Когда мой развод с Джеком был оформлен окончательно, я принялась наверстывать упущенное время. Отдав всю юность и бо́льшую часть молодости фиксации на любовных перипетиях матери, я сосредоточилась на собственных желаниях, и это вызывало во мне душевный трепет. Наконец-то жила той жизнью, которой хотела, и чувствовала, что в этой игре все козыри в моих руках. Журнал, зачатый и родившийся в моей крохотной квартирке, теперь обзавелся солнечным офисным помещением, постоянным штатом из четырех человек и солидным тиражом. Он не только давал старт карьерам начинающим писателям, но и получил множество наград, в том числе национальную журнальную премию National Magazine Award за лучшую беллетристику в 2001 году. Я переехала в большую и светлую квартиру с одной спальней в Лондон-Террас, комплексе жилых зданий, где селились в основном люди искусства и жила Кира.
Намного более опытная в отношениях с противоположным полом, Кира воспринимала рассказы о моей любовной и социальной жизни с доброй долей юмора. Я не слишком заморачивалась последствиями, и неудачные свидания развлекали меня не меньше, чем удачные, поскольку они давали пищу нашим разговорам, затягивавшимся допоздна. У меня порой случались отношения, одни недолгие, другие чуть более длительные – непризнанный ученый, бесчестный актер, творческий менеджер со вспыльчивым нравом, – и все как на подбор нездоровые. Меня тянуло к мужчинам, которые, как и я, выросли в дисфункциональных семьях и сторонились обязательств.
Потом в 2002 году я отправилась на свидание вслепую с мужчиной по имени Ник Кин. К тому времени у меня за плечами было уже немало таких свиданий, поэтому на многое я не рассчитывала. Ник заботливо выбрал место, удобное для меня: бар прямо через улицу от моего офиса. Если бы он оказался женатым, алкоголиком, самовлюбленным типом или всем вышеперечисленным сразу, я могла бы с легкостью соврать, что меня ждут на рабочем месте, и ускользнуть обратно в офис.
Но Ник не был ни тем, ни другим, ни третьим. Сорок один год против моих тридцати шести; умный, привлекательный. И мы легко завязали разговор, обмениваясь историями из семейной и профессиональной жизни. Ник вырос в городке Кингстон, расположенном в двух часах езды от Нью-Йорка вверх по течению Гудзона. Он воспитывался в католической семье, обожал своих родителей и хорошо ладил с пятью братьями и сестрами. У нас было шокирующе мало общего.
– Наверное, ты могла бы назвать мое детство скучным, – сказал он.
С тем же успехом Ник мог вырасти и в монтанской глуши без электричества – настолько чужда мне была его стабильная жизнь. Он рассказывал истории о семейных отпусках, когда восемь детей – старшие Кины разрешали своим отпрыскам брать с собой друзей – втискивались в один «универсал» и ехали во Флориду, до которой, на минуточку, больше двадцати часов пути. И вспоминал он об этом так, словно ничего лучше быть не может. Детство Ника казалось настолько здоровым, что я не могла придумать к нему ни одного вопроса. Было ясно, что мы никак не пара. Ник был по профессии финансистом, ходил в костюме с галстуком. Я уже представляла, что будет происходить этим вечером: пара коктейлей, легкий разговор, быстрый поцелуй в щеку и прощай навсегда. Мне не терпелось позвонить Кире; она оценит эту историю.
При всем при том в Нике не было ничего сомнительного. Я получала удовольствие от нашего разговора и не особенно спешила уйти. К тому же чем больше я думала о его истории, тем меньше мне в нее верилось. Да есть ли на свете хоть один человек, который может похвастаться абсолютно счастливым детством? В моем уме сформировалась задача. Я дам себе час на то, чтобы расколоть своего кавалера и вызнать его темные тайны. Я улыбнулась Нику, изучая его. У него было доброе лицо, темные волосы, серебрившиеся сединой виски, улыбчивый рот и доверчивые темные глаза, которые искрились, когда он смеялся.
Чувствуя мой скептицизм, он сказал:
– Зато я ухитрился вляпаться в колоссально несчастливый брак, если что.
Но даже у этого ужасного брака была своя светлая сторона: двое замечательных мальчишек, девяти и двенадцати лет. Однако Ник даже не догадывался, что существование этих мальчиков вколотило еще один гвоздь в гроб нашего возможного будущего – и совсем не по тем причинам, о каких вы могли бы подумать. В детстве я знакомилась с женщинами, с которыми встречался мой отец, и все они были великолепны. Но я неизменно привязывалась к ним сильнее, чем он, и, когда эти женщины исчезали с горизонта, я была безутешна. У меня и в мыслях не было поступать так с детьми другого человека.
Когда выделенный на расследование час истек, я так и не смогла ничего накопать. Перерыла все, что могла, а осталась с пустыми руками – ни тебе сокровищ, ни трупов. Все наше свидание целиком оставило у меня до странности приятное впечатление. Ник был теплым и милым – и, насколько я поняла, уже без ума от меня.
Как жаль, что я больше никогда его не увижу!
– Я тоже была замужем, Ник, – сказала я, когда вечер подходил к концу. Официантка только что принесла наш счет; Ник взял его со стола и сунул в папочку три банкноты.
– Без детей? – спросил он.
– Без детей, – подтвердила я, улыбаясь. – На самом деле это забавная история. Вместо общих детей у нас с моим бывшим мужем были общие родители, – я помолчала, давая ему время переварить эту информацию. – Девять лет назад моя мать вышла за его отца.
Я не горжусь тем, что время от времени позволяла себе щегольнуть этой фразой ради пущего эффекта – либо чтобы поддержать разговор, либо чтобы положить ему конец. В данном случае она была сказана для того, чтобы Ник сообразил: я в его историю не вписываюсь. Мне нужно было дать этому славному человеку понять, что наше свидание на этом официально окончено. Я никогда не познакомлюсь ни с его сыновьями, ни с его идеальной семьей; пропасть между нами просто слишком широка, чтобы думать о том, как ее перейти.
Чтобы сообразить, что к чему, человеку всегда требуется немного времени, и Ник не был исключением. Я наблюдала, как его брови сперва нахмурились, пока он обдумывал эту информацию, а потом поднялись, когда пришел к ошеломительному выводу: мой бывший муж был моим сводным братом.
Исторически так сложилось, что собеседники реагировали на это одним из двух вариантов: попыткой сострить или торопливым бегством. Ник не сделал ни того, ни другого. Казалось, он, наоборот, проникся сложностью моей афористичной фразы.
– Я тебе позвоню, – сказал Ник, целуя меня в щеку на прощание.
Когда день или два спустя Ник действительно позвонил, я была в аэропорту Ла-Гуардия, дожидалась рейса в Калифорнию. Направлялась туда, чтобы лично сказать Фрэнсису Копполе, что планирую расстаться с журналом, который мы с ним создали. У нас за плечами были замечательные семь лет, но Фрэнсис хотел перенести штаб-квартиру в Сан-Франциско, а у меня теперь вся жизнь была в Нью-Йорке.
Так совпало, что я как раз перед его звонком закончила короткий разговор с другим мужчиной, с которым ходила на свидания, чья семейная история была для меня более привычной: разведенные родители, большие проблемы с матерью. Мы с ним успели встретиться всего пару раз, но уже начали играть в знакомую игру «кошки-мышки»: если я казалась заинтересованной, он давал задний ход; если я вела себя безразлично, он переходил в наступление. Он все еще не разлюбил свою бывшую подругу, и меня это, разумеется, возбуждало.
– Привет, Эдриенн, это Ник Кин.
Очевидно, отпугнуть его мне не удалось.
– Привет, Ник Кин, – сказала я, – и не успела оглянуться, как мы с головой нырнули в серьезный разговор. Я с удивлением поймала себя на том, что рассказываю Нику о том, какое огромное чувство утраты ощущаю, отказываясь от своего литературного журнала. Мы проговорили двадцать минут, а потом – неожиданно – у меня перехватило горло от эмоций.
– Мне пора идти, – сказала я, застеснявшись.
– Послушай, я понимаю, что мы едва знаем друг друга, но не могла бы ты позвонить мне, когда приземлишься в Сан-Франциско? Просто чтобы я знал, что ты благополучно долетела.
Террористическая атака 11 сентября произошла считаные месяцы назад.
– Позвоню, обязательно, – пообещала я. – Спасибо, что ты об этом попросил, – добавила я. – Очень мило с твоей стороны.
Все шесть часов полета я сидела у иллюминатора, смотрела сквозь овальную амбразуру на просторный небосвод и размышляла об этих двух телефонных звонках и о двух мужчинах, с которыми разговаривала: один нерешителен, другой полон энтузиазма. В том, как сошлись во времени эти разговоры, разделенные меньше чем пятью минутами, было нечто, создавшее у меня ощущение, что вселенная требует моего внимания.
Слова Марго звенели в моей голове: У тебя только одна жизнь, Ренни.
Вот именно, моя одна-единственная жизнь. Мне было тридцать шесть лет. Существовали и другие варианты. В тот момент я решила освободить место для иного сценария будущего – того, который включал в себя Ника Кина.
Глава 25
Я и не знала, что возможны романтические отношения без драмы. Любовь в моем понимании всегда была чем-то непостоянным и мимолетным. От родителей я усвоила, что, когда твое судно дает течь, надо найти спасательную шлюпку и покинуть корабль. С Ником я ощущала сильнейшее сверхъестественное слияние вожделения и любви и плюс к тому железную уверенность в глубокой привязанности.
Я вышла замуж за Ника в 2005 году, спустя чуть больше десяти лет после отъезда из Калифорнии. (Джек, который все это время оставался моим другом, присутствовал на нашей свадьбе вместе со своей новой партнершей.) Мы с Ником очень хотели создать настоящую семью, и поскольку в перспективе были дети, я жаждала вернуться в свой семейный дом у залива Наузет. Орлеан был тем местом, где я училась плавать, ездить на велосипеде и ловить полосатого лаврака. Там случился мой первый поцелуй и впервые разбилось мое сердце. Один только аромат отлива переносил меня в длинные летние дни, когда мы с братом ловили мальков в приливных заводях. Я хотела, чтобы мои дети познали все это, обрели такую же крепкую связь с этой землей.