Куда они вели, было неясно – наверное, в ванную комнату и гардеробную. Я развернулась к королю, а он грубо и отрывисто сказал:
– Похоже, тебе по вкусу золоченые клетки… – Он поманил тяжелую деревянную дверь пальцем – та послушно открылась. Дейд вышел, но его жестокие слова остались со мной. – Что ж, вот тебе еще одна, милая моя лебедь.
12
Путь к победе был вымощен кровью и трупами.
И, похоже, томительным вожделением. Я провел за тренировками с дядей почти всю жизнь, но он не особенно вдавался в подробности на эту тему. Секс дарует облегчение, говорил он, а вот похоть – это мучение. Мы трахаемся, чтобы избавиться от него, но только если это не отвлекает нас от цели.
Если мы полюбим – нам конец.
Сюрприз: я думал, что мощное влечение – досадная помеха, которую нужно устранить, но вмешались звезды – и вот где мы теперь.
Принцесса-лебедь – редкая жемчужина, которую не видели столетиями, – у меня в цитадели. Она могла бы сбежать, могла бы перекинуться, улизнуть отсюда и вернуться домой по воздуху, но оба мы знали, что это было бы тщетно.
Я бы с удовольствием пустился в погоню и наверняка оставил за собой кровавый след – это тоже понимали и я, и Опал.
У моей лебеди есть привычка купаться в бесполезных чувствах вроде вины, так что она и не помыслит о побеге. Ее крылышки – под моей лапой.
– Мой король, – протянул Клык из гостиной. – Почему я чую запах птички в нашей цитадели?
Ее запах мог стать неопровержимым доказательством немногих наших встреч в той пещере, но меня обуяло такое желание, что мне было не до тонкого сладкого аромата – все мое внимание занимало ее упругое тело. Ее идеальные формы, ее смех, то, как ее глаза меняли цвет с бронзы на жидкое золото, когда мою лебедь захлестывали эмоции.
Не стоило рассказывать о ней Клыку, но, поскольку наши отношения больше всего напоминали то, что иные называют дружбой, иногда я ему открывался.
– Потому что суешь морду куда не следует.
Я собрался было пройти мимо, но Клык усмехнулся и бросил:
– Тесак в восторге, знаешь ли.
Раздраженно вздохнув, я прислонился плечом к темной дубовой двери. Обглодав куриную ножку, Клык добавил:
– Он уже когти точит. Лебедь – это деликатес.
Круглый стол с мраморной столешницей сотрясся от взбурлившего во мне гнева – звякнули столовые приборы, использованием которых Клык не утруждался.
– Тогда в твоих же интересах проследить, чтобы он эти свои когти не выпустил, – рявкнул я и сердито затопал по коридору в сторону винтовой лестницы, что вела в кухню, а вслед мне полетел его низкий смешок.
Внизу слуги поклонились мне и вернулись к своим делам. Я подошел к Мерельде, главной кухарке, которая в этот момент делала выговор юной пикси, и кашлянул.
Все застыли, жаркую кухню затопили страх и предчувствие недоброго, но Мерельду таким было не пронять. Она заправляла хозяйством еще до моего рождения, и я догадывался, что вряд ли возможно добиться беспрекословного послушания от той, что била тебя деревянной ложкой по рукам, когда ты таскал свежие марципановые цветы для торта.
Бледно-зеленые глаза пикси метнулись ко мне, потом к Мерельде – девчонка вряд ли слышала хоть слово из тех, что чеканила кухарка. Мерельда одним взмахом старого чайного полотенца прогнала пикси из кухни и, наконец, обратила свое внимание на меня.
– Король.
Я с ухмылкой проводил взглядом прошмыгнувшую мимо меня пикси, затем повернулся к пухлой кухарке:
– Ты на нее ужас наводишь.
– Не больше, чем ты, – процедила она, направилась к деревянному кухонному столу позади меня и вывалила на него здоровый шмат теста.
– Чем я могу помочь тебе, Дейден?
Я заскрипел зубами от раздражения – ей одной было дозволено называть меня полным именем.
– У нас гость.
– Всего один? – не отвлекаясь от работы, уточнила она и принялась лепить шарики из массы, от которой пахло овсяными хлопьями, изюмом и коричневым сахаром. – Ты теряешь хватку, если вернулся с единственным пленником.
– Сарказм, – заметил я, схватил один из безупречных шариков и, сунув его в рот, застонал от удовольствия. – Вкуснятина.
Мерельда насупила брови и махнула в мою сторону полотенцем.
– Давай уже к делу. – Она отодвинула поднос подальше от меня. Мудро. – Какое дело мне до этого гостя? Ты же не кормишь пленников.
– Эту нужно кормить трижды в день и готовить для нее все, что она пожелает.
– Трижды в день? – Золотистые брови Мерельды взлетели, она недоуменно захлопала глазами и внимательно посмотрела на меня: – Ты же не…
– На этом все, – отрезал я, не желая посвящать всю кухню в то, чего прислуге знать не следовало бы. Не то чтобы я стыдился. К стыду чувство, которое я испытывал, навязчивое и неотступное, отношения не имело. Мне просто не хотелось давать поварятам лишний повод для сплетен, коими они обменивались, готовя нам еду.
Мерельда не сводила с меня взгляда, пока я не покинул кухню. Наш дворец, который часто называли Цитаделью Тьмы, гудел от суеты и шепотков прислуги, сновавшей по коридорам и комнатам.
Я учуял приближение дяди еще до того, как увидел его, и еле сдержал брань. Он вышел из маленького салона, где поджидал меня, и зашагал со мной в ногу.
– Нужно поговорить.
– Да? – Мне не терпелось послать его куда подальше, но вместо этого я спросил: – О чем же?
Дядя указал на опустевшую гостиную – Клык давно ушел, но остатки его ужина все еще валялись на столе. Одни лишь кости.
– Ты прекрасно знаешь о чем, – ответил Серрин, закрыв двери. Что не помешало бы проходящим мимо подслушать нашу беседу, так как большинство фейри здесь были перевертышами. Поэтому я наложил ограждающие чары, дабы наши слова не покинули стен этой комнаты. Дядя добавил: – Легенда о черном лебеде считалась сказочкой, но теперь-то мы знаем, что он существует.
– Она существует, – поправил я и уперся плечом в стену. – Ее зовут Опал.
Серрин сощурил синие глаза:
– Это не важно. Ты притащил в наш дом, в нашу твердыню то, что, согласно предсказанию, положит нам конец. Хуже того… – Он свел густые брови. – Ты, судя по всему, чертовски этому рад.
Я провел языком по клыкам и ухмыльнулся себе под нос.
– Не тревожься почем зря. Она и мухи не обидит. – Я приосанился и провел рукой по волосам. – Приготовь первый легион к выступлению на закате.
– Ты взял в плен их принцессу, мы прикончили их короля, – невпопад сказал Серрин с несколько удивленным видом. – Кто на очереди – королева? Какой толк от твоего лебедя, если их королевство падет?
– Есть от лебедя толк или нет, тебя не касается, – отрезал я. – Отправляемся в бухту. Во время визита в замок Эррин я прознал, что послезавтра на рассвете прибудут корабли.
– Дейд.
Я направился к выходу, но его слова остановили меня:
– Боюсь, что предсказанное звездами тебе – да и всем нам – сбудется, если мы продолжим гнуть свою линию, зная о том, что лебедь существует.
Когда перо огонь найдет, желание отомстить пройдет.
Вспыхнувший во мне гнев затмил все предсказания звезд на свете. Я резко развернулся и прорычал:
– Предлагаешь все закончить? Когда нам вот столечко осталось – и мы выкосим их всех?
– Я не планировал выкашивать их, мой король, только отомстить тем, кто разбил наши сердца. Ты достиг почти всех поставленных нами целей, поэтому, возможно, пора составить новый план. – Он расправил плечи и расставил ноги пошире. Боевая стойка – в подтверждение его словам. – Теперь надо их поработить.
Несколько долгих секунд я неотрывно смотрел на него, а затем из груди моей вырвался хриплый смех, который превратился в гогот. Я схватил его за грудки и ощерился:
– Ты смеешь указывать мне, что надо делать, а что – нет?
Всю мою сраную жизнь этот кретин потчевал меня рассказами об убийствах, горе и возмездии. В пять лет мне всучили меч и велели утереть слезы и зарубить того, кто был им причиной.
Серрин ни разу не дал мне передышки, но теперь требовал ее от меня.
К его чести, он не дрогнул, но уверенно произнес сквозь зубы:
– Я лишь желаю тебе победы, а не поражения, Дейд.
Упершись в него убийственным взглядом, я процедил:
– Это ты создал меня, ты взрастил меня таким, какой я есть, поэтому не смей стоять тут и притворяться, будто ничего не понимаешь – будто не знаешь, кто я. – Мои когти рассекли ткань его туники, и я оттолкнул его. – Если мы отступим хоть на дюйм, то потеряем преимущество. Мы проиграем эту войну. Вот чему ты меня научил. Вот во что я верю. Так что держи свои сраные опасения насчет предсказаний при себе.
Двери распахнулись, а затем захлопнулись у него перед носом, когда я, пылая негодованием, вырвался оттуда и утопал прочь.
Втянув когти, я дождался, когда беспримесная ярость, которую пробудил во мне Серрин, – тот уголек, что никогда не затухал во мне, – угаснет до контролируемого тления.
Остановившись у двери в комнату Опал, я прислушался. Сердце у нее колотилось не так часто, как в тот миг, когда мы сюда прибыли, но как же оно трепыхалось, качая кровь по тому роскошному телу, питая каждый ее шаг, – Опал беспокойно металась по ту сторону двери.
Встреча с ней оказалась для меня неожиданностью. Сказка о принцессе-лебеди была одной из множества историй, что рассказывали у костра или перед сном. Некоторые из них были вымыслом, смешанным с событиями прошлого, иные – выдумкой от начала до конца, нацеленной припугнуть детвору, развлечь собратьев или напарников по караулу.
Все это время она была легендой. И теперь эта легенда стала явью – плоть, кровь и горящие золотые глаза.
Моя. Вся моя, от и до. А у идеального принца Эррина теперь на спине мишень. Смерть его наступит куда раньше, чем мы ожидали. Куда раньше, чем подойдет разумный срок.
У него будет достаточно времени, чтобы пожалеть о том, как он распустил руки, пока он будет висеть на крючке, словно туша дичи, в утробе моей цитадели, а кровь его будет медленно собираться в лужу на полу.