— Также, для них было бы проще договориться с нами, чем другими людьми, — добавил Самос, — благодаря нашей длительной войне ними, их природа и образ мышления хорошо изучены.
— Это верно.
— Им будет трудновато, найти людей способных оказать эффективную помощь. Лишь немногим белым позволено посещать Прерии, да и то, обычно это разрешается сделать только в целях торговли.
— Я думаю, справедливо будет предположить, — сказал я, — что у них нет агентов в Прериях. Если бы у них был такой агент, то маловероятно, что они обратились бы к нам, это, во-первых. А во-вторых, та местность казалась для них малоприятной, пустынной и бесполезной, и не было никакого смысла держать там своего агента.
— Они должны набрать наемников, — задумался Самос.
— Это кажется разумным, — согласился я.
— А еще у нас остался их переводчик, — напомнил мой друг.
— Это малозначительно для нас, — сказал я. — Несомненно, у них есть еще.
— Что на счет краснокожих? — спросил Самос.
— Очень немногие из них живут за пределами Прерий, — ответил я, — и скорее всего они уже столь же незнакомы с жизнью там, как и мы. В данных обстоятельствах пользы от них не будет.
— А что дикари Прерий?
— Попытка связаться с ними сопряжена с неоправданным риском, — сказал я. Судя по рисункам на коже, охотники готовились напасть на Зарендаргара, пока они не были ошеломлены нападением человека сзади.
— Но переводчик, — напомнил Самос.
— В Прериях огромное множество изумительных по сложности племенных языков, — сказал я. — Большинство из них не знакомы носителям другого языка. Я сомневаюсь, что их переводчики запрограммированы, чтобы иметь дело с любым из тех языков, разве только для нескольких из них.
— Так может, Зарендаргар теперь безопасен, — предположил Самос.
— Ничуть, — не согласился я. — Кюры стойки. Можно быть уверенным, что с или без человеческой помощи, они не успокоятся, пока не выполнят свою задачу.
— В таком случае, Зарендаргар обречен.
— Возможно.
Я снова обратил внимание на то, что происходит вне баржи, через, теперь уже приоткрытый лацпорт.
На слегка наклонной цементной набережной, у воды на коленях стояла рабыня и стирала белье. На ней был стальной ошейник. Туника высоко задралась и оголила ее бедра. Считается желательным поручать рабыням, побольше низкой, черной работы. Я улыбнулся своим мыслям. Приятно владеть женщиной, абсолютно, по-гореански.
— Значит, Ты уверен, — сказал Самос, — что кожа подлинная.
— Да. То, что я знаю о дикарях, подтверждает это. А еще, я узнал того Зверя, чей портрет изображен там.
— Это невозможно!
— Я думаю, что это более чем вероятно.
— Мне даже жаль Зарендаргара, — пошутил Самос.
— Он не оценил бы этого чувства, — усмехнулся я в ответ.
Я заерзал на низкой деревянной скамье, одной из нескольких установленных перпендикулярно к внутренней переборке левого борта нашей закрытой баржи. Подобный же ряд скамей, был установлен и вдоль правого борта.
— Как же неудобны эти скамьи, — пожаловался я Самосу. У меня уже ноги затекли.
— Конечно, ведь они здесь установлены для женщин, — отозвался Самос.
Вообще-то мы находились в трюме для перевозки рабынь, по пять женщин на каждой скамье. Пяткой я пнул назад под лавку легкие рабские цепи. Такие цепи слишком слабы для мужчин, но они полностью подходят для женщин. Впрочем, основным способом крепления рабыни к скамье являются не цепи. Каждое место на скамье оснащено колодками для лодыжек и запястий, а каждая скамья оборудована колодкой для шей — доской состоящей из двух половин, одна из которых открывается горизонтально, и каждая половина содержит пять парных, полукруглых выточек. Когда половинки доски соединены, скреплены и прикованы цепью к месту, получаются пять крепких, деревянных ячеек для маленьких и прекрасных женских шеек. Доска сделана довольно толстой так, что подбородки рабынь задираются вверх. Доска кроме того усилена между каждой девушкой чуть изогнутой железной полосой, открытые концы которой просверлены, они плотно вдвигаются в пазы и стопорятся на месте четырехдюймовыми металлическими штифтами. Таким образом, каждая рабыня надежно удерживается на своем месте, не только колодками для рук и ног, которые держат ее лодыжки и запястья перед ней, но в основном деревянной доской-ошейником.
— Мы проходим мимо рынка, — заметил Самос. — Ты бы лучше прикрыл заслонку.
Я бросил взгляд наружу. Запах фруктов, овощей, и молока верра, был столь силен, что долетал даже в трюм.
Я также услышал болтовню женщин. Десятки женщин расстилали свои циновки и расставляли свои товары, на цементе набережной. В Порту-Каре много таких рынков. Мужчины и женщины приплывают к ним на маленьких лодках. Кроме того, иногда продавцы, просто связывают свои лодки у края канала, и торгуют прямо с них, особенно когда все пространство на берегу будет переполнено. Рынки, таким образом, имеют тенденцию простираться непосредственно в канал. Единственный полностью плавающий рынок, разрешенный Советом Капитанов, расположен в подобной озеру зоне рядом с арсеналом. Это называют Местом Двадцать пятого Се-Кар, из-за памятника, возвышающегося прямо из воды. Двадцать пятого Се-Кара 1012-го года со дня основания Ара, считается Днем Суверенитета Совета Капитанов, в тот год произошло морское сражение, в котором флот Порта-Кара одержал победу над объединенным флотом островов Коса и Тироса. Памятник, конечно, увековечил эту победу. Рынок формируется вокруг памятника. Тот год, кстати, также вспоминается как значительный в истории Порт-Кара, потому, что это было в том году, как говорится на Горе, Домашний Камень согласился проживать в городе.
— Пожалуйста, — поторопил меня Самос.
Я посмотрел на скамьи. Большинство из них было гладким, и, на многих, темный лак был почти стерт. Рабыни обычно транспортируются обнаженными.
— Пожалуйста, — уже стал проявлять нетерпение Самос.
— Извини, — вышел я из задумчивости. Я закрыл заслонку лацпорта, передвинув одну из планок. Заслонки наиболее легко могут быть закрыты снаружи, надо просто повернуть центральный деревянный рычаг, вот только этот рычаг, как и должно ожидаться на невольничьей барже, находится не в трюме.
Заслонка сконструирована так, чтобы ее можно было открывать и закрывать с палубы. Также, она может быть заперта снаружи на замок, что обычно и делается, когда в трюме груз женщин. Как я уже объяснял ранее, рабыня обычно перевозится в полной неосведомленности о месте назначения. Поддержание в неведении девушки, считается полезным для ее контроля и подчинения. Также, это помогает ей ясно понимать помнить, что она — рабыня. Любопытство не подобает кейджере, это общеизвестная гореанская мудрость. Девушка быстро узнает, что не стоит ей, вмешаться в дела хозяина, ее дело быть красивой и служить ему, смиренно и полностью.
— Не хочу, чтобы слишком многие знали о нашей утренней поездке, — пояснил Самос.
Я кивнул. Мы были известны в Порт-Каре. Мало смысла в том, чтобы побуждать горожан досужим сплетням.
— Мы проходим следующий рынок, — прокомментировал я.
— Молоко верра, Господа! — услышал я призыв. — Молоко верра, Господа!
Я приоткрыл заслонку, и выглянул в крошечную щель. Я хотел посмотреть, была ли девушка-торговка симпатична. Да, была, в кроткой тунике и стальном ошейнике, стоящая на коленях на белой циновке, расстеленной на мостовой. В руках она держала латунный кувшин наполненным молоком верра, около нее стоял рад тонких латунных чашек. Она была рыжеволосой и чрезвычайно светлокожей.
— Молоко верра, Господа, — зазывала она. Рабы могут купить и продать что-либо только от имени своих владельцев, но они не могут, купить или продать для себя, потому что они — всего лишь животные. Это скорее их судьба, быть купленной и проданной, по желанию их владельцам.
— Ты сообщишь о произошедшим этим утром в Сардар? — спросил я.
— Как обычно. Сообщение обо всех таких контактах, должно быть послано, — ответил Самос.
— Как по-твоему, Сардар примет меры?
— Нет.
— Это и мое мнение тоже, — вздохнул я.
Это — их обычай в большинстве таких вопросов, чтобы позволить делам идти своим чередом.
— Ты заинтересовался этим делом? — спросил Самос.
— Мне было бы любопытно услышать твое мнение, — сказал я. — Интересно, насколько оно совпадает с моим.
— Зачем Тебе это?
— Мне любопытно.
— Ох, — простонал Самос.
Мы проехали какое-то время молча, двигаясь в направлении моего торгового дома.
— Я встретил Зарендаргара, на севере, — сказал я.
— Это мне известно, — отозвался Самос.
— Он произвел на меня впечатление, как прекрасный командир, и хороший солдат.
— Он — ужасный и опасный враг, — напомнил Самос. — Люди и Царствующие Жрецы только выиграют, избавившись от него. Давай надеяться, что твари, которых мы встретили этим утром, преуспеют в его поисках.
Я снова наблюдал через крошечную щель. Было уже около шестого ана.
Маленькие лодки двигались на канале рядом с нами. Большинство продвигалось посредством качания рулевого весла. Некоторые лодки побольше и легкие галеры, которые уже могли выходить в Залив Тамбер, и на просторы Тассы, приводились в движение гребцами с банок.
Эти суда были оснащены одним или двумя рулевыми веслами. При движении по каналам их длинные, скошенные лопасти убираются полностью или частично внутрь корабля, в любом случае, держась параллельно килю. Это делается в соответствии с правилами Порт-Кара.
— Совет Капитанов должен собраться через два дня, — сказал Самос. — Предлагаю, что причал для Са-Тарны в южной гавани будет расширен. То, какое сообщество возьмет на себя расходы, пока остается спорным. Если такая лицензия будет выдана, то будет создан полезный прецедент. Уже ведутся переговоры среди торговцев шелком, древесиной и камнем.
Теперь мы проплывали мимо открытого рабского рынка. Торговец приковывал своих девушек цепью на широких, расположенных ярусами, цементных смотровых полках. Одна рабыня лежала на животе, опираясь на локти, лицом вниз, в тяжелом железном ошейнике, видимом из-под волос. Короткая, тяжелая цепь из толстых темных звеньев пристегивала кольцо ошейника, к широкому и, крепкому кольцу, забитому глубоко в цемент, почти сразу под ее подбородком. Цепь была не больше шести дюймов длиной, и я заключил, что она наказана. Другая девушка, блондинка, сидела на своей полке на коленях, с широко расставленными бедрами, опираясь на скрещенные лодыжки, ее руки лежали на коленях. Я видел, что цепь спускалась с ошейника, исчезала позади ее правой ноги, а затем снова появлялась из-за правого бедра, отсюда идя к кольцу, к которому она и была пристегнута. Еще одна невольница, длинноволосая брюнетка, стоящая на четвереньках, столкнулась со мной своим тусклым взглядом, по-видимому, она была озадачена относительно крытой баржи, проходящей мимо. Она была только что прикована цепью, это весьма распространено поставить женщину на четвереньки в позу она-слин для пристегивания цепи к ошейнику. Работорговец отступил от нее. Кстати, это обычное дело для женщин на невольничьем рынке, пристегивание цепи к ошейнику.