Я бы отправилась домой, чтобы провести немногое оставшееся нам время с уцелевшими родными и друзьями.
Я достала с ближайшей к камину полки тонкий серый томик и, прочтя на выцветшем корешке название романа, широко улыбнулась. «Любовь и ложь». Я обошла пианино и добавила книгу в ту небольшую стопку, которую собрала на дубовом столе в круглых отметинах от чашек, – и застыла.
Волоски на загривке встали дыбом. На руках выступила гусиная кожа, и все чувства обострились как по тревоге. В салон можно было попасть двумя путями: один вход преграждали два огромных кресла, сквозь другой я сюда и попала. Можно было отодвинуть те кресла, либо столкнуться лицом к лицу с тем, кто был в холле.
Либо дождаться, когда он придет сюда сам.
Я решила взять книги и уйти отсюда тем же путем, каким пришла. Сколь бы глупо это ни было, со мной явно случались вещи и похуже…
Благо в холле было пусто.
Но обогнув лестницу, я услышала за спиной тихие шаги и оглянулась.
За мной никого не было, но черный гобелен – на нем был изображен белый волк с пламенеющими крыльями, который воет на полную атласную луну, – слегка покачивался.
А еще я уловила запах земли. Запах пота и земли.
Запомнив его, я привычно быстро зашагала вверх по лестнице – ну, может, чуть быстрее обычного – и чуть не споткнулась на ступеньках, которые вели в холл, где находились мои покои. И вдруг ощутила чье-то присутствие.
Сердце выпрыгивало из груди. Дойдя до лестничной площадки, я обернулась, но, так никого и не увидев, осторожно попятилась к нише, в которой стояла статуя, и буквально наткнулась на нее – та пошатнулась. Выругавшись, я отскочила, чтобы поправить статую.
На бедро мне легла рука, спине стало жарко от чужого тепла, и я еле подавила желание закричать. В руках у меня были книги, и я крутанулась, дабы врезать ими посягателю по макушке.
Голос Дейда зазвучал у моей щеки:
– Взъерошил я тебе перышки, лебедь моя милая? – тихо спросил Дейд. Я судорожно вздохнула, и он, рассмеявшись, поймал на лету томики, которые выскользнули у меня из рук. – Что, во имя звезд, ты собиралась с ними сделать? Забить меня до смерти?
Я отняла у него книги и шлепнула одной ему по груди, надеясь, что он отступит на шаг – или десять. Тщетно.
– Что ты здесь делаешь – убивать больше некого?
Щеки у меня вспыхнули, и чтобы не смотреть королю в глаза, я уставилась на его шею. На той росли редкие волоски, но чем ближе к грубому, словно вытесанному из камня подбородку, тем гуще они становились.
– С этим пунктом в плане дня я уже разобрался, – заявил Дейд с возмутительным равнодушием, и я пожалела, что не избила его бедными книгами. – Я хотел тебя увидеть. – Я захлопала глазами, а он осторожно поймал мою руку. Приложил ту к моей груди и накрыл собственной ладонью. – У тебя сейчас сердце выпрыгнет.
Его большая ладонь задержалась у меня на груди, и я, лишившись остатков воли, наконец посмотрела в его синие глаза.
Насыщенно-лазурные, они следили за рукой, которая скользнула выше – к моему горлу.
– До чего прелестная, идеальная шейка. – В его голосе звучало томительное возбуждение. – Прямо-таки лебединая. – Дейд улыбнулся – хищно, совершенно по-волчьи, – но когда его взгляд сполз к моим губам, улыбка эта угасла. – Я и вчера хотел к тебе зайти. Желание видеть тебя – оно как неослабевающая боль. Но я знал. – Огромная ладонь на секунду сдавила мне шею, но тут же отпустила. Его палец погладил место, где бился пульс. – Я чуял, что ты не готова. Твой стыд, твоя ненависть к самой себе… отдаляют тебя от меня.
– Дейд…
– Хочу лизать тебя, – прорычал он, заглушив тем самым мои вялые возражения. – Здесь. – Хватка на моей шее ослабла, рука медленно сползла к груди. – И здесь, – хрипло выдохнул он, коснувшись пальцами полуобнаженных округлостей, а затем его рука скользнула к животу. – Здесь. – Его рука обогнула мою талию, спустилась вдоль позвоночника и огладила задницу. Стиснув мою ягодицу, он глухо застонал, отчего по жилам у меня потек огонь. – Здесь. И, наконец… – Его глаза встретились с моими – грозовые тучи, что вот-вот разразятся ливнем, – и он крепко сжал мою промежность. Я содрогнулась. – Здесь. Я до смерти хочу вновь ощутить твой вкус, не спеша насладиться тобой, упиваясь каждой каплей, которую эта прелестная ненасытная щелка исторгнет мне на язык.
Представив все то, что он описывал, я вспыхнула и уставилась ему в глаза. Он тоже не сводил с меня взгляда – ждал, наблюдал, вожделел. От его желания сгустился воздух – а ведь мне и без того было трудно дышать. Мускусно-древесный аромат усиливался с каждым мигом, и я еле заставила себя моргнуть.
Ко мне вернулось некое подобие голоса – едва слышно, с позорным придыханием, я прошептала:
– Нельзя говорить вслух… – я сглотнула, – такие вещи.
Я выглянула из-за его плеча, изо всех сил надеясь, что мы по-прежнему одни в холле – впрочем, уверенности в этом у меня не было. Его губы изогнулись в улыбке.
– Почему? Это правда, и я знаю, что ты получишь от этого не меньше удовольствия, чем я.
Я сняла с себя его руку. Пока сама не натворила еще каких-нибудь глупостей – например, не подалась навстречу ему, дабы утолить тот голод, который он во мне пробудил.
Сдвинув брови, король пристально наблюдал за мной. Чтобы он не склонил меня еще к чему-нибудь, я торопливо брякнула:
– Где ты был?
Он печально вздохнул, словно я помешала ему досмотреть приятный сон.
– Нигде.
Ага, конечно. Надеясь, что прилив жара, накативший на меня, схлынет, я ждала инициативы короля. Жар не спал, Дейд не пошевелился, поэтому я, шумно выдохнув, протиснулась мимо него.
– Чего ты так испугалась? – спросил он, когда я уже была у своих покоев. – Когда я сейчас подошел к тебе? Я не тешу себя иллюзиями, что ты по-прежнему меня боишься.
– Я тебя не боюсь. – Я вошла к себе. – Но презираю, – натянуто добавила я и захлопнула за собой дверь.
Пытаясь перевести дух, я привалилась к стене, и до меня донеслись его смех и слова:
– Да, я тоже только о тебе и думаю, половинка моя.
На губах зародилась улыбка. Я укорила себя и бросила стопку книг на ночной столик.
Меня разбудил страшный сон.
Испарина покрыла меня с ног до головы, ночная сорочка облепила тело, сердце колотилось и ныло.
Сидя в теплой ванне, я, поджав ноги к груди, наблюдала, как солнце медленно выдавливает с небосклона ночь. Ждала, пока из головы выветрятся остатки ночного кошмара. Саблезубые окровавленные звери мчались вниз по бархатистым зеленым склонам в долину – туда, где играли и смеялись дети. Звериные тени проникли в долину, и дети закричали, и все вокруг стало багровым и темным.
И, что куда страшнее, это оказался вовсе не сон.
Я бродила по садам, по покрытой росой траве, обнаруживая растения, которых в собственных землях не встречала, однако, вдохнув их аромат, с удивлением понимала, что тот мне знаком. Перед огородом, занимавшим солидную часть территории замка с западной стороны, были разбиты две длинные грядки с аптекарскими растениями и пряными травами.
Все знали, что здешних солдат лечат наши целители, но, встретив зелень из родного края, я ощутила новый прилив горечи.
Я вернулась в Цитадель – там было тихо. В саду я собрала бархатцы и амброзию и прикрепила их к длинным широким рукавам своего небесно-голубого платья. Лиф его не прилегал к телу, бархатная ткань, прикрывавшая грудь, свободно ниспадала, как ночная сорочка или рубашка для живописи. В Синшелле такой фасон сочли бы неприличным.
Но я была вдали от дома и уже успела привыкнуть к тому, как хлопок свободно колышется на уровне щиколоток. Казалось, кто-то изобрел нечто среднее между дневным и ночным облачением – и получился идеальный наряд.
Подобные вещи, как правило, создавали золотые фейри, но за время, проведенное здесь, я успела избавиться от наивных домыслов, что у багровых нет собственных талантливых портных. Я сделала мысленную пометку расспросить об этом Гвен при следующей нашей встрече.
Когда я вышла из-за лестницы в вестибюль, мимо меня прошагала рыжеволосая фейри, с которой я прежде не сталкивалась. Я кивнула ей и коротко улыбнулась, но она не подняла на меня глаз. В ее руках – дрожащих руках – я заметила судок.
И фартук ее был в пятнах крови. Свежей крови, осознала я, когда вдохнула поглубже.
О, звезды. Кого он замучил сегодня? Да еще и прислугу в этом задействовал? Те вроде бы относились к нему с почтением. Определенно побаивались его. Но отрицать восхищение и преданность, с которыми относился к Дейду его народ, тоже было нельзя.
Я схватилась за мраморный поручень. Велела себе не вмешиваться. Я здесь не для того, чтобы радеть за его прислугу. Мне вообще здесь не место.
Откуда-то из глубин Цитадели донесся лязг, и через миг накатила еще одна волна запаха крови. Ноги понесли меня вниз по лестнице, вперед по коридору, мимо множества огромных пустующих комнат, и в конце концов привели на кухню.
Потеряв след, я двинулась обратно, отлично понимая, что с Дейдом такого бы не случилось. Он, с его куда более мощным, чем у большинства из нас, нюхом, уже нашел бы источник запаха. Эта навязчивая мысль лишь подлила масла в огонь моего желания узнать, что тут происходит, поэтому я вернулась к закрытой двери посередине коридора. Та была не заперта.
Убедившись, что вокруг ни души, я вошла туда и, прикрыв за собой дверь, очутилась в полной темноте.
На кончиках пальцев вспыхнули огоньки, и я увидела, что нахожусь в очередном коридоре, столь же красивом, как и тот, из которого я сюда попала. Почему же здесь так темно? Мало того – он был зачарован, догадалась я, чтобы стоны, доносившиеся из дальнего его конца, не проникали в Цитадель. Коридор под некрутым углом уходил вниз. Я пошла на звук, на острый запах смерти, крови и других телесных жидкостей.
С каждым шагом становилось все холоднее. В конце коридора меня ждал резкий поворот, за ним – еще один, и я, прикрыв рукой глаза, вышла на свет. В настенных рожках плясал огонь. Судя по всему, я оказалась в темнице. Отгороженные железными решетками камеры пустовали, только призраки давно сгинувших душ царили в дальнем конце продолговатого тесного подземелья.