Когда я увидел ее, у меня подвело живот от волнения – весьма непривычное чувство. Она улыбалась и как ни в чем не бывало попивала чай, будто только что не увернулась от смертельной опасности. В траве толпились зачарованно глазеющие на нее эльфы – один даже устроился у нее на колене.
– Мой король. – Кто-то из эльфов наконец-то заметил меня, стоящего у дерева, а моя лебедь… О да, в ее глазах промелькнула паника – она опустила чашку размером с ноготь и, хлопнув ресницами, посмотрела на меня.
Я склонил голову вбок, изучая ее. Что ты задумала?
Опал отвела глаза, сняла крошечное существо со своей коленки и опустила его в траву.
– Благодарю за чай, – сказала она Бейшел, взгляд которой метался от Опал ко мне и обратно. Опал осторожно поставила чашку на поднос. – Такого вкусного чая я никогда не пила.
Бейшел просияла, тут же забыла о моем присутствии и почтительно присела.
– Прошу, приходите еще.
– С удовольствием.
Я сдержал возглас раздражения, шагнул к Опал и схватил ее за локоть. Эльфы это отметили, но мудро воздержались от комментариев и шмыгнули обратно по домишкам, а я переместил нас с лебедью в ее покои.
Как только мы там оказались – даже тень от нашего прибытия не успела раствориться в воздухе, – Опал резко развернулась ко мне:
– Это было очень грубо.
– Грубо? – Я пинком закрыл дверь. Ее слова озадачили меня, едва ли не насмешили.
– Ты просто… просто, – тяжко вздохнув, лебедь всплеснула руками, – утащил меня, а сам их даже не поприветствовал.
– На кой ляд эльфам мои приветствия?
Ее глаза – золотистые самоцветы – расширились, она уставилась на меня:
– Ты что, с ними даже не знаком?
– А что мне с таких знакомств? – Я перевел взгляд на книжные полки, утомленный этим разговором. – Они – маленький народец, и пользы от них для меня никакой.
От злости у нее вспыхнули глаза, и я внезапно онемел от их блеска, от того, как зарделись ее высокие скулы. Ее губы – безупречный розовый бантик – приоткрылись, но тут же сомкнулись. Я не мог отвести от нее глаз, наблюдая, как гнев тает и сменяется обманчивым спокойствием.
– Зачем? – наконец спросила она.
Я с трудом заставил себя моргнуть – быстро, не отрывая от нее взгляда.
– Что «зачем»?
– Зачем я тебе здесь? Какая тебе польза от меня, особенно если учесть, что предсказали звезды?
Опал все-таки задала этот вопрос, задала его в лоб – следовало догадаться, что рано или поздно она наберется для этого смелости. Более того, наблюдать за тем, как она растет над собой, как приспосабливается к постоянно меняющемуся окружению и адаптируется к происходящему – и в то же время хранит надежду перенаправить ход событий в свою пользу… было поразительно и увлекательно.
Я выставил одну ногу вперед – от моих кожаных доспехов все еще несло кровью и страхом – и отметил, что ее сердце застучало чаще, румянец стал ярче, все тело напряглось.
Но ее глаза – ее взгляд не дрогнул.
Да, Опал была изнеженной принцессой, но она стремилась познать мир вокруг, отыскать то, на поиски чего прочим недоставало времени. Она пробудила во мне интерес и любопытство, которых я никогда прежде не испытывал. То, что предрекли звезды, случилось бы даже без их участия.
Опал не сдвинулась с места, хотя благоразумная часть ее – та, что воспринимала меня исключительно как свирепого хищника, – очень этого хотела. Ее запах проник в меня, заполнил легкие, и я издал глухой стон – голова закружилась, кровь нагрелась и забурлила от желания.
Я поддел ее нежный подбородок – пальцы все еще были в засохшей крови. Она прикрыла глаза, а я наклонился к ней.
– Затем, моя непоседливая лебедь, что самых достойных противников я предпочитаю держать в поле зрения, – прошептал я, нежно коснувшись носом ее щеки. Ее глаза распахнулись. – У себя под носом.
Я отпрянул, она резко вздохнула – напряжение между нами натянулось до предела. Я силой воли заставил себя отойти к двери.
– Постой, – хрипло сказала она.
Глаза мои на миг закрылись, я оглянулся.
Опал заломила руки, ее плечи поникли, смелый порыв угас. Она отвернулась к окну.
– Забудь.
Казалось бы, ее терзания должны были обрадовать меня, но случилось обратное: то незнакомое чувство в животе усилилось и переползло в сердце.
– Можешь просто взять ее силой, – подкинул идею Тесак и, откусив большой кусок от глянцевитого красного яблока, улыбнулся набитым ртом. – Мы ведь все-таки дикари.
Одна лишь мысль о том, что она будет сопротивляться и рыдать подо мной, как женщины, которых мои воины насиловали во время нападений, вызвала у меня отвращение.
– Нет, – рявкнул я. – Мы, может, и дикари, но не воры. – Тесак вопросительно поднял бровь, понимая, насколько лицемерно это звучит. Мне было все равно. Он знал. Он был там, когда я весьма доходчиво объяснил парням, что впредь такого не потерплю. – Только паразиты тащат то, что им не предлагают добровольно.
Тесак кивнул и вгрызся в яблоко.
– Тогда вино. Она точно забудет, как презирает тебя, когда в ее мягком животике заплещется глоточек-другой.
Я свирепо оскалился, а он захохотал, показал мне средний палец и, поклонившись, вышел из зала для военных советов.
Мы с Клыком остались наедине. Они с Тесаком задержались после совета с дядей на тему обманного маневра, который люди подстроили нам в бухте. Похоже, золото действительно покинуло наши края, но ни желания, ни необходимости охотиться за ним и дальше у нас не было.
Пускай людишки торгуются.
Никто не придет к ним на помощь, сколько бы золота они ни скопили и ни продали. Государства за морем явно понимали, что вступать в войну, которая их не касается, – это самоубийство.
Они примут золото Эррина, надают королевству пустых обещаний, наврут с три короба – что так свойственно людям, – а мы тем временем продолжим делать свое дело. Мы уже близки к цели. Осталась только королева – и верные ей придворные, от которых нужно будет избавиться, когда мы присоединим их земли к своим.
– Тесак понятия не имеет, с какой стороны подойти к женщине, пока та сама не сядет к нему на колени, – сказал Клык, и я отвлекся от разметки на карте Нодойи, которую разглядывал.
Красными колышками были отмечены места, которые мы уже уничтожили. Плотные скопления колышков украшали территорию, как лужицы крови – заснеженную поляну. Черные колышки означали твердыни, которые нам только предстояло взять.
Замок Грейсвуд, город Синшелл и замок Эррин.
Покорить последний, вероятно, будет не так просто – да и нам он, возможно, ни к чему. Мысль о том, чтобы делить Нодойю с людьми, не приводила меня в ярость – в отличие от некоторых из моей братии, но все же нервировала. В первую очередь потому, что люди были двуличными и ловко пользовались своей властью.
Они не нападали в открытую. Их племя ходило окольными путями и избегало столкновений.
И они еще заявляли, что это мы, фейри – беспринципные существа.
– К счастью для Тесака, – задумчиво пробормотал я, мысленно прокладывая через леса и реку путь от замка Эррин в другое королевство, – это происходит довольно часто.
История умалчивала, каким образом Грейсвудам удавалось делить свои земли со смертными на протяжении всех этих веков.
Говорили, что много лет назад в бухту вошло десять кораблей, чтобы исследовать край, который прежде моряки обходили стороной. Край, затянутый туманом и дымкой, где золотистый песок сверкал ярче любой монеты.
Вместо того чтобы дать чужакам отпор, слюнтяи из нашего племени – золотые фейри – предложили людишкам поселиться здесь и в качестве жеста доброй воли продали им часть своих земель. В надежде наладить торговлю с человеческим отребьем из-за моря.
Торговля действительно началась – помимо прочего люди выторговали у династии Грейсвудов новую порцию земель. Человечье королевство заняло почти половину Синшелла. Юго-западной части нашего материка они дали имя Эррин – в честь своего первого правителя.
Да, было бы забавно отнять у смертных то, что никогда им по-настоящему не принадлежало. Однако я не понимал, какая для нас в этом выгода. Ибо присутствие людей воистину пошло на пользу Нодойе и двум ее исконным королевствам, обогатив те и расширив горизонты возможностей.
– Король? – Клык бросил перченый орешек на карту. – Звезды всемогущие, ты что, лещины накурился?
Он сказал это в шутку, поэтому я и не удостоил его ответом, только почесал подбородок.
– Что там с переходом?
– Мы могли бы воспользоваться им еще раз, но неужели твоя лебедь не успела сообщить матери или еще кому-нибудь о его существовании?
Это вряд ли.
– На рассвете отправь туда свой легион – пусть проверят, на месте ли дерево.
Затачивая свой любимый кинжал, Клык кивнул.
– Как она поживает после путешествия по лабиринту?
– Она чай с эльфами распивала, когда я ее нашел.
– Чего? – гоготнул Клык.
– Ты меня слышал, – проворчал я и сбил колышки с карты. Те укатились к Ночному морю.
– Ну и ну, – протянул Клык и бросил точильный камень на стол. – Эта лебедушка и правда тебе спуску не дает.
– Да она вида моего не выносит, – нехотя признался я. – Но звезды ведь предсказали иное. Ничего не понимаю.
Пламя вскинулось в настенных рожках – дневной свет не проникал сюда, поскольку окон в зале не было, и он был зачарован, чтобы обсуждаемое здесь не могли услышать ни пленники в темницах, расположенных дальше по коридору, ни кто-либо еще.
– Тебе не приходило в голову сделать для нее что-нибудь приятное?
Я насупился:
– Я спас ее из лап той человечьей сволочи, разве нет? А еще поселил в роскошных покоях, где ее кормят трижды в день.
Клык прикусил губу и широко улыбнулся:
– Тогда, может, подари ей что-нибудь – то, что ей по нраву?
– Ей что, покои не по нраву? – Моргнув, я задумался, почему она не испытывает благодарности за свое спасение и все удобства, которые я ей предоставил. – И кой ляд мне это делать? – требовательно осведомился я.