й груди, словно плотную ткань создали для того, чтобы она вторила его движениям. – Нет, ее уничтожили.
Нечто в его словах сообщило мне, что он был не в восторге от этой растраты, но оспаривать это решение не стал.
Я снова кивнула, заправила локон за ухо и похолодела при воспоминании о том, как лишалась перьев, которые выдергивали из меня, будто репей, застрявший в юбках.
– Он ни разу не перекинулся обратно, – сказала я, желая узнать, почему так происходит, и нарушить тягостную тишину. Как-нибудь отвлечь его внимание. – На то есть причина?
Тесак уловил не заданный мной вопрос: что-то не так? И снова ухмыльнулся.
– В примитивной форме у него чутье лучше, – пояснил он. – Как и у всех нас, хотя нам с ним, конечно, не сравниться. – Ухмылка превратилась в ослепительную улыбку. – Привыкай, лебедь. Он не перекинется, пока сам не будет к этому готов.
Весь оставшийся день эти его слова крутились у меня в голове, и когда принесли ужин, я обнаружила на подносе не одну порцию еды, а две.
Вместо того чтобы, как обычно, поесть в кровати, я отнесла поднос на столик в дальнем углу комнаты. Между прикроватным столиком и книжными полками почти не было места, и я не тешила себя иллюзиями, что король сможет втиснуться в кресло напротив даже в обычной своей форме.
Но вот между книжными полками и кроватью, где лежали белые меховые ковры, на которых Дейд дремал, когда не следил за мной, было достаточно места, чтобы он мог подойти поближе, если захочет чего-нибудь съесть.
Не понимая, перекинется он или нет, я поставила его тарелку на пол. Король даже не взглянул на нее – его ясные глаза были прикованы ко мне. Помахивая хвостом, он опустил взгляд на мою тарелку, затем снова посмотрел на меня – в этом жесте читалось явное нетерпение.
Он хотел, чтобы я поела.
Что ж, это было взаимно. Я взяла с подноса столовые приборы – руки мои подрагивали – и разрезала сочный кусок ягнятины. Когда я начала жевать, хвост Дейда замер. Съев немного мяса и зеленой фасоли, я отложила приборы и уставилась на него.
За все дни, что мы провели в моих покоях, я ни разу не видела короля за едой. Разумеется, он мог есть, пока я спала, но я сильно сомневалась, что ради этого он прервал бы свои тягостные размышления.
Он сузил глаза, и я сказала:
– Тебе тоже надо поесть. – Его глаза прищурились сильнее, и я усмехнулась. – Ни кусочка больше не проглочу, пока не поешь ты.
Зверь показал зубы, издал грубый рык, от которого поднялись волоски на моих снова окрепших руках.
Я не уступила, но подняла его тарелку с пола и сняла мясо с кости. Затем разрезала ягнятину на четыре больших куска и жестом подозвала его к себе.
Мы оба застыли.
Приказ. Я отдала приказ монстру Нодойи, пока тот, между прочим, находился в своей звериной форме.
Дыхание перехватило. Дейд склонил голову вбок, будто с любопытством изучая меня.
Он не сдвинулся с места, и плечи мои поникли. Я решила попробовать другой подход.
– Пожалуйста. – Неожиданно для нас обоих это слово, произнесенное шепотом, прозвучало с надрывом. И вдруг он встал.
Медленно, не сводя с меня взгляда (а я не сводила взгляда с него), король-гигант неторопливо, величественно шел по ковру. Я не шевелилась, возможно, даже не дышала – его морда оказалась выше моего лба, но он опустил ее, чтобы заглянуть мне в глаза.
В этом обличье его запах был более выраженным – он проник в меня и пропитал изнутри, отчего застыл каждый мускул. Интересно, сможет ли Дейд одним укусом оторвать мне голову, подумала я.
Он приоткрыл рот и свесил длинный язык, а затем сел – по-прежнему возвышаясь надо мной. Не сдержав порыв, я нерешительно потянулась к нему, следя за его взглядом – не сорвется ли он. Но Дейд лишь ждал, и я осторожно погладила его гриву. Пальцы тотчас утонули в невероятно мягкой белой шерсти, и я испуганно отдернула руку.
Дейд облизнулся, и я отвела взгляд и наколола на вилку кусок ягнятины.
– Тебе, наверное, стоит лечь – либо мне придется встать.
Он, как всегда, занимал слишком много места, был слишком близко, слишком велик для такого тесного пространства.
Дейд повиновался, и я усилием воли заставила себя не придавать этому большого значения.
Король волков у лап лебеди.
С большим трудом сдерживая дрожь, я поднесла вилку к его рту, который теперь находился на уровне моей груди, но он поджал уши и отвернулся.
Я нахмурилась:
– Тебе не нравится ягнятина? Не верю.
Зверь шумно вздохнул и перевел взгляд на мою свободную руку. Тогда я поняла. Конечно, он не хотел есть с вилки. Он хотел, чтобы я кормила его с руки.
Сердце мое ушло в пятки, когда я бросила взгляд на ту пасть, на тьму, утыканную огромными кинжалами, способную вмиг поглотить мою ладонь. Зная, что я, как всегда, борюсь сама с собой, Дейд смотрел на меня, и во взгляде его светилось то, чего он не выказывал больше никому.
Терпение.
Он не сделает мне больно, напомнила я себе. Существовавшая между нами связь делала это практически невозможным. По крайней мере, он не сделает больно моему телу.
К моему сердцу, моим чувствам это стремление защитить любой ценой не относилось – ибо у него самого не было сердца. Но когда его нос осторожно уткнулся в мою ладонь, я задалась вопросом, не сознает ли теперь обладатель этих синих глаз, что и моя душа нуждается в защите.
Поэтому я взяла кусок ягнятины и протянула ее королю на ладони.
Что-то промелькнуло в его глазах, а затем он опустил морду и мягким языком аккуратно слизнул мясо с моей руки. Когда я потянулась за следующим куском, он заворчал, и я со вздохом взяла вилку и проглотила пару кусочков фасоли в соусе из карамелизованного лука с собственной тарелки. Ужин успел остыть, но менее вкусным от этого не стал.
Мы продолжали в той же манере, пока на его тарелке не остались только овощи. Я поставила ее на пол.
– Доесть можешь сам, – сказала я и улыбнулась, когда он раздраженно засопел.
Он доел, и я, довольная, налила воды себе в стакан, затем плеснула немного в маленькую миску от булочек, которые до того переложила в свою опустевшую тарелку.
Несмотря на внушительный нос, король вылакал всю воду из миски, но отвернулся, когда я предложила ему еще.
Наутро король отказался от завтрака, зато согласился пообедать. Ну конечно. Мясо да овощи – вот, видимо, и все, что он был способен переварить в этом обличье. От каши ему стало бы плохо.
Вечером после ужина король задремал у камина, а я набрала себе ванну, радуясь возможности побыть в одиночестве, но в то же время опасаясь, что он уйдет, пока меня не будет в комнате.
Стоило бы догадаться, что деревянная преграда ему не понравится и он распахнет ее при первом же стоне боли, что вырвется у меня из груди. Но я, стиснув зубы, все равно опустилась в теплую воду – пена с ванильным ароматом поднялась до самого подбородка.
Я почти не чувствовала раны на спине, пока те заживали – бесчисленные и крошечные, но глубокие язвы, которые уже почти затянулись. Но соприкосновение с водой напомнило мне о том, скольких перьев я не досчитаюсь, когда перекинусь снова. Даже думать об этом было страшно – я лишь молилась, чтобы к тому моменту большинство из них успело отрасти заново.
– Все хорошо, – проворчала я. А затем сняла бинты, которыми были замотаны руки, повесила их на край ванны и, взяв с подоконника мочалку, принялась осторожно омывать ею заживающие раны. – Можешь уйти.
Мы оба знали, что ничего подобного он не сделает. Дейд плюхнулся на пол у входа в ванную комнату, голова его заняла всю ширину дверного проема.
Я утомленно вздохнула, но домылась и решила еще немного полежать в теплой, сладко пахнущей воде. Разбудил меня влажный нос, ткнувшийся в руку, и я чуть не подскочила при виде прищуренных глаз Дейда в какой-то паре дюймов от моих.
– Ладно, – сказала я, села в ванне и вдруг вспомнила, что обнажена. Пусть он и был в обличье огромного рогатого волка, пусть и видел уже меня без одежды, я все равно заявила ему: – Я вылезу, если ты дашь мне возможность проделать это без надзора.
Дейд посмотрел на меня взглядом, который можно было описать лишь словом «насмешливый», а затем неторопливо развернулся в тесном пространстве ванной и ушел обратно в спальню.
Он не закрыл дверь, но, вытянув шею, прежде чем выбраться из ванны, я его не увидела. Завернувшись в полотенце, я прошлепала в гардеробную и выбрала атласную ночную сорочку персикового цвета, ниспадавшую до колен.
Король дремал на полу и приоткрыл один глаз, когда я прошагала к кровати, на ходу расчесывая гребнем влажные волосы. Гребень я положила на столик и робко спрятала ноги под одеяло. Я лежала, вслушиваясь в завывания ветра за окном – сон не шел.
Ветви лозы скрежетали по стеклу, в очаге слабо мерцало пламя.
– Дейд, – наконец прошептала я, сомневаясь, что он спит – что он вообще хоть раз крепко спал в моих покоях. – Полагаю, твой дядя где-то в заключении. Ты можешь вернуться к себе.
Он промолчал, и до меня, наблюдавшей за схваткой теней на потолке, которые отбрасывали в лунном свете ветви, дошло, что для него не важно, миновала угроза или нет.
Тесак был прав. Король не вернется в прежний облик, пока не будет готов – пока не проведет достаточно времени наедине со своей злостью, стыдом и прочими муками, что терзали его темный, чуждый мне разум.
Я невольно задавалась вопросом: что, если он не перекинется в себя, пока я его не прощу? И я, возможно, простила бы короля за последние события – но не за все остальное.
В любом случае Тесак зашел сюда вовсе не для того, чтобы сообщить новость о дяде – это мог бы сделать кто угодно. Это была своего рода проверка. Дейд – король, тиран – но все-таки король, и до тех пор, пока он не вернется в привычное обличье, в этом королевстве нет ни правителя, ни его советника.
У меня было чувство, что именно его дядя – и советник, лишившийся доверия короля, – был тем, кто правил в его отсутствие. Посему оставались лишь самые верные воины Дейда – те самые воины, что любили совокупляться с женщинами в бальном зале, покуда остальные пьянствовали и проигрывались в пух и прах.