– Перестанешь упоминать ее в подобных предложениях – целее будешь, одноглазый ушлепок.
Тесак присвистнул:
– У-у, подколки на тему глаза. – Приятель притворно надулся. – Значит, ночью тебе не перепало. – Он бросил косточки на поднос – одна до него не долетела и покатилась по снятой со стены и разложенной на столе карте Грейсвуда, оставляя на той жирные пятна. – Бедненький король-волк. Она отвергла тебя?
– Сам знаешь, что нет, – проворчал я, хоть и сам иногда думал, что такое все еще возможно, и бесился, поскольку мысль об этом приводила меня в ужас.
Тесак немного помолчал, затем спрятал ноги под кресло и подался вперед:
– Да не отвергнет она. Я видел, как ее чудны́е глазки смотрели на тебя, когда ты выпендривался, щеголяя своими мерзкими рогами и крыльями, пока лебедь приходила в чувство.
Я решил не выказывать, как меня задели эти слова, и сосредоточил внимание на карте, на которой флажками были отмечены места для биваков наших воинов – посреди горной гряды, в Весеннем и Грейсвудском лесах.
– Посмотрим.
Тесак сцепил ладони и кивнул:
– Вернетесь живыми – тогда да, – он сбил пару флажков и вонзил кинжал в деревянный стол, прямо сквозь карту. – Посмотрим.
– Что касается разведчиков, от которых с прошлой недели нет вестей, – в зал вошел мрачный Клык с листом пергамента, – они мертвы.
Я протянул руку за депешей – почерк был крупный, корявый, словно тот, кто написал это послание, не хотел, чтобы его личность раскрыли. Я поднес лист к носу и учуял запах солнца и каких-то ягод. Женский запах.
– Дерзкий шаг с их стороны, – присвистнул Тесак. – Волей-неволей задашься вопросом, с чего это вдруг они так осмелели.
Все мы прекрасно знали о попытках человечьих правителей привлечь больше военной силы.
– Отправим еще разведчиков – только двух крылатых, – сказал я. – Чтобы просто взглянули, как там дела, и обратно.
– А потом что? – спросил Клык.
Я потер подбородок, бросил взгляд на карту – на королевство Эррин у моря.
– Зависит от того, что они обнаружат, но я поклялся завязать с нападениями, помнишь? – Я закрыл глаза и обругал сам себя: – Таково было условие Опал для брака. Никаких больше кровопролитий.
Оба воина помолчали, но Клык все же выдохнул:
– Твою же налево.
Я вздохнул:
– Точно. – Я и так уже обманул ее, и сделать это снова было все равно что принять яд и ждать, пока тот подействует. Но я все же сказал: – Когда они вернутся…
– Если они вернутся… – пробурчал Клык.
Я сердито воззрился на него, но кивнул.
– Отправьте мне весточку. Дайте им два дня.
Клык гоготнул:
– А если они ни хрена не обнаружат за эти два дня?
– Если там есть что обнаружить, то времени у них на это более чем достаточно, – холодно и сухо произнес я. – Если они не вернутся через два дня, мы сочтем их погибшими и примем… меры. Медлить некогда.
Атмосфера в зале стала напряженной, исполнилась мрачным предчувствием. Впервые с детских лет я надеялся, что мне не придется вступать в битву.
Тени сплелись и хлынули в стороны, когда я, отужинав в зале для военных советов и оставив там Тесака с перечнем дел длиною в милю, переместился в центр вестибюля.
Тесаку предстояло приглядывать за Цитаделью – и он был не в восторге от этого поручения. Клык и его воины уже отбыли и в этот момент переправлялись через реку на пути к месту, где им предстояло укрыться. Заместители для обоих уже были выбраны и готовы приступить к делам.
Из-за угла со стороны библиотеки вышла Опал.
– Где ты был? Я тебя часами тут искала.
– Был занят, – ответил я, поправив рукава рубахи.
– Чем занят?
Я метнул в нее взгляд – в глазах принцессы, блуждавших по моему лицу, светилось подозрение. Я подавил желание огрызнуться. Кровь бурлила под кожей, зверь внутри меня метался и беспокоился из-за множества неявных угроз, нависших надо мной.
Это была не ее вина. Только моя – и последнее, чего мне хотелось, это наводить на Опал страх, хоть я и не заслуживал ее и практически силой вынудил вступить в этот хрупкий союз.
– Во-первых, – сказал я, – спал я плохо, ибо ты опять не пришла ко мне, и я тосковал, а потому проснулся поздно с окаменевшим членом в руке. – Ее глаза вспыхнули, ресницы вспорхнули, и я ухмыльнулся, когда она чуть обнажила жемчужные зубки в сдерживаемой улыбке. – Во-вторых, в управлении королевством есть великое множество нюансов, о чем ты, думаю, в курсе. – Я подошел ближе – от ее запаха мне становилось спокойнее. – Хоть я и надеюсь вернуться сюда как можно скорее, мне неизвестно, сколько мы там пробудем.
Ничуть не смягчившись, моя лебедь вздернула носик, открыв моему взору свою длинную изящную шею.
– От тебя так и несет обманом.
Мне так хотелось приласкать ее, но сделать этого я не мог, и потому приблизился к ней вплотную и нежно прикоснулся ладонями к щекам Опал. И утонул в ее глазах, а язык мой потяжелел, словно не желал выпускать ложь из моих уст.
– Солнышко, ты наконец-то моя, – сказал я, она вскинула брови, а я широко улыбнулся. – Мы оба это понимаем – как и то, что я не идиот, чтобы рисковать этим. – Я поцеловал ее в лоб, затем в щеку, и шелестящий вздох принцессы камнем придавил мне сердце, а в животе заныло. – Нами.
Когда ее ладони легли поверх моих, а золотые глаза посмотрели на меня с надеждой, верой и облегчением, мне показалось, будто я сгораю в глубочайших котлах преисподней, хоть и стою на твердой земле.
Стерев с лица все эмоции, я проигнорировал глодавшее меня чувство вины и дождался, пока она кивнет.
Я переплел свои пальцы с ее пальцами, опустил наши сцепленные руки.
– Готова?
Вокруг начала собираться дымка – тени возвращались и стягивали силы.
– Нет, – ответила Опал с нервной усмешкой. – Но нам пора.
Через несколько секунд мы, окутанные тьмой, прибыли на место – я стоял на незнакомом каменном полу.
Опал отпрянула, и я чуть не врезался в кровать.
Я не отважился пробудить пламя в рожках и свечах, глаза и так быстро привыкали к темноте. Пара секунд, и я смог различить Опал – она стояла у большой деревянной двери. Я ухмыльнулся, когда она заперла один из двух замков.
– Это никого не остановит.
Тихо, почти неслышно моя лебедь заперла второй.
– Но в случае чего даст нам немного времени.
Я не стал отговаривать ее от того, что казалось ей необходимым, и обвел взглядом большую комнату. Запах Опал затапливал пространство даже спустя много недель ее отсутствия. Кровать с пологом из голубой вуали и лавандово-сливочным убранством была вырезана из белого мореного дуба и высилась у дальней стены.
В той же стене, за прикроватной тумбочкой, на которой валялись пыльные книги и мерцающая тиара, была еще пара дверей: одна вела в ванную комнату, вторая, видимо, в гардеробную.
Я повернулся – позади меня вдоль стены тянулись полки, стоял туалетный столик, заваленный мотками тканей и грудой вещей, которые нуждались в починке. На полках я обнаружил книги, тетради, флакончики с духами, перья для письма и несколько чернильниц.
Я взял с полки один из флакончиков и вынул пробку. Опал тут же выхватила его у меня.
– Осторожнее, это мои любимые духи.
– Ванильная роза и… – Я принюхался к следам аромата в прохладном воздухе. – Похоже на коричневый сахар. Карамель?
Опал спрятала улыбку за хрустальной бутылочкой, заткнула ту пробкой и поставила обратно на полку.
– С твоим носом угадывать нечестно. Хотя он пригодится, когда я решу… – Чуть помрачнев, она осеклась.
– Когда ты решишь что?
– Я хотела сказать: «Когда я решу сделать новые духи». – Опал всплеснула руками, натянуто улыбнулась и отошла. – Но как знать, что и когда теперь с нами случится. Это глупо.
Я пошел за ней следом, ее тон с оттенком печали меня насторожил.
– Это не глупо. Ты сама все это сделала? – Я оглянулся на полки. – Все эти духи?
– Да, – ответила она откуда-то издалека.
Я нашел лебедь у входа в гардеробную, застывшую перед нарядным платьем в рюшах.
Перед свадебным платьем.
Ее разочарование выплеснулось в комнату, и мне захотелось сорвать это платье с вешалки и разодрать на клочки.
– Допустим, ты бы такое не выбрала, – сказал я, вошел в гардеробную и положил руки ей на бедра. – Но, позволив этому платью облечь твое тело, ты сделаешь ему одолжение, и оно станет казаться еще более роскошным.
Опал сглотнула и прильнула ко мне с трепетным вздохом.
– Пойдем. – Я развернул ее лицом к комнате и направил в сторону кровати. – Нам стоит поспать, пока нас не услышали и не обнаружили наше присутствие. – Она помедлила, и я предложил: – Или можем отыскать твою маму и сообщить, что прибыли. Это было бы любезно с нашей стороны, так ведь?
Опал обернулась ко мне с улыбкой во весь рот.
– Нашел же ты время вспомнить о хороших манерах, дикарь. – Улыбка ее потухла, она села на край кровати и тихо сняла туфли. – Они лишь принесут тебе проблем.
– Значит, будем прятаться до самой свадьбы, – заключил я, сочтя это до нелепого недостижимым.
– Попросту говоря, да.
Упрямая, умная лебедь.
Я сапоги скидывать не стал, но подошел к сиденью на подоконнике и выглянул наружу. Сквозь ночную тьму проступали очертания горной гряды, где держа ухо востро дремали мои собратья – ни одного огонька от костра видно не было.
Бриз принес запах бесчисленного множества цветов и растений, и я опустил взгляд на сады под окном, что тянулись вдаль до лугов и леса.
Сколько же ночей, подумал я, присев на мягкое сиденье, провела здесь моя лебедь, латая одежду, читая, сочиняя духи и витая в облаках, пока я был где-то там. Пока я был по ту сторону ущелья, в милях от ее замка, строил коварные планы, мародерствовал и уничтожал их народ. Убивая или заставляя сдаться – не суть важно. Я отнимал и забирал силой, не чувствуя при этом ничего, кроме праведного пыла, ибо справедливость нужно было восстановить.