сказал монах. – В эту воду мы потом добавляем муку и лепим мани-рилву.
– Мани-рилву? – переспросил Гомбожаб.
Это название он слышал впервые.
– Красное лекарство, – сказал монах. – Помогает для больных глазами. Бросаешь красное лекарство в воду, перемешиваешь и моешь глаза.
– А что еще есть в этом… лекарстве, кроме муки и воды? – спросил Цыбиков.
Монах не ответил на вопрос – лишь улыбнулся лукаво и сказал:
– Пойдемте, я отведу вас в монастырь.
Гомбожаб и Иондань не спорили – пошли следом за монахом.
– И все же, – не удержался Цыбиков. – Нет ли в составе вашего лекарства… дихрои?
Монах оглянулся через плечо, смерил востоковеда заинтересованным взглядом, потом хмыкнул и сказал:
– Дихрою вам лучше поискать в Галдане, Брайбуне или Сэре. У нас ее не собирают уже много лет.
Цыбикову стоило некоторых усилий, чтобы скрыть разочарование. Безусловно, главной его целью была не дихроя, а исследования и снимки местных святынь, а также подробное их описание. Но разве можно было так запросто отделаться от треклятого предсказания Лон-бо-чойчжона, которое буквально преследовало Гомбожаба. Он до сих пор отчетливо помнил стеклянный взгляд ламы из Лабранга, который сквозь транс увещевал его «найти дихрою». А вчерашняя встреча со стариком и новое упоминание диковинного растения? Как после всего, что происходило прежде, считать подобное случайностью?
Такие мысли преследовали Цыбикова весь день и добрую часть ночи, пока они бродили по тоннелям Ебра в компании с радушным монахом. Позже, когда ближе к вечеру старик оставил их вдвоем, Гомбожаб сделал дежурный снимок монастыря и в деталях описал громадную статую Майтреи, которая стояла в одной из пещер; наведался к каменной плите для небесного погребения, куда, как рассказывал добросердечный монах, привозят в основном богачей, поскольку у бедных нет денег на подношения и рисовую похлебку для духовенства монастыря числом почти двести человек. Все это было, безусловно, интересно, но поиски дихрои целиком и полностью завладели разумом Гомбожаба. Теперь он изнемогал от желания отыскать этот таинственный цветок.
«Как там говорил старик? – думал Цыбиков, когда они, покинув монастырь Ебра, отправились к Галдану. – После отвара из дихрои все становится ясно и понятно? Что это значит?»
Весь день они шли, не жалея обуви, и остановились на ночлег у самого горного мыса, рядом с мрачным храмом, в котором хранилась статуя страшного божества Гонбо17. Иондань заметно нервничал и долго не мог уснуть.
– Пойду пройдусь, – сказал он наконец. – Может, сон нагуляю…
Он выбрался из их палатки, оставив Цыбикова наедине с дневником. Закончив записи, Гомбожаб решил воспользоваться одиночеством и сменить фотографические пластины. Однако стоило востоковеду достать старые пластины, как послышались шаги и в палатку вошел Иондань. Цыбиков замер, не зная, как объяснить слуге свои манипуляции, однако тот даже не взглянул в сторону хозяина – пройдя к своему лежаку, просто рухнул на него и практически тут же захрапел. Несколько мгновений Гомбожаб выжидал, боясь, что Иондань проснется, но этого не произошло, и востоковед быстро заменил пластины и спрятал старые в дорожную сумку. Возвращаясь к своему лежаку, Цыбиков почувствовал, что от спящего слуги пахнет алкоголем.