— Пока она одета, можно об этом только размышлять, — нетерпеливо, проговорила Эвелин.
— Почему он не снимет с нее всю одежду, мы хотим рассмотреть подробнее, — сказала Джинджер.
— Да, — сказал возбужденно Эвелин.
Я улыбнулся про себя. Эти девушки, уже понимали кое-что в особенностях гореанского невольничьего рынка.
— Тебя продали с бокового прилавка? — поинтересовалась Джинджер.
— Нет, — возмутилась Эвелин. — Меня продали с аукциона.
— Меня, тоже, — похвасталась Джинджер.
— А тебя выводили голой? — спросила Эвелин.
— Да.
— Меня, тоже.
— Как Ты думаешь, они думают, что она лучше нас? — не успокаивалась Джинджер.
— Возможно, — вздохнула Эвелин. — Мужчины — дураки.
— Нет! — вдруг закричала подвешенная девушка, с ужасом в голосе. — Нет, не надо! Пожалуйста! — Аукционист уже стоял позади нее.
— Нет, — кричала он. — Я — девственница, я никогда не была раздета перед мужчинами!
— Не-е-е-т!
Ее груди были прекрасны. Мог ли последний остаток ее скромности быть разрешенным ей?
— Нет! — молила она. — Пожалуйста, нет! Не-е-ет! — прокричала она, и затем повисла, беспомощная и рыдающая на веревке.
Я не мог не отметить, что раздетая рабыня была очень красива.
— Три тарска, — послышалось следующее предложение.
— Три пять, тут же поднял ставку другой. Это было предложением трех серебряных тарсков и пятидесяти медных. Сто медных монет равняется одному серебряному, по крайней мере в Кайилиауке. Существует соотношение десять к одному в других городах и поселениях. Самая маленькая монета на Горе это — бит-тарск, обычно он считается от четверти до одной десятой тарска. Чеканка монет на Горе отличается от сообщества к сообществу.
Существуют монеты, такие как серебряный тарск Тарны и золотой тарн Ара, имеют хождение почти по всей плане, и служат в некоторой мере стандартом, без них бизнес на Горе мог превратиться в коммерческий хаос.
Таким же эталоном, по берегам Залива Тамбер и на юг, вдоль берега Тассы, можно считать золотой тарн чеканки Порт-Кара. Менялы часто, для определения курса обмена используют весы. Подобная практика приводит к снижению качества монет, их разрезанию и ощипыванию. Для кошеля гореанских монет, например, весьма обычно содержать части монет, так же как и целые. Бизнес зачастую ведется с использованием извещений или кредитными письмами. Бумажные деньги, однако, здесь неизвестны.
— Четыре! — Пять! — послышались новые предложения цены.
— Но, Джентльмены, — воскликнул аукционист, крутя девушку на веревке, и демонстрируя ее левое бедро толпе, — умерьте свой пыл! Разве Вы не видите, что она еще не была даже заклеймена?
— Клеймить ее! Клеймить ее! — скандировала толпа.
На платформу центрального прилавка, двое помощников выдвинули станок для клеймения. Другой, чьи руки были обернуты плотной тканью, выкатил цилиндрический, пышущий жаром горн, из которого торчали ручки двух тавродержателей. Он поместил его поблизости от станка. В это же самое время аукционист освободил лодыжки девочки от веревок. За тем отвязал конец веревки, держащей ее запястья, от кольца. Веревка, скользнула через верхнее кольцо и ослабла. Помощник, к которому аукционист ранее обратился, и теперь вернувшийся, подхватил девушку. Я не думаю, что она смогла бы стоять самостоятельно. Как только веревка позволила, парень поднял девушку на руки. Ее вес был для него ничем. Аукционист продернул остаток веревки через верхнее кольцо. Пока помощник переносил несчастную, веревка тащилась за ней, по настилу центрального прилавка. На месте помощник, с помощью своего товарища, положил ее на тяжелую решетку, и, вращая рукоятку, закрепил крепкие зажимы на левом и правом бедрах женщины. Ее закрепили на станке полностью обнаженной, с запястьями связанными перед нею. Она дергалась, неспособная пошевелить своими бедрами, несомненно, встревоженная, той безупречной плотностью, с которой они удерживались. Наконец запястья были освобождены от веревки, но лишь на мгновение, после чего их оттянули ей за голову и поместили в наручники, до того свисавшие на цепях с грубого железного стержня.
Парень, который принес горн, двумя руками, одетыми в рукавицы поднял тавродержатель над углями. Клеймо было раскаленным добела.
Девушка разглядывал его, с дикими глазами.
— Нет! — закричала и задергалась она. — Вы, что звери или варвары? Вы что, думаете, что я — животное? Вы что, думаете, что я — рабыня!
— Вы обманываете! — кричала она. — Это не может быть правдой!
Железо было готово к использованию. Это приблизилось к круглому проему в зажиме, через который, было втиснуто глубоко в ее светлое бедро, и удерживалось там, выжигая плоть и шипя, пока его работа не была выполнена, пока девушка не была заклеймена, на славу, как обычное рабское мясо.
Только теперь она поняла, что намерение железа относительно ее тела было абсолютно реально.
Зажимы раскрутили. Запястья освободили от удерживавших их рабских наручников, но только затем, чтобы быть связать веревкой у нее за спиной. Потрясенная и рыдающая она была снята со станка для клеймения и поставлена на колени с опущенной головой, у ног аукциониста.
Железо, сделав свое дело, возвратилось в горн, а сам горн вместе со станком были убраны с центрального прилавка. Девушка голая и стоящая на коленях у ног аукциониста, с руками, связанными сзади, подняла свою голову и дико посмотрела на толпу. Она была заклеймена.
— Она еще не понимает того, что с ней произошло с нею, — предположила Джинджер.
— Уже понимает, — грустно сказала Эвелин, с жалостью в голосе.
— Но она понимает это еще далеко не полностью, — заметила Джинджер.
— Не полностью, — не стала спорить Эвелин.
— Но уже скоро она полностью поймет это, — сказала Джинджер. — Даже в том случае если окажется совсем глупой рабыней.
— Да, это точно, — согласилась Эвелин.
Аукционист снял длинный, гибкий хлыст со своего пояса, и дважды он ударил им девушку по спине. Она вскрикнула в боли. Обучение началось. Теперь, все ее время будет посвящено обучению жить в новой реальности. Работорговец схватил новую рабыню за волосы, вздернул на ноги и выгнул назад, показывая ее красоту толпе.
— Я предлагаю пять тарсков за эту шлюшку, прокричал он. — Я получу больше? Я услышу больше?
— А она обучена? — послышался ехидный голос из зала.
— Мы сможете обучать ее сами, к своему собственному удовольствию.
Подразумевалось, конечно, что эти варварки не прошли обучения. Их еще даже не научили, как надо надлежащим способом встать на колени перед Хозяином.
— Пять, пять! — завопил мужчина, стоявший неподалеку.
— Хорошо! Хорошо! — повторял аукционист, показывая рабыню. — Так я услышу больше?
— Она может говорить на гореанском?
Я улыбнулся. Ясно подразумевалось, что эти варварские рабыни не знали гореанского.
— А Ты обучай ее как слина или как кайилу, на руках и коленях, — посоветовал аукционист. — Она быстро изучит то, что от нее требуется.
— Поставь ее в позу! — попросил парень из толпы.
— В какую именно, Благородный Господин? — спросил аукционист, любезно. А за тем, следуя инструкциям потенциального покупателя, он усадил девушку, около края центрального прилавка, на левое колено, а правую ногу оттянул в сторону и слегка согнул в колене. Ее правая сторона, теперь была повернута к заказчику, плечи отведены назад, а голова повернута так, чтобы смотреть на него. Таким образом, приятные изгибы ее правой ноги, и линии фигуры, были ясно очерчены и выставлены не показ.
— Ты только представь ее в своем ошейнике! — бросил вызов аукционист.
— Поставь ее на колени! — предложил другой покупатель.
Аукционист поставил рабыню на колени на самый край центрального прилавка. Теперь она стояла на коленях, опираясь ягодицами на пятки. Ее колени были широко расставлены, спина была выпрямлена, а голова высоко поднята.
— Пять семь! — кто-то не выдержал и поднял цену.
— Пять семь! — эхом отозвался аукционист.
— Поставь ее на ноги, таким чтобы, мы могли их рассмотреть! — потребовал кто-то.
— На живот ее! — просил другой.
— Пусть пройдется! — кричал третий.
— Пусть встанет на колени, головой к земле!
— Проведи ее походкой рабыни!
Я осмотрелся по сторонам. Одним из мужчин радом был тот самый коренастый коротышка, который носил низкую, широкополую шляпу. Я вспомнил, что он уже купил, по крайней мере, четыре или пять девушек с боковых прилавков. Что до меня, они были превосходными женщинами, но они, казалось, не были, по крайней мере, в целом, отборным товаром доступным ему. Казалось, что он покупал их не для тех целей, для каких обычно покупают рабынь. А теперь, я не понимал его очевидного интереса к рыжеволосой рабыне, продаваемой с главного прилавка. Она, конечно, была тем типом женщины, которых обычно покупают, ради выполнения одного, но самой главного назначения, из большого количества всех прочих предусмотренных для рабынь.
— Мужчины — звери, — возмущенно сказала Джинджер.
— Да, — отозвалась Эвелин.
Послышался звук хлыста впившегося в плоть. Рыжеволосая девушка выкрикнула в боли.
— Она же даже не понимает того, что они хотят, чтобы она сделала, — пожалела рыжеволосую, Джинджер.
— Она — глупая рабыня, — сказала Эвелин.
— Она еще научится, — вздохнула Джинджер.
— Все мы научились, — прошептала Эвелин.
Я отметил, что в течение вечера, некоторые из служащих работорговца, да и аукционист тоже, отметили присутствие двух девушек таверны в толпе. Однако они не предприняли никаких мер, чтобы выгнать их из зала торгов. Это показалось мне интересным. Может быть, они решили, что девушки пришли со мной, и что я, если можно так выразиться, был ответственным за них. Снова я озадачился относительно того, почему они прицепились ко мне. Поскольку я не предлагал той или другой из них сопровождать меня назад в таверну ее владельца, они должны были бы пытаться, применить их красоту и рабские хитрости, чтобы поднять вероятность такой перспективы. Это было, конечно, не их дело, стоять в павильоне торгов и наблюдать за продажей рабынь. Тем более чт