С Жеребцовым прибыло почти две тысячи сибирских и архангельских стрельцов да казаков – все люди бывалые, опытные, оружье держать умеют. Да по дороге пристало несчитано: и сольвычегодцы, и устюжане, и холмогорцы, и галичане, и костромичи, и ярославцы – кого только не было! Воевода сбивал их в сотни – под Ипатьевским монастырём порядок был, а как двинулись вверх по Волге, так и рассыпались. Вновь надо разряжать.
Разъезды донесли: Сапега с присоединившимися к нему отрядами тушинцев двинулся от Троицкого монастыря по нагорной дороге в сторону Углича. От Углицкой дороги, от села Высокова, своротка на Калязин, – видать, проведали о нас, скоро будут.
Князь Михаил Скопин, воеводы Семён Головин и Давыд Жеребцов, князь Яков Барятинский, воевода Григорий Валуев и полковник Зомме переправились через Волгу, выехали на холм против Макарьева монастыря, куда подходила дорога со стороны Углича. Жители именовали тот холм Свистухой – ветер, дескать, свистит здесь так, что не только лешего помянешь. Объехали поля, расстилавшиеся по сторонам дороги, – крестьяне сжали озимые, и ни высокая трава, ни колосья не помешали бы здесь лошадям.
Вдоль Волги, под горой, стояло село Пирогово – избы, амбары и баньки. Город был на левой стороне Жабни. Монастырь – за Волгой. Простор.
Однако поле со стороны Углича расстилается на пологом спуске холма – значит, атакующие собьют темп. И слева глубокий овраг, по дну которого течёт ручей.
– Надо городок рубить. Гуляй-город, – ни к кому не обращаясь, кинул Жеребцов.
– У каждой стряпки свои порядки! – вызывающе глядя на Зомме, сказал Валуев, широколицый и губастый, как гриб валуй.
– В каждой избушке свои погремушки! – откликнулся Семён Головин.
– Что есть гуляй-город? – спросил, подняв одну бровь, полковник Зомме – три долгие морщины резче обозначились на лбу.
– Табор. Телеги кругом составлены, на них укреплены щиты. Внутри пехота, – веско ответил Скопин. А про себя подумал: держать круговую оборону хорошо тогда, когда есть запасный полк – и стоит он в засаде. Здесь подмога может подоспеть из монастыря на судах.
– Но враг может обойти табор! Хотя… тут Волга, тут вода, как её… Да, Жабня.
– Этому врагу нас обходить не надо. Этому надо нас уничтожить! – ответил Давыд Васильевич.
Голос Жеребцова был тих, словно он видел нечто, не доступное другим. Потом очнулся, сбросил с себя наваждение, твёрдо произнёс:
– Отец мой с князем Воротынским при Молодях с крымчаками сражался. Гуляй-город строили – конница татарская вся об него разбилась.
– Стало быть, опять топор – наше главное оружие? – засмеялся Григорий Валуев.
– А пищаль и ваш мушкет, – Жеребцов кивнул в сторону Зомме, – второе. Против конницы лучше нет!
И день, и другой свозили телеги на Свистуху. И у монастырских забрали, и у крестьян, и у калязинских мужиков. Не хватало! Две сотни не насобирать. Тогда решили с напольной стороны на телегах щиты поставить, а со стороны воды чередовать телеги и щиты в землю.
Топоры стучали целыми днями – хоть и взяли у купцов готового тёсу, всё ж не хватало, распускали на доски брёвна. Когда калязинцы пожертвовали на святое дело часть своих построек, работа пошла быстрее.
Кузнецы ковали наконечники для пик. Крестьяне ставили вокруг гуляй-города рогатки и копали ямы.
Зомме горячо взялся обучать воевод и старшин голландскому бою. Строил рядами, квадратами, учил упирать пики в землю, давать проход мушкетёрам для стрельбы. Приговаривал:
– Принц Мориц Оранский говорит: каждый командир должен учиться!
Старшины удивлённо поглядывали сверху вниз на маленького полковника, но приказы выполняли старательно.
Наступило Успение Богородицы, 25 августа, и ночи уже становились холоднее, и ласточки покинули свои гнёзда и улетели прочь.
И вот разъезды донесли: враги уже близко. Идёт пехота, а конница впереди и позади.
Григорий Валуев с казаками вызвался подразнить конницу. Отдохнувшие лошади быстро вынесли всадников на Углицкую дорогу. Воевода дал передовому отряду поляков приблизиться. Никто во всём войске не умел так ругаться, как Валуев, – это знали все. Не дай бог попасть ему на язык!
Поляки были слабы на ругань, вспыхивали порохом. Вот и сейчас молодые – видать, дворяне – рванули за казаками. Казаки скакали к Жабне, но перед топким местом резко повернули вправо, к гуляй-городу. Ляхи не успели поворотить – влетели в топь. Ноги коней по бабки ушли в землю, иные гусары вылетели из седёл, и Валуев не отказал себе в удовольствии остановиться на пригорке и позадирать ляхов.
Игумен Макарьева монастыря Иоасаф благословил войско.
Назавтра быть бою!
…Наготовить в гуляй-городе побольше воды – вёдра, бочки, шайки. Пить надо будет всем – и людям, и лошадям.
К полудню 28 августа польские полки построились. Паны Ян Пётр Сапега, Марк Вилямовский, Юзеф Будило, Александр Зборовский, Ян Микулинский, Костенецкий с запорожскими казаками, Ланцкоронский, Лисовский с донскими казаками – итого 12 тысяч конных копейщиков, да прислуга с ними.
Однако русские не выходили на честный бой – они спрятались за щитами в таборе, и только конница злоязыкого Валуева проскакала пред войском и, обогнув деревянный городок, скрылась.
– Шабле в длонь! – прокричал Сапега. Голос его сорвался на визг.
Гусары обняли ладонями рукоятки сабель, выхватили клинки.
Едва конница поляков подскакала близко к городку, из-за щитов грянул залп. Кони повалились, иные понесли.
Сапега скомандовал приступ.
Через нарытые ямы, через рогатки шла пехота: жолнёры и пахолки, казаки и русские изменники. Спешенные копейщики. Сзади на конях передвигались паны, готовые отразить внезапную атаку конницы.
Из-за щитов вновь раздались дружные выстрелы. И ещё раз.
Пехота подходила к щитам – и встречала удары пик из щелей и отверстий. Из городка в упор били из мушкетов и рушниц. И люди не выдерживали – откатывались.
Второй раз настойчиво погнал Сапега людей на приступ. И упорно – третий. И упрямо – четвёртый. И – упёрто – пятый. Приближался вечер. После шестого приступа, когда измученная пехота побежала, со стороны Волги выскочили всадники, ринулись на врага. Пехота падала. Сапега бросился прочь по Углицкой дороге.
Пятнадцать вёрст преследовали русские всадники удирающих панов. Уже в полной темноте вернулись к Калязину.
Победу не праздновали – сторожились: как бы враги не вернулись поутру!
Но взошло солнце, и стало ясно: Сапеги и след простыл.
Тогда отпраздновали – нажарили мяса, выкупили у монастыря запасы пива и устроили пир.
Теперь требовалось тщательно всё обдумать и решить, как действовать дальше. Да и о насущном не забыть: уж на берёзе жёлтый лист явился, а где и целые пряди пожелтели. Людей надо перед зимой одеть-обуть. Ясно, что быстрым новый поход не будет.
Часть IIIПерелом
Осень 1609 года
Жеребцов
Нет, неспроста упорство и затем быстрое отступление Сапеги показались странными Жеребцову и другим воеводам. Что-то случилось в Тушинском лагере, какая-то весть внесла в него сумятицу. Из-за этой вести так лихорадочно бросал полки в бой Сапега, не слушая увещеваний панов. Из-за этой вести поляки опрометью бросились назад, в табор под Троицей и в Тушино. Но что это была за весть – воеводы князя Скопина до поры не знали.
Однако надо было решать, что предпринять дальше. Главная цель – Москва, но слишком много по Руси гуляет поляков и литовских людей, тут требуется идти с опаской. Начать с малого. И пусть этим малым будет Переяславль-Залесский.
Далее две крепости: Александрова слобода и Троицкий монастырь.
Александр Ярославич, рекомый Невским, как из родного Переяславля на Новгород ходил? По Нерли-реке, что вытекает из Плещеева озера и бежит до самой Волги. Всего-то чуть более сотни вёрст. Устье же Нерли рядом с Калязиным, близ деревни Скнятино. Уж чего-чего, а судов ныне подле Калязина собралось с избытком: и тверские, и костромские – все по Нерли пройдут. Конница же двинется вслед отступившим полякам по дороге, которая, огибая болота с востока, делает большой крюк.
Пехотой можно бы даже догнать Сапегу: он не знал короткого пути по реке, двинулся через Нагорье, и его сподручно перехватить!
Однако князь Скопин-Шуйский не мог тут же оставить Калязин и пуститься в погоню за Сапегой. По уговору с царём Михаил Иванович должен был дождаться Пунтуса, к которому он дважды посылал с уверением, что договор о передаче Швеции русской крепости Корела останется в силе, что царь щедро оплатит его услуги. Сам царь Шуйский также слал на Валдай умоляющие письма. Ни царь, ни воевода не знали, что у Пунтуса из войска в 15 тысяч осталось лишь тысяча двести человек!
Воды Нерли вскипели от вёсел и шестов. Пожалуй, за пять столетий со времён Александра Ярославича не видели они столько судов сразу! Вечерами загорались по берегам костры, казаки ловили бреднями рыбу, крестьянские девки тащили воинам грибы и бруснику.
Над рекой летели станицы журавлей, с удивлением оглядывали свои потревоженные угодья, где останавливались они обычно на кормёжку.
Достигнув Сомина озера, судовая рать сделала последнюю ночёвку: после неё остановиться уж было негде – берега топкие.
Утром 11 сентября струги вылетели из протоки на простор Плещеева озера. Попутный ветер подтолкнул в спину – и скоро впереди замаячила главка деревянной церкви Сорока мучеников Севастийских на устье Трубежа.
Жеребцов и Головин изгоном взяли город, выбив из него отряд, верный тушинскому царьку. Многие поляки и казаки попали в плен.
Лисовский двигался последним в составе отрядов Сапеги, когда гетман скрытно вызвал его к себе: Сапега опасался, что могут быть и перебежчики, которые разгласят его приказы.
Скопина, как стало теперь ясно гетману, нельзя было оставлять без присмотра. Из Калязина на Москву идёт слишком много дорог, и самая удобная из них, хоть и не самая короткая, – через Ростов. Гетман выделил пану Александру две тысячи донских казаков и триста черкасских.