Я мог видеть, окинув взглядом толпу вокруг себя, что интерес нескольких из мужчин действительно заострился.
— Даже сейчас, пока она одета, — смеялся аукционист, — разве Ваш интерес не заострился?
— Что есть, то есть! — засмеялись несколько человек.
— Да дай уже, нам посмотреть на нее! — послышался еще один нетерпеливый голос.
То, что женщина продавалась на аукционе последней, еще не указывает, по существу, на то, что она была самой красивой. Но с другой стороны, и это бесспорно, что именно эта была достаточно красива. Некоторые из девушек, которых продали с аукциона в течение вечера, были, можно сказать экстраординарными.
Эта женщина, в любом случае, была, среди самых красивых. Некоторые из девушек, проданных с аукциона ранее, также выставили покупателям, первоначально в разной степени одетыми, их одежду, тогда удаляли, иногда язвительно и церемонно, в течение их продажи. Эта была единственной женщиной, однако, из тех, кто был представлен прежде, кого растянули за запястья и лодыжки перед покупателями.
— И так, светлокожая, рыжеволосая варварская красотка, — начал представление лота аукционист, — очень интеллектуальная, изящная, чистая и чувствительная женщина. В ее собственном мире, несомненно, высокого рода и положения. Но в нашем мире, на планете Гор, она только безмозглый кусок рабского мяса. Девка, которая будет учиться носить ошейник. Девка, которая будет учиться служить и повиноваться. Девка которая будет учиться ублажать хозяев. Девка, которая узнает, что является законной собственностью мужчин!
— Давай, показывай ее! — кричали уже несколько человек.
Аукционист кивнул своему помощнику, который внес в зал, неглубокий медный чан, приблизительно два фута в диаметре, заполненном тонкими пропитанными маслом дровами. Через мгновение, он высек искру кремнем, и зажег дрова. Девушка смотрела на это. Я не думаю, что в тот момент, она ясно поняла его назначение.
— Дай нам посмотреть на нее! Давай, раздевай! — бесновался парень неподалеку от меня.
— Ну, конечно! — обещал аукционист. Он, не торопясь, повесил длинный черный хлыст на пояс.
Женщина несчастно смотрела на толпу. Уверен, она все еще полностью не понимала, что именно собирались с ней сделать. Она была варваркой, ее свобода закончилась совсем недавно. Она не говорила по-гореански. Ее принесли в зал и безжалостно подвесили за запястья, сразу после завершения более ранних аукционов. У меня было немного сомнений, что теперешние владельцы девушки сохраняли ее в неведение, относительно ее местонахождения. Она знала немного более того, что ее выставили на потеху мужчинам, но по какой причине и для чего, она боялась даже подумать.
— Ну что, мы начинаем? — спросил аукционист у толпы. — Мы хотим увидеть, так ли она хороша?
— Да! Да! — скандировали покупатели все вместе. Я улыбнулся своим мыслям, этот аукционист знал свое дело.
— Но сначала, — тянул время аукционист, — давайте разберемся с нелепостью этих предметов одежды. Они, выглядят как помесь одежды свободной женщины и тряпок рабыни.
Насколько, я понимаю, женщина носила привлекательное офисное платье, того сорта, который часто неявно предписывается, особенно женщинами-руководителями, для своих подчиненных женского пола, и рассматривается ими, как слишком женственный, чтобы быть подходящим для руководящего звена. «Это очень симпатично, Джейн. Мне нравится видеть, что Вы носите такое платье как это». — «Да, Мисс Табор». Это — также полезный способ, для женщины-руководителя ясно показать их коллегам-мужчинам, что такие женщины, в отличие от нее, являются только женщинами.
Это было длинное, коричневое, в белый горошек плиссированное платье длиной до середины икр, с рукавами, сшитое из какого-то мягкого, гладкого синтетического материала. Спереди был длинный волнующий разрез, застегнутый на ряд маленьких, красных, круглых пуговиц. Такие же пуговицы были и на манжетах. Платье подпоясывалось на талии поясом такой же расцветки. На ее шее была единственная нитка жемчуга, несомненно, искусственного, иначе его сняли бы еще похитители. На ногах были чулки или колготки, и черные, блестящие босоножки на высоких каблуках, закрепленные единственным, узким черным ремешком на лодыжке. То как она была одета, позволяет полагать, что женщина работала в офисе, и была схвачена гореанскими работорговцами по пути домой с работы. Я думаю, что теперь ей можно забыть об офисе. В будущем у нее будут совсем другие обязанности.
— Это — одежда свободной женщины или рабыни? — спросил аукционист у толпы.
— Рабыни, — кричали мужчины. — Снимай их!
Гореане, вероятно, расценили их как предметы одежды рабыни из-за их гладкости и привлекательности. Также, плиссированный тип подола платья позволял ему свободно двигаться и виться вокруг ее бедер, если бы она двигалась определенным образом. Кроме того, нижние части икр и ее симпатичные лодыжки не скрывались платьем. То, что она носила, одежду рабыни, вероятно, так же, было расценено толпой, из-за полной прозрачности покрытий на ее ногах, а уж ее обувь столь небольшая и красивая, с черными ремешками на лодыжках, была такова, что любой гореанин вам скажет, что это может одеть женщина, сама просящая об ошейнике.
— Она прибыла к нам одетая во все это, — заявил аукционист. — Я, признаться, сам еще не видел ее.
— Ну так, давай посмотри, заодно и мы увидим, — выкрикнул кто-то.
— Мне самому, интересно, так ли она хороша, — продолжал заводить толпу аукционист.
— Начинай! Начинай! — ревела толпа в нетерпении.
— Конечно! — рассмеялся аукционист. После чего подошел к временно оставленной девушке и, приподняв веревки на ее лодыжках, расстегнул узкие, окружающие лодыжку ремешки босоножек. Затем снял их с ее ног, и, сжав пару вместе в своей правой руке, поднял вверх.
— Отметьте эти ремни, — призвал он. — Кажется, мы знакомы с такими ремнями. Не так ли Джентльмены?
Кое-кто из мужчин засмеялся. Они напоминали тонкие гибкие ремешки, скрепленные пряжкой, подобными частенько связывают запястья и лодыжки рабынь, прежде или во время как мужчина использует девушка для своего удовлетворения.
Он вытянул большой, нож с треугольным лезвием из украшенных бусами ножен на его поясе, срезал ремни и верх туфель и избавился от них, швырнув в огонь, пылающий медном чане рядом с ним.
— А у нее очень симпатичные ступни, — сказал он. После чего вернул в ножны свой кинжал, и схватил нитку жемчуга, украшавшую горло девушки. Она вскрикнула от неожиданности и боли, когда он срывал украшение с ее шеи.
— И шея у нее тоже симпатичная, — отметил он, оттягивая ее голову назад за волосы.
— Да, — прокричал человек из толпы, соглашаясь с мнением работорговца.
Он отпустил ее волосы, и вышел вперед, снова обратившись к толпе.
— Несомненно, какой-нибудь хозяин, найдет что-то более подходящее, во что можно заключить эту прекрасную шею, чем нитка жемчуга, — размышлял он, все больше распаляя толпу.
В павильоне хохотали.
— Ну что дальше, — продолжал аукционист, снимая жемчуг с нитки и рассматривая. — Я тут проверил этот жемчуг. Он ненастоящий. Она носила поддельный жемчуг.
Толпа ответила страшными криками. У гореан довольно примитивное, но справедливое отношение к честности и обману.
— Каким должно быть ее наказание? — вопрошал аукционист.
— Рабство! — выкрикнули сразу несколько голосов.
— Да, но она уже — рабыня, — заметил аукционист, — хотя, возможно, она еще не знает это.
— Пусть тот из нас, кто купит эту самку тарска, заставит ее спину расплатиться за это мошенничество, — высказал свое мнение один из покупателей. — И пусть наказывает ее подольше и получше, чтобы больше не обманывала.
— Это приемлемо? — спросил аукционист у мужчин в зал.
— Да, — отозвалось сразу несколько мужчин.
— Я лучше, чем она, — услышал я женский голос около меня. Я почувствовал, как мою руку мягко охватили нежные пальчики. Я посмотрел вниз, и вспомнил ее. Я столкнулся с ней рядом с торговой зоной Сэйбара, перед началом продаж. Она была варваркой, рабыней, девушкой таверны. Ее называли Джинджер.
— А я думал, что Ты была занята, — сказал я. Она прижалась губами к моему рукаву.
— Он нанял меня для ан, — почти промурлыкала она. — Он заставил меня хорошо ему услужить.
— Великолепно, — похвалил я рабыню.
— Теперь я не занята, Господин, — прошептала маленькая шлюшка, глядя на меня снизу.
— Не слушайте ее, Господин, — раздался жаркий голос с другой стороны. — Пойдемте со мной, скорее, в таверну Рассела. Я сделаю Вашу ночь незабываемой наслаждением.
Я посмотрел налево. Там стояла темноволосая девушка. Она, также, разумеется, была девушкой таверны, но она была облачена несколько иначе, чем Джинджер. Вкус или деловая хватка их владельцев различались. Рабы, конечно, одеваются так, как это нравится их хозяевам.
— Я, тоже, варварка, Господин, — призналась она. — Я — Эвелин.
На ней был надет черный обтягивающий топ без бретелек и короткую, черную же, шелковую юбку с оборками, украшенную красной вышивкой и усиленную кринолином. Черная лента туго обхватывала горло Эвелин под ее ошейником. Красная лента, соответствующая художественному оформлению юбки, стягивала ее волосы. На ней не было чулков или обуви. На Горе подобная одежда для рабынь не принята. Ее костюм, как и тот, что был на Джинджер, короткое украшенное бисером, свободное платье с бахромой, сшитое из темной кожи, с украшенным бусами ножным браслетом, копировал одежду, в которой краснокожие рабовладельцы считали целесообразным видеть своих белых рабынь, если вообще разрешали им одежду. Подозреваю, что подобная одежда является наследием других времен и других мест. Большинство предметов одежды гореан, конечно же, тех, что носят люди, прослеживается до земных предков. Я смотрел на белые груди Эвелин, приподнятые и четко очерченные тугим топом, выставленные на показ для удовольствия мужчин.
Я задавался вопросом, какому же мужчине не будет хотет