Дикарь и лебедь — страница 29 из 65

С одной из стен и потолка свисали цепи и десятки орудий для пыток, а посередине темницы к потолку и полу был прикован принц – весь в крови и с подбитым глазом, руки и ноги растянуты как на дыбе.

– Кфо сфесь? – прошамкал он. Во рту у него был металлический кляп. – Кфо эфо? Кфо? – Его голова моталась из стороны в сторону, словно он искал меня взглядом. Но он меня не видел, иначе знал бы, что я стою прямо перед ним, зажав рукой рот. Сердце мое ушло в пятки.

Принц Брон был почти неузнаваем. Если бы не его личный запах, смешавшийся с запахами пота, крови и других, еще более омерзительных жидкостей, то я бы, возможно, и не поняла, что это он.

Где ты был?

Нигде.

Я стиснула зубы.

Цепи лязгнули, и Брон застонал – это был скорее протяжный всхлип, после которого у него из ноздрей потекли кровь и слизь. Я попятилась, не в силах отвести глаз от кровавых подтеков, царапин, глубоких порезов и синяков, которыми он был покрыт с ног до головы. А вот пол под ним отмыли – причем недавно.

Я должна ему помочь. Он пытался без спроса овладеть мной. Против моей воли. Возможно, он был очень пьян, но это его не оправдывало.

Он был таким же монстром, как и тот, кто спас меня от него.

И все же я никак не могла оставить его здесь умирать.

Но и сдвинуться с места и хоть как-то помочь ему я тоже не могла.

Слезы подступили к глазам, но так и не пролились. Я медленно пошла к выходу из этой проклятой тесной пещеры, созданной для пыток и убийств. Вокруг снова сгустилась тьма.

Я замерла у закрытой двери. Дождавшись, когда в коридоре за ней затихнут шаги и смешливый голос Гвен, я вышла.

Вернулась к себе в покои, села на свою прелестную кровать и уставилась на собственные руки, от которых не было никакого прока.

19

Дейд

Похитить сопливого королевича было бы не так просто, но вот заманить в ловушку оказалось легко.

Я поймал его утром в тот день, когда, вернувшись в замок, застал лебедь в холле у наших комнат. От одного вида этого напыщенного ублюдка, от мысли о том, что Опал позволила его недостойным губам прикоснуться к ней, у меня закипала кровь.

Я оставил указания воинам, а сам переместился обратно в Цитадель, чтобы увидеть лебедь. За что едва не схлопотал книгой по морде.

Вспомнив о том, как она использовала книгу в качестве оружия, я ухмыльнулся. Она определенно умела драться, но перед лицом страха слишком часто забывала, на что способна.

Мой приятель, который мастерски подделывал чужой почерк, отправил принцу послание. Письмо от лица моей дорогой Опал сообщало, что она в бегах и просит встретиться наедине у Колодца желаний. Этот древний колодец находился в Синшелле, в нескольких милях от границы с Эррином – достаточно далеко, чтобы человечьи солдаты не заметили нашего приближения.

Не заметил его и принц. Он был достаточно глуп, чтобы поверить в содержимое письма, однако ему все же хватило ума прибыть на встречу со стражей.

Благодаря третьему легиону восемь его товарищей стали наживкой для морского дракона – принц с ужасом смотрел, как мои ребята взмывают с утесов и бросают его людей в Ночное море. Деваться ему было некуда.

От Брона прямо-таки разило страхом, но он все равно гневно воззрился на меня.

– Чего ты хочешь?

Я улыбнулся во весь рот:

– Я уж думал, что ты, кретин, не спросишь.

И врезал принцу кулаком по роже. А дяде велел проследить, чтобы жабеныша доставили ко мне в темницу.

Мне хотелось вонзить ему в брюхо когтистую лапу, чтобы сквозь окровавленные пальцы засочились его кишки. Хотелось овладеть лебедью у него на глазах, показать ему, каково это, когда она сама охвачена страстью, чтобы он понял: никогда – ни в этой жизни, ни в какой иной – ему не суждено такого испытать.

Мне хотелось насадить его сраную голову на копье и выставить ее на всеобщее обозрение. Но горячиться было ни к чему. Нет, торопиться я не стану. Буду смаковать каждую минуту, заставлю его пожалеть о том дне, когда он положил глаз на мою половинку, и проделаю это с огромным тщанием и вниманием к мельчайшим деталям.

Вальяжно шагая вдоль стены, я провел рукой по своим орудиям – кровь закапала на каменный пол. О, чего только не видели и для чего не использовались эти инструменты. Заметив, как блестят ножницы, я выбрал их – в ход их пускали явно не так часто, как ножовку, молоток и все остальное.

Принц выл и стонал. Я насвистывал песенку – образ Опал, распростертой подо мной в постели, то и дело всплывал у меня перед глазами. Если честно, большую часть времени я думал только о ней.

Поцелуй меня, сказала она тогда – так сурово, будто попросив об этом, запятнала собственную душу.

Я раскрыл ножницы и сделал надрез на животе у этого засранца.

Как она трепетала от моих прикосновений, как содрогалась, когда сладостно-мучительная истома становилась все ближе.

Я сомкнул ножницы и отсек кончик его соска.

Исступление. Опал – подо мной, практически голая, грудь вздымается, лицо раскраснелось и покрылось испариной, осоловелый взгляд. Когда ее настигла самая восхитительная агония, она закатила глаза.

Кровь хлынула, заливая рукоятку ножниц и мою руку, но крики его были все равно что белый шум, и я пырнул его снова – промеж ребер.

Когда напряжение достигло апогея и наслаждение затопило ее, она вся затряслась, а я излился ей на живот.

Еще один удар – на сей раз в живот. Лезвия ножниц раскрылись прямо у него в брюхе.

– Дейд. – Ее голос зазвучал у меня в ушах. Такой нежный, такой сладкий. Как спелый летний плод, обретший душу.

И, будь я проклят, на вкус она еще слаще. Изумительна настолько, что мне хотелось поглотить…

– Дейд. – На сей раз это прозвучало почти как окрик, и что-то коснулось моего локтя.

Я резко отскочил, выдернув ножницы из принцева живота, и кровь фонтаном выплеснулась прямо под ноги Опал.

Жабеныш заорал – истошно и протяжно, но я едва его слышал.

Взгляд Опал скользнул на изувеченного принца. На того, кто покусился на ее девственность. Пытался украсть то, что принадлежит мне. Хотел использовать ее ради собственной выгоды, жениться на ней, обесчестить и унизить…

Я оглянулся и бросил:

– Я еще вернусь, дорогой мой принц.

А затем отвесил ему такую оплеуху, что Брон потерял сознание.

– Солнышко, – процедил я сквозь зубы, испытывая одновременно ярость и экстаз оттого, что она была так близко. Чем я и воспользовался – бережно взяв под руку Опал, повел ее к выходу из темницы.

Она все оглядывалась через плечо, и по неуверенной походке было ясно, что ей трудно уйти от увиденного.

– Где ты его отыскал?

Я взмахнул рукой, и в темном коридоре зажглись рожки – огонь заплясал, вскидываясь к потолку с лепниной в виде виноградной лозы.

– Это не важно. Как тебя сюда занесло? – Когда мы дошли до зачарованного коридора, я остановился. В ее глазах поблескивали отсветы пламени.

– Я… – Она закусила губу и шумно выдохнула. – В общем, я искала тебя. – Ее щеки зарделись, когда Опал добавила: – Тебя нигде не было, поэтому я пошла на твой запах.

Я хмуро посмотрел на нее и вряд ли поверил бы в это, не будь ее голос, лицо и золотые глаза проникнуты раздражающей стыдливостью, которой она была так склонна предаваться.

– Ты говорил, что покажешь мне город, – продолжала Опал, теребя юбки платья из кружева и атласа сливочного цвета. – Как-нибудь вечером, и я ждала, но… – Ее носик сморщился, и мне ужасно захотелось наклониться и ущипнуть его, поцеловать, а затем проделать то же самое с ее порочными губами. – Ты его убьешь?

Судя по тому, как метался ее взгляд, я уже понял, что лебедь просто так этого не оставит. Она желала знать все. И я мог бы ей рассказать.

А мог бы повести себя как негодяй, которым она меня считала, и, воспользовавшись интересом Опал к вечерней прогулке, улучить часок-другой, чтобы насладиться ее сочным ртом.

Я отшвырнул ножницы, которые почему-то все еще были при мне. Те звякнули, приземлившись на пол.

– Ладно. Пошли.

Если она думает, что я не понял, что у нее на уме, то она так же безумно наивна, как и красива.

А я – полный дурак, раз спускаю ей такое с рук.

20

Опал

– Что именно ты хочешь увидеть?

Король согласился на прогулку неохотно, с явным раздражением, потому что я помешала ему пытать принца. Дейд велел мне подождать наверху – карету к тому моменту уже подали к крыльцу Цитадели, – а сам ушел в кухню помыть руки. Но с задачей этой справился неважно – то ли слишком торопился, то ли кровь уже не отмывалась с его кожи.

Ему никогда не отмыться от зверств, которые он творит.

Сев в темно-синюю, как ночное небо, карету, я повернулась к Дейду. Он невидящим взглядом смотрел в круглое окошко – за ним мелькали живые изгороди, фонтан, ивы, растущие вдоль дороги, по которой мы двинулись в путь.

Для меня все вокруг было внове, для него – нет. Я скучала по возможности принимать нечто подобное как само собой разумеющееся – как это бывало дома. Скучала по родным стенам, по дорогим сердцу вещицам – по всему тому, о чем начинаешь тосковать, только когда тебя этого лишают.

– Хочу к портным, – наконец призналась я. – Мне очень нравится здешняя мода, удобные платья и ночные сорочки, ткани. Я хочу познакомиться с кем-нибудь из тех, кто все это шьет.

На самом деле – по крайней мере, отчасти – мне хотелось проверить, действительно ли этим занимаются рабы – золотые фейри, похищенные из моего королевства.

– Чтобы потом самой создавать похожие вещи? – спросил Дейд, и прежде чем я успела дать утвердительный ответ, с презрительной ухмылкой добавил: – Когда вернешься домой?

И посмотрел на меня – и его синие глаза принадлежали совсем не тому, кто накануне подловил меня возле наших покоев, не тому, кто прикасался ко мне с напористым и нежным трепетом, от которого я вся пылала и таяла.