Я перекинулся в привычное обличье, израненный и изувеченный внутри куда сильнее, чем снаружи, – но что-то изменилось.
Что-то необратимо изменилось, когда я всмотрелся в мрачные лица тех, что окружили нашу площадку. Кто-то просто с ужасом глазел на нас, у иных в глазах стояли слезы, некоторые кивали, подтверждая, что все сказанное Серрином – правда.
Я и сам знал, что это правда. Я знал эту историю, но не догадывался, до чего болезненно отзовутся во мне ее подробности – от этой ледяной суровой правды кровь застыла у меня в жилах, а то, что осталось от сердца, покрылось коркой льда.
Я подобрал меч – в сравнении с тем, что теперь тяготило меня, он казался невесомым.
Серрин широко улыбнулся, сморгнул слезы и кивнул:
– Вот вы и явились, мой король.
Ни за что на свете я бы не притронулся к другой, но моей лебеди не обязательно было об этом знать.
Как не знала она и того, что я стоял посреди некогда красивого городка под названием Тулан.
Разумеется, я с наслаждением наблюдал, как ревность замещает ее потребность ненавидеть меня. Я упивался этим зрелищем и не насытился им, но видеть Опал мне по-прежнему было невыносимо. Пока что. Одного лишь взгляда в ее пытливые золотистые глаза, беспомощно смотревшие в бальный зал у меня за спиной, что полнился игроками, драчунами, распутниками и моими кровными родственниками, было достаточно, чтобы пробудить во мне желание помучить ее еще немного.
И она не то чтобы этого не заслуживала.
Огонь танцевал у меня на ладони, но обжигал он не так сильно, как тот лед, с которым оставила меня лебедь. Она играла со мной. Хитрила. Пыталась превратить меня в свою безвольную марионетку, которую могла бы перекроить и одурачить.
Вскоре моя лебедь узнает, во что ей обойдутся такие игры.
Но когда я уже собрался было сжечь этот городишко дотла, что-то остановило меня, и я метнул огонь в пару деревьев, росших неподалеку. Заскрежетав зубами, я рявкнул:
– Уходим.
– Сегодня костра не будет? – спросил Тесак, подбежавший ко мне с охапкой книг и бутылкой крепкого спиртного.
Я устало зашагал вперед по кровавым лужам, что образовались из-за дождя и разрушения их обожаемого колодца.
– Если мы все тут сожжем, то и нам ничего не останется, когда мы займем эти земли.
Зная, что я прав – а я всегда, мать его, был прав, Тесак обернулся и приказал волкам и нашим новым друзьям прекратить разбой и убираться. Кожа у меня под перепачканными кровью доспехами вдруг начала зудеть, словно ее атаковали паразиты.
Прошло несколько драгоценных секунд, прежде чем я вспомнил, что как-то раз уже испытывал этот зуд.
Я сорвал с себя металлические латы, бросился к лошадям, но зуд не утих, и, зарычав, я перекинулся и взмыл в небо.
Ветер приветственно загудел, его шум наполнил мои уши, крылья со свистом рассекали воздух, не способные нести меня достаточно быстро, ущелье подо мной перешло в море, а зуд превратился в настойчивое жжение.
Выругавшись, я с чудовищной скоростью бросился вниз, к утесам.
Опал. Я все понял еще до того, как переместился в Цитадель и нашел ее спустя несколько тянувшихся вечность минут. Оправляя на ходу рубашку, я вбежал в темницу – кожа просто пылала – и, увидев ее, как вкопанный застыл у входа.
Голая, в засохшей крови, на каменном полу.
Что-то хрустнуло, но я знал, что здесь никого, кроме нас, нет. То было не что иное, как каменное сердце у меня в груди, по которому с каждым натужным ударом расходились трещины.
Дверь в другом конце темницы скрипнула и открылась. Вошел Серрин с кадкой мыльной воды, за ним семенил целитель. Дядя остановился, и целитель чуть не врезался в него, но вовремя отступил в сторону.
– Дейд, – заморгав, произнес Серрин.
Глаза заволокла кровавая пелена.
Он прикасался к ней. Он… он мучил ее. Он, чтоб его, изранил ее безупречное тело.
Он повыдергал ее перья – несколько штук парили в воздухе, остальные лежали в мешке, что стоял за ней у стены.
Он надругался над моей лебедью.
– Дейд, просто по-послушай. – Серрин поставил кадку на пол и сделал шаг в мою сторону. – Все не так плохо, как… Кх-х.
Я схватил его за шею и бросил в стену. Он врезался в нее с такой силой, что та чуть не треснула. Раздался тошнотворный хруст, посыпалась цементная крошка, и он без чувств рухнул на дрожащий пол.
От этой встряски очнулась Опал – ее судорожный вздох чуть не разорвал меня надвое.
Кулаки сжались сами собой, когти впились в ладони, я застрял между формой мужчины и зверя, ощущая острое желание прикончить Серрина. Позаботиться о том, чтобы он больше никогда не смог ни посмотреть, ни поднять руку на нее – на кого угодно.
И тут она выдохнула: «Тулан», и мне захотелось вонзить когти в собственную грудь, броситься к ее перепачканным в крови ногам и взмолиться о прощении. Расспросить ее о том, какой жизнь была прежде, что она знала о ней и как мы можем все восстановить, если только она простит меня.
Но Опал не простит. Она никогда меня не простит. Потому что я был говнюком, который только и делал, что прилагал для этого все усилия.
Поэтому я бросился к ней, принялся успокаивать ее, убрал волосы с ее лица, а затем осторожно снял цепь с изукрашенной синяками шеи. Кровь все еще сочилась из глубокой раны у нее на плече, и я накрыл порез ладонью и велел ему затянуться. Рана закрылась, но лишь ненадолго – ей требовался уход настоящего целителя.
Меня замутило, гнев и волнение схлестнулись друг с другом, усиливаясь с каждым моим отрывистым вздохом. О звезды, сколько крови. Везде была эта проклятая кровь. Другая рука ее тоже была изранена, но не так сильно, хотя и на ней плоть была пробита насквозь.
Бросив взгляд на полный мешок пропитанных кровью перьев, я с трудом сглотнул.
– Лебедь, – прохрипел я.
Веки Опал дрогнули и закрылись, и я осторожно поднял ее на руки, а затем кивнул целителю, который наблюдал за нами взглядом бледно-карих глаз.
– Следуй за мной.
23
Когда я проснулась, в голове стоял туман – шелковистые воды сна схлынули с меня, словно кто-то стянул мягкую простыню, которой я была укрыта.
Целитель смягчил и притупил боль в обеих руках, но она все равно явственно ощущалась. Прищурившись от солнечного света, что лился в окна за кроватью, я осмотрела руки, но увидела лишь слегка измаранные кровью бинты.
Я опять погрузилась в забытье без снов, а сопроводило меня в него тихое поскуливание.
Когда я снова открыла глаза, в небе сияли звезды, а луна высвечивала зверя, ходившего кругами в изножье моей кровати.
Этот гигант, покрытый белым мехом, делал пять шагов в одну сторону, разворачивался и шел обратно. Я наблюдала за ним, завороженная плавной грацией могучего тела. Его лапы были настолько мощны, что, топнув посильнее, он мог бы пробить дыру в полу.
Но дух у меня захватило при виде его крыльев. Шерсть на них была настолько тонкой, что поначалу они показались мне кожистыми. Ближе к краям мех на них становился гуще и переходил в перья сливочного цвета. Прижатые к бокам, эти огромные крылья шелестели, когда зверь то и дело тяжко вздыхал.
Почувствовав жажду, я приподнялась на локтях и, чуть не подавившись, поставила стакан обратно, когда зверь подошел к кровати сбоку. Он уселся с той стороны, на которой я лежала, и уставился на меня взглядом все тех же лазурно-синих глаз.
Морда у него была собачья, голова крупнее моей, но созданий с подобными лихо закрученными рогами, что росли между его мохнатых ушей, я прежде не встречала. Они блестели темной бронзой, а их тонкие концы были острее любого клинка.
Ходили слухи, что первенцы королевской крови – и девочки, и мальчики – отмечены рогами. Эта черта отличала их от остальных соплеменников. Служила в качестве короны вожакам зверей.
Король волков нагнул голову в сторону и наконец моргнул.
Я тоже моргнула, и тут до меня дошло, что он чего-то ждет. Я не сразу поняла, чего именно, но вскоре догадалась – так он вопрошал, достаточно ли я свыклась с его обликом, чтобы он мог подойти ко мне поближе. Зверь снова тяжко вздохнул – темные ноздри его раздулись, – а затем поднял лапу и топнул по полу.
Я сглотнула – меня одолевали сомнения, но в то же время я знала, что хочу, чтобы он был рядом.
Такова была вечная проблема с этим мужчиной. Я боялась, что навсегда застряну где-то между желанием и замешательством.
А потом я вспомнила. Тулан.
Я опустилась на подушки и отвернулась от него, не обращая внимания на его тихий скулеж.
Минул еще день, руки и ноги по-прежнему болели и ныли так, что на походы дальше ванной комнаты сил у меня не хватало.
Дейд, все еще в зверином обличье, продолжал расхаживать по комнате. Иногда ложился на меховые ковры и дремал, помахивая огромным белоснежным хвостом с кисточкой на конце.
Он резко открыл глаза, и я, нахмурившись, отложила в сторону книгу, которую пыталась читать. Через пару секунд в дверь постучали, Дейд поднял морду, принюхался и раздраженно зарычал, когда в комнату вошел Тесак.
Воин прикрыл за собой дверь, и его пухлые губы растянулись в усмешке, когда он бросил взгляд на короля.
– Тебе еще не надоело играть в сторожевого пса, а, мой король?
Дейд грубо зарычал, показав блестящие белые клыки.
Тесак, все еще улыбаясь, сунул руки в карманы.
– Расслабься, я просто зашел сообщить, что твой дорогой дядюшка наконец пришел в себя. Шею сломал, между прочим. – Взгляд Тесака медленно переполз ко мне. – Но жить будет.
Дейд поднялся – молниеносно для своих размеров – и снова принялся расхаживать по комнате, словно обдумывая что-то.
– Серрин, – произнесла я, переводя взгляд с Дейда на Тесака и обратно, стараясь не вспоминать залитую кровью темницу. – Он успел отправить…
– Посылку? – закончил за меня Тесак. Я кивнула, и он на секунду задержал на мне взгляд, затем шумно выдохнул и прислонился к двери. Черная туника, расшитая алыми нитями, натянулась на его мускулисто