ься развязать или сорвать этот топик, обнажить скрытые под ним сокровища, чтобы схватить их своими руками.
— Не обращайте на нее своего внимания, Господин, — страстно шептала Джинджер. — Пойдемте лучше со мной в таверну Рэндолфа.
— Нет, со мной, в таверну Рассела, — соблазняла меня Эвелин.
— Как мне кажется, Вы обе прокрались сюда без разрешения, — заметил я. Мне казалось сильно сомнительным, что Рам, который Сэйбар будет рад девушкам, пристающим покупателям в его павильоне, особенно во время торгов.
— Худшее, что может случиться, — это то, что нас плетью выгонят из зала, — махнула рукой Эвелин.
— Да, но хлещут они по икрам, — напомнила Джинджер. — Это больно.
— Да, — согласилась Эвелин, вздрогнув. Я заключил, что они обе были не раз, выгнаны отсюда подобным образом разгневанными надсмотрщиками.
— Отпустите меня! — умоляла девушка, вися, перед толпой.
— Нет, — прокричала она, — нет!
Пояс, поддерживавший платье, был разорван, и повис в задней петельке, болтаясь у ее ягодиц.
— Нет, — кричала она. — Нет! Не-е-е-ет!
Но нож аукциониста, медленно, одну за другой срезал пуговицы с длинного, переднего запаха ее платья.
— Что Вам от меня нужно? — спрашивала она, рыдая от страха. — Что Вы делаете? — взвизгнула она, когда последняя пуговица была срезана. — Что Вы собираетесь со мной сделать? Что Вы делаете со мной? — вопрошала девушка. А тем временем края ее платья были уже распахнуты и отдернуты назад.
— Я не думаю, что она симпатична, — сказала Джинджер.
— Мне тоже так не кажется, — поддержала ее Эвелин. — Ты даже можешь быть посимпатичнее, чем она.
— Я красивая, — возмутилась Джинджер. — Это — Ты, можешь быть посимпатичнее, чем она, моя голодная до мужиков маленькая рабыня.
— Голодная до мужиков? — переспросила Эвелин. — Я слышала, что Ты грызешь свои цепи, что Ты умаляешь, чтобы Тебя выпустили ночью к мужчинам.
— Ни для кого не секрет в Кайилиауке, — ответила Джинджер, — что Ты по ночам ногтями царапаешь пол в своей конуре!
— А что я могу сделать с этим, если мужчины разожгли мое рабство, — сказала Эвелин, со слезами в ее глазах.
— Они, разожгли и мое рабство, — прошептала Джинджер, и, помолчав, добавила — причем полностью.
— Зато я более беспомощная и страстная, чем Ты, — похвалилась Эвелин.
— Нет, не Ты, — не согласилась с ней Джинджер.
— Всем в Кайилиауке известно, что как рабыня я лучше Тебя, — стояла на своем Эвелин.
— Я — лучшая рабыня, — гордо заявила Джинджер, и добавила, — похотливая рабыня-шлюха!
— Нет, это я лучшая самая похотливая и лучшая рабыня в городе, — злобно прошипела Эвелин.
— А ну тихо, развратные Рабыни, — прикрикнул я.
— Да, Господин, — отозвалась Джинджер, сразу замолкая.
— Да, Господин, — эхом повторила за ней Эвелин.
Под платьем девушка носила белую шелковую комбинацию, длиной до колен.
Платье, тем временем было срезано и сорвано. После чего полетело в огонь, следом за туфлями и фальшивым жемчугом.
Я увидел, что комбинация держалась на тоненьких бретельках. Они были разорваны, и затем, аукционист зашел девушке за спины и, разорвав комбинацию на две половины, сдернул с тела пленницы. Последнее, что прикрывало тело жертвы от глаз мужчин, было удалено. Над левым коленом стала видна тонкая разноцветная лента-подвязка. Это заинтересовало меня, полагаю, что у этой девочки может быть высокий рабский потенциал. Эта лента, возбуждающая и прекрасно подчеркивающая красоту икры и ее бедра, конечно, была сорвана аукционистом к радости возбужденной аудитории.
Мне было интересно, почему эти две девушки из разных таверн, Джинджер и Эвелин, искали моего внимания. Ведь очевидно, что в Кайилиауке мужчин хватало. Действительно, в это время, вечером, мне не верилось, что их таверны пустуют. Следовало ожидать, что их должны бы были использовать по прямому назначению, чтобы зарабатывать деньги для их владельцев. В данный момент они должны быть прикованы цепью, в их альковах, и доставлять неземное наслаждение посетителям таверн. Но пока, я выкинул этот вопрос из головы.
— Нет, — умоляла подвешенная перед нами девушка, — пожалуйста, не делайте этого!
Комбинация, сорванная с тела молодой женщины, полетела в огонь.
— Тарск серебром, — послышалось первое предложение цены.
— Превосходно, — отозвался аукциониста.
Это показалось мне необычно высоким предложением за сырую, недрессированную, рабыню варварку, особенно, как предложение открытия. С другой стороны, я отметил, что девушки, похоже, уже принесли высокий доход. Несколько девушек ушли с боковых прилавков, по ценам, от тридцати до пятидесяти медных тарсков.
На многих других рынках эти девушки, в их текущем состоянии варварства и невежества, скорее всего не принесли больше, чем всего семь — восемь медяшек за штуку. Эти цены, конечно, зависели от спроса и предложения на рынке, а так же от времени года. В Кайилиауке хватает богатых людей, заработавших на торговле кожей и рогами и разведении кайил. Кроме того, так близко к границе, всего лишь в нескольких пасангах от Иханке, и вдали от обычных мест захвата рабынь и постоянных маршрутов их транспортировки, рабынь, особенно таких красивых, не так чтобы в изобилии. Соответственно мужчины, приехавшие из окрестностей, готовы заплатить много, чтобы иметь одну из них в своих объятиях.
На девушке остался бюстгальтер, пояс с подвязками и чулки. Кроме того, ниже узкого пояса с подвязками, я мог видеть маленькие шелковые трусики, скрывавшие ее главную ценность.
— А она и правда не уродина, — недовольно отметила Джинджер.
— Это точно, — неохотно согласилась с ней Эвелин.
Девушка с ужасом смотрела, как догорают в языках пламени остатки шелковой комбинации. Земная одежда на ее глазах, деталь за деталью, уничтожалась. И это ей ясно давало понять, что она начала переход к новой действительности.
— Нет, — упрашивала она. — Пожалуйста, не надо.
Аукционист отцепил чулки от застежек четырех ремней-подвязок, и через мгновение аукционист стянул чулки с ног девушки, подсовывая им под веревками на ее лодыжках. Пламя вновь взвилось в жаровне, уничтожая еще одну часть прежней жизни будущей рабыни. Потом, бросив на нее короткий взгляд, работорговец встал позади, и расстегнул крючки на ее поясе. И этот предмет одежды, также, через мгновение, отправился в огонь следом за предыдущими. Теперь она висела перед нами одетая только в бюстгальтер и трусики, да еще на ней оставалась лента стягивающая волосы.
— Распусти ей волосы! — призывал один из покупателей.
— Да, давай! — поддерживал первого еще один.
Я улыбнулся. Да, было самое подходящее время для волос женщины, которые сейчас будут освобождены. Волосы рабынь, надо заметить, если они не срезаны или не сбриты в наказание, обычно отращивают очень длинными. Кроме привлекательности, которой длинные волосы, хорошо тренированная рабыня знает, как можно их использовать при исполнении своих интимных обязанностей для удовольствия ее хозяина. Ну и конечно, ее владелец может много для чего их использовать, например, свить в клубок и втиснуть ей в рот, в качестве кляпа, если не хочет слышать ее какое-то время, или если желает заглушить ее крики страсти в момент судорог наслаждения во время служения, либо крики боли во время наказания. А если волосы достаточной длины, то она даже может быть ими связана.
— Само собой, — согласился аукционист. Он начал чопорно развязывать ленту, что сдерживала ее рыжие волосы. Развязал, и бросил в огонь. Затем взбил волосы и рассыпал их, по плечам девушки. Полюбовавшись, зачесал их назад за спину, и пригладил. Он развернул девушку спиной к толпе, потом резко дернул ее налево и затем направо, чтобы мужчины могли бы видеть, как волосы играют на спине. Это было красиво. Проделав этот возбуждающий трюк, аукционист вновь установил ее так, чтобы она снова беспомощно повисла лицом к толпе.
— А она действительно довольно симпатична, — сказала Джинджер, раздражено.
— Да, уж, — согласилась Эвелин, не менее раздраженно и завистливо.
— Но не столь симпатична как я, — сделала вывод Джинджер.
— По крайней мере, не симпатичней меня, — вставила свое слово Эвелин.
Я улыбнулся. У меня не было сомнений, что эта девушка принесет большую прибыль, чем любая из них, хотя обе они были, по общему признанию, были желанными, сочными рабынями, полностью покорившиеся своей участи.
— Два тарска серебром, — выкрикнул еще один распаленный мужчина.
— Превосходно, — улыбнулся аукционист.
Девочка смотрела в толпу со страхом и страданием. Несомненно, она подвешенная, уже достаточно напуганная этой толпой, еще на что-то надеялась. Конечно, эти скоты не посмеют пойти дальше. Ей казалось, что, раз она была принесена в зал одетой, то конечно же, ее достоинство и гордость будут уважаться и дальше, по крайней мере до того момента, пока она была хоть немного прикрыта. Также, парень стоящий рядом с ней, сделал паузу в своем оскорбительном и бесцеремонном деле. Но потом она посмотрела на боковые прилавки. Там были женщины, такие же, как и она, только они были прикованы к месту, и на них были ошейники и цепи, а еще она не могла не отметить, что были полностью раздеты.
Но она, конечно, отличалась от них! Она была прекрасней и утонченней.
Любой мог видеть это! Было заметно, как эти мысли и надежды промелькнули на ее лице, и тогда она расслабилась и спокойно повисла на веревках. Аукционист тем временем подал знак помощнику, стоявшему в стороне. Ей казалось, что ее испытание, было теперь близко к завершению. Выставление на показ голышом и унижение, которые перенесли другие девушек, не должны были быть ее судьбой. Она была лучше. Она отличалась.
Парень, которому аукционист подмигнул, исчез за дверью.
Но разве девочка не знала, что ничем не лучше остальных? Разве она не понимала, что, так же, как и они, была только рабыней?
— Интересно, красива ли она, — не находила себе места Джинджер.