Интересно будет, если Илита засечет вражескую подлодку, а Коста накроет ее бомбами!
Но что думать о «морских всадниках», когда у нее свои заботы. Илита мельком взглянула на приборы. Горючего в баках немного — пожалуй, еле хватит на то, чтобы еще разок прочесать оба квадрата и дотянуть до базы.
Неожиданно стрелок-радист закричал, перекрывая шум мотора:
— Младший лейтенант, смотрите — подлодка!
Илита глянула вниз. Прищурившись, она силилась найти белый след перископа… Да, действительно на воде что-то белеет! Светлые пятнышки на черных волнах казались звездами, упавшими с неба. Неужели это буруны, оставленные перископом?
Она круто пошла на снижение, сделала круг над тем местом, где еще недавно сверкали белые пятна. Нет, отсюда они неразличимы. В чем же дело, куда пропали буруны?..
И вдруг она увидела внизу дельфина. Он сделал грациозный прыжок, и лунный свет белым пятном отразился на его спине.
Дельфинов Илита видела не раз во время патрульных полетов.
— Богомолов! — окликнула она стрелка-радиста. — Смотри внимательнее: дельфин — не подводная лодка!
Глянув на циферблат часов, Илита подумала, что пора бы и явиться смене. Самое время сейчас.
Теперь она вела самолет вдоль берега, насупившегося серыми скалами. Вот мелькнул знакомый силуэт горы Мысхако. А ну свернем поближе к Мысхако — не прячутся ли в тени горы вражеские торпедные катера? Бывало ведь, что прятались.
Обычно в это время выходили наши транспорты с боеприпасами, с продовольствием… Значит, надо быть начеку, глядеть в оба! Фашисты тоже не дураки, они знают, когда удобнее напасть на наши корабли…
Лейтенант Ефименко, отправляя штату на задание, каждый раз напоминал ей о бухте за горой Мысхако. Коварная бухточка, даже в солнечные дни тут сумрачно — кругом высокие скалы, берег круто обрывается вниз, и в глубокой воде ничего не разглядишь.
В районе Мысхако Илита снова снизилась. Но ничего подозрительного не обнаружила. Решила еще раз пролететь над морем до указанной Джапаридзе отметки, а потом идти к аэродрому: на большее горючего уже не хватит.
Внизу море… Волна идет за волной, похожая одна на другую, как сестры; они темные… Эй, они не темные! Вон, перерезая черноту волн, тянется белая полоска, похожая на пушистую шерстяную нитку!
— Богомолов, ты видишь? — возбужденно спросила Илита; она открыла для удобства боковой плексигласовый щиток и наклонилась над бортиком кабинки.
— Вижу! — вскричал стрелок-радист. — Перископ, Дика, ей-богу, перископ!
Нитка двигалась, скользила по морю. Правда, не очень быстро, не очень заметно, но скользила.
— Готовь микрофон! — приказала Илита Богомолову. Голос у нее внезапно охрип. Стараясь не потерять из виду белый след от перископа, она заговорила: — Передавай! Квадрат 19-Д, замечено движение к северу, в направлении Геленджика… Да торопись же, Богомолов!..
— Я — «Ласточка»! Я — «Ласточка»! — закричал в микрофон Богомолов. — Как слышите? Прием…
Илита с облегчением вздохнула, услышав в наушниках глухой голос командира эскадрильи:
— «Ласточка», слышу тебя хорошо. Прием.
Радист передал все, что говорила Илита. Но она вдруг не вытерпела, обернулась к кабине стрелка-радиста и крикнула что есть силы:
— Джапаридзе! Скорее! Уйдет!..
Вдалеке появился силуэт «уточки». Летела смена. Встречный самолет покачал в знак приветствия крыльями. Илита приказала Богомолову связаться с «уточкой» и передать ей подводную лодку врага, что называется, с рук на руки.
«Ну вот, — думала Илита с торжеством, — теперь шифровка уже на сторожевых судах, у «морских всадников». Сторожевики ходят быстро, а летчики морской авиации несутся еще быстрее. Через десять — пятнадцать минут они будут в указанном квадрате. — Она усмехнулась, — Ясное дело, подлодка, услышав шум моторов, уйдет на дно, выключит двигатели, чтобы не обнаружить себя. Только все это зря — наши все равно нащупают ее локаторами, разбомбят».
Волнение спало. Илита почувствовала усталость. Она оглянулась на Богомолова; тот весело подмигнул ей, но лицо у него было бледным, утомленным, лоб усеян капельками пота.
Илита повернула «уточку», вышла на обратный курс. Правда, мысли ее то и дело возвращались к засеченной вражеской подлодке. Найдут ее наши или не найдут? Должны найти!
Она была уже неподалеку от Лазаревского, когда мембраны наушников тихо задребезжали, отзываясь этим слабым эхом на далекие взрывы. «Нашли!» — обрадовалась Илита.
Да, Сергей Иванович Козорез был прав, когда говорил ей, что фронт — везде. То, что делает сейчас она, Илита, — нужное, очень нужное и ответственное дело!
— «Ласточка», «Ласточка»! — неожиданно прогремело в наушниках. — Слышите ли меня? Прием.
— «Ласточка» отвечает, — заговорил Богомолов. — Слышим вас хорошо. Прием.
— Молодец, Дика! — раздалось в наушниках, и Илита узнала, кто это сказал, — майор Джапаридзе.
Так впервые встретилась с врагом Илита Даурова.
«ЛАСТОЧКА»! ГДЕ ТЫ?»
В этот день все вылеты были прекращены. Ни один самолет не поднялся с укрытого в лесу аэродрома.
Летчики завтракали, когда в столовую пришел майор Джапаридзе и сказал:
— Товарищи офицеры, можете отдыхать.
Он тут же вышел, а пилоты, стрелки-радисты и техники, обслуживающие самолеты, принялись гадать: с чего это вдруг им дают отдых? Отдыхать! Разве война кончилась? Разве вражеские подводные лодки и торпедные катера не крутятся у наших берегов? Ну и загадку задал майор! Ни один шифровальщик не расшифрует!
Кто-то из молодых летчиков подал мысль отправиться до вечера в Сочи. Там и погулять есть где, и вкусная еда найдется.
— Я тебе погуляю, — осадил его лейтенант Ефименко. — Сказано — отдыхать, стало быть, ложись на койку и спи.
Видно, Ефименко кое-что знал. «Может, опять в ночную разведку пошлют»? — мелькнуло в голове у Илиты.
Жила она в палатке вместе с двумя девушками; они прибыли только недавно. Одна из них была техником по оружию, другая работала в санчасти эскадрильи. Девушки любили Илиту, гордились ею: все-таки летчик она, и не рядовой летчик, майор Джапаридзе всем ее в пример ставит!
Когда Илита после завтрака заглянула в палатку, там было пусто. Легла на койку, попыталась заснуть. Потом, спохватившись, проверила свое снаряжение: в порядке ли унты, ватник, шлем? В ночном полете каждая мелочь может оказаться важной.
Но уснуть не удалось. На улице кто-то закричал, что привезли почту. А когда слышишь такое, спокойно лежать не будешь. Сегодня Илите повезло: пришло сразу два письма от Харитона, одно из Фарна и еще из Москвы. Из Москвы ей писала подружка, с которой она когда-то училась на курсах Академии социалистического земледелия. Прежде всего, конечно, Илита взялась за письма Харитона.
Харитон летал теперь на тяжелом бомбардировщике дальнего действия. «Прекрасная машина», — хвалил он свой самолет. Но, признаться, о том, как летает он на своей «прекрасной машине», Харитон почти не писал. Впрочем, Илите и без того было известно, чем занимаются летчики-бомбардировщики: наносят удары по скоплениям войск противника на узловых станциях и в городах, громят огнем и бомбами танковые полчища, совершают далекие рейды в тылы противника, где взрывают вражеские военные заводы. Да, нелегкая, опасная служба у Харитона!
Но чем меньше сообщал Харитон о деле, о боевых успехах, тем больше писал он о своих чувствах к Илите, о надеждах, о том, как они счастливо заживут, когда кончится война.
Илита тут же принялась за ответ Харитону. Так много хотелось рассказать ему! Так много чувств скопилось в душе! Пусть Харитон бережет себя. Пусть знает, что на земле и в воздухе Илита помнит о нем — помнит всегда-всегда. Даже недавно, когда она выполняла ответственное задание и с честью выполнила его, мысли ее были с Харитоном; это он помог ей, хотя и не был рядом…
Жаль, что в письме нельзя поподробнее рассказать о случае с подводной лодкой фашистов — такое в письмах сейчас не пишут. Но что хвалиться? Харитон ведь не расписывает свои успехи, а у него их побольше, чем у Илиты.
Она отдала письмо почтальону и легла на койку. Долго еще думала о Харитоне, а потом уснула. Проснулась к вечеру. Разбудил Илиту громкий разговор за брезентом палатки. Кто-то сказал:
— Вся эскадрилья идет на задание!..
Так оно и вышло.
В сумерках самолеты эскадрильи, ведомые майором Джапаридзе, поднялись в воздух и направились в сторону Ростова. Ночью приземлились на прифронтовом аэродроме. Над горизонтом то и дело вспыхивали яркие зарницы разрывов; гул снарядов и бомб был хорошо различим.
«Наконец-то мы понюхаем пороха!» — думала Илита, прислушиваясь к грому артиллерийской перестрелки, нараставшему от минуты к минуте.
Не успела Илита устроиться в небольшой землянке, как за ней прислали от Джапаридзе.
— Дика! (Теперь вся эскадрилья называла ее так.) Дика! К командиру!
Илита накинула шинель и выбежала на улицу.
Начинался хмурый осенний день. Небо все сплошь было укутано серыми, унылыми облаками. С севера тянуло холодным, пронизывающим ветром.
Илита вдохнула полной грудью. Зима чувствуется; кажется, еще денек-два, и выпадет снег. Трудно летать в такую пору.
В землянке командира эскадрильи майора Джапаридзе не оказалось. Был здесь только Ефименко. Недавно его повысили в звании, он стал старшим лейтенантом, чем, кстати, весьма гордился. Илита привыкла видеть его спокойным, уравновешенным и очень удивилась, когда заметила, как раздраженно он разговаривал с двумя молоденькими безусыми лейтенантами, прибывшими недавно из школы пилотов.
— Привет, Дика! — кивнул Ефименко Илите и снова перевел хмурый взгляд на лейтенантов. — Теперь поняли свою ошибку? — Он устало махнул рукой. — Эх, вы, в двух соснах запутались!
На столе перед Ефименко была разостлана потрепанная карта-десятиверстка, испещренная многочисленными красными и синими пометками. Старший лейтенант то и дело теребил ее, стараясь объяснить новичкам, куда нужно было лететь и куда не нужно.