— Здорово тут у тебя, — сказал я. — Это дерево прямо как дом. Действительно Непобедимая Крепость. Настоящее укрытие. Тебя тут никому не найти.
Якоб спорить не стал.
— Вообще-то, — сказал он, — найти подходящую ветлу не проблема. Я знаю еще несколько.
— И "дупло" там найдётся?
— Конечно, — сказал он. — Хочешь, поищи, может, подберёшь себе почти такую же.
Мы чуть раздвинули ветки и посмотрели вниз, не идёт ли кто по дороге. Тогда мы бы ему крикнули "Эй!" и здоров позабавились.
Жаль, никого там не было. — Хочешь еще лимонаду? — предложил Якоб. Я отхлебнул из бутылки, а он стал рассказывать -
В июне окончились школьные занятия, у Якоба Борга начались каникулы. По этому поводу решили устроить праздник, в субботу вечером. Договорились, кто будет выступать: петь, играть, показывать фокусы и читать стихи. Потом ещё намечалось угощение и танцы до самой темноты при свете разноцветных фонариков.
Все ходили взбудораженные, все готовились к празднику. Только Якоб Борг почему-то был мрачен. Всё сидел дома в углу, подперев руками голову, и думал о чём-то, наморщив лоб. Даже не говорил ни с кем, так переживал.
Да ещё Панадель ходил сердитый. Он тоже хотел выступать на празднике со своей моряцкой песней «По морям, по волнам». Но Катенька не разрешила.
— Ты — выступать? Выдумал тоже! Это же будет концерт! Настоящий концерт художественной самодеятельности. Ты хоть представляешь, что это такое?
— Чего тут не представлять? Я сам, если хочешь знать, художник, — гордо заявил Панадель.
— Ах, не спорь! От нас будет выступать Принц Понарошку. Знаешь, как он играет на пианино? Все от восторга ахнут.
— Не знаю. Я лично ни от какого восторга не ахну, это уж точно.
— Да у нашего Принца талант, пойми ты! Его можно слушать хоть целый день.
— Можно, конечно. Если только сперва заткнуть себе уши ватой, — пробурчал Бродяга себе под нос.
— Ах какой ты, Панадель! Ну, словом, выступать будет он, а не ты.
И вот Бродяга обиделся до смерти.
Он подошёл к Якобу Боргу (а тот всё молча сидел в углу) и пожаловался:
— Таланта у меня, говорит, нет, представляешь? Ладно, в субботу посмотрим, у кого есть талант, а у кого нет.
— Я на этот дурацкий праздник вообще не пойду, — сказал
Якоб, насупившись.
— Понимаю тебя. Какой же это праздник без моряцкой песни! — поддакнул Бродяга.
— Что я, сумасшедший, чтобы туда идти?
— Хорошо сказано! Они там, по-моему, уже все свихнулись.
— Я вообще не хочу больше ходить в школу.
— Вот это, пожалуй, чересчур, — возразил Панадель. — Из-за одной моряцкой песни так сразу плюнуть на школу.
— Да при чём тут песня! — отмахнулся Якоб. — У меня свои причины для огорчения.
— Что ты говоришь? Расскажи какие, — потребовал Панадель.
— Нет, об этом я рассказать не могу.
— Ага, значит, тайна. Вот и прекрасно! Давай выкладывай!
— Ничего прекрасного, наоборот, всё просто ужасно. А больше я ничего не могу говорить.
— Ого, значит, ужасная тайна! Ещё интересней! Нет ничего интересней на свете, чем толковать об ужасных тайнах. Ну, давай же, давай! — поторопил Панадель и даже слегка пихнул Якоба в бок.
— Нет, — отвечал Якоб. Вид у него был мрачный и решительный.
— Ясно, — сказал Панадель. — Что ж, будем молчать. Молчать, как корабли в океане.
Так они и сидели молча вдвоём. Каждый думал о чём-то, наверное, невесёлом, потому что вид у обоих был жутко сердитый.
Но вот наступила суббота, всем захотелось на праздник. И Якоб Борг с Панаделем тоже решили пойти. Чтобы не портить друзьям удовольствия.
В актовом зале школы расставили скамейки. Народу собралось много: и старшеклассники, и малыши. Как всегда, сперва пошумели, но потом начался концерт, и стало тихо. Были песни и фокусы, стихи и танцы, и каждому, кто выступал, хлопали.
Наконец на сцену вышел Принц Понарошку. На нём был костюм из голубого бархата, на шее белая шёлковая косынка. Он поклонился публике. Потом сел за пианино, открыл ноты, устроился поудобней на стульчике. Задумчиво, тихо тронул клавиши.
И заиграл.
Ах как он играл! Чем дальше, тем лучше. Можно было действительно забыть всё на свете. Все просто пришли в восторг. Стали не только хлопать в ладоши, но даже ногами топать и кричать: «Браво! Ура!» Прямо остановиться не могли.
А Катенька только смотрела, как Принц Понарошку раскланивается. В её глазах стояли слёзы радости.
Один лишь Бродяга морщился:
— Ну, может, это кому-то и нравится… Только не мне. Моряцкая бодрая песня куда лучше.
И он затянул:
— «По морям, по волнам, нынче здесь, завтра там…»
— Тише ты, — остановил его Якоб Борг. Панадель, оскорблённый, умолк.
А потом ещё вышла девочка в красном нарядном платье. Бродяга толкнул Якоба в бок.
— Кто такая? Ты её знаешь?
— Да, это Катя, девочка из нашего класса, — ответил Якоб.
— Симпатичная, — сказал Панадель.
— И вовсе ничего в ней нет симпатичного, — отвернулся Якоб.
— Да? А мне нравится. — Панадель почему-то казался довольным.
— Ну и бери её себе, — фыркнул Якоб.
— А чего ты так злишься, не понимаю? — удивился Бродяга. Катя, девочка в красном
платье, стала читать стихотворение. Ужасно длинное. В нём оказалось целых двадцать две строфы и после каждой строфы ещё вроде припева. Всё стихотворение было про то, что кому-то кто-то очень нравится, но он скорее откусит себе язык, чем скажет про это хоть слово.
И припев после каждой строфы был такой:
Про эту тайну никому
Я даже слова не скажу.
Учительница уговаривала Катю найти для концерта другой стишок, покороче, но та не послушалась. Ей нужен был только этот, со всеми двадцатью двумя строфами и двадцатью двумя припевами.
После третьей строфы Панадель толкнул Якоба Борга в бок:
— Ты ничего не замечаешь?
— А чего мне замечать? — сказал Якоб.
— Она всё время глядит на тебя.
— Ерунда! — фыркнул Якоб. Он с интересом рассматривал носки своих ботинок.
— Ну, не знаю, — проворчал Панадель. — Может, я слепой, а может, она немного косит.
И замолчал. Но когда девочка в красном платье пятый раз повторила, что никому не скажет про свою тайну ни слова, он снова толкнул Якоба в бок:
— Знаешь, мне кажется, я догадался про твой ужасный секрет.
Якоб ничего не ответил. Кое-кто в зале уже оборачивался к нему. Опустив голову, он в бешенстве рассматривал свои шнурки. А Катя, не отрывая от него глаз, благополучно дочитала до конца все двадцать две строфы вместе с припевами.
Потом все вышли на школьный двор. Там были развешаны цветные фонарики и воздушные змеи. Угощались жареными колбасками, лимонадом. И все танцевали. Только Якоб Борг, Панадель да осёл Хвостик стояли в сторонке и смотрели на остальных. Правда, Катя, девочка в красном платье, подошла было пригласить Якоба, но он мрачно пробормотал, что вообще не танцует.
Бродяга положил руку ему на плечо и сказал сочувственно:
— Ничего не поделаешь, дорогой, она в тебя влюблена. Якоб презрительно фыркнул:
— Меня это не интересует.
— Интересует… не интересует… — Панадель возвёл к небу глаза. — Я-то знаю, как это бывает.
— А что, она кому-нибудь говорила, что влюблена? — полюбопытствовал Хвостик.
— Это не обязательно говорить, и так видно.
— Ай-яй!
— Да, Хвостик. У влюблённых что-то есть такое в глазах.
— В глазах? — испугался осёл.
— Ну да, что-то такое странное. Как будто им что-то хочется съесть.
— Какой ужас! — содрогнулся Хвостик.
— Наоборот, бывает даже приятно. Я сколько раз был влюблён.
— Тогда хорошо, — немного успокоился осёл.
— А ещё, — сказал Панадель, — влюблённые всё время держатся за руки. Наверное, боятся, как бы их не унесло ветром.
— Ах беда какая! — У Хвостика от сочувствия даже шёрстка на спине стала дыбом.
— Да что ты всё пугаешься? Я же говорю, иногда это очень даже приятно. По себе знаю. — Бродяга мечтательно посмотрел на небо. — Когда влюблён, всё становится сразу другим. Солнце светит — ты думаешь: как хорошо! Дождик льёт — ты радуешься. Снег идёт, гром гремит — ты всё равно счастлив. Представляешь?
— А Катенька и Принц Понарошку — они что, тоже влюблены друг в друга? — спросил осёл.
— Откуда ты взял?
— Они всё время держатся за руки. Вот посмотри. Катенька и Принц Понарошку в самом деле танцевали, держась за руки, и молча друг на друга глядели.
Бродяга почесал в затылке.
— Может, ты и прав, Хвостик. Тогда это многое объясняет, — сказал он почему-то с обидой.
— У них есть что-то эдакое в глазах?
— Издалека не разглядишь.
— Ладно, кончайте болтать глупости. — Якоб сердито встал. В глазах у него стояли слёзы. Он повернулся и побежал домой.
Хвостик удивлённо глядел ему вслед.
— Чего это он ушёл? Праздник ещё не кончился.
— Боюсь, Хвостик, он тоже влюблён, — сказал Панадель. — А влюблённые всегда вытворяют глупости.
— Что делать? — растерялся осёл.
— Ничего страшного, — успокоил Бродяга.
И они с Хвостиком выпили ещё по стакану лимонада и съели по жареной колбаске. А сами смотрели, как другие танцуют, и думали, что в мире всё-таки много странного и удивительного.
Когда вечером все вернулись домой, Якоб Борг уже лежал в постели. Он не спал, не читал, не разговаривал, и лучше было его не трогать. Только смотрел на потолок, как будто там показывали что-то интересное.
— Какой был праздник! — вздохнула Катенька. — Как все замечательно выступали!
Бродяга недовольно покачал головой:
— Нет, праздник без моряцкой песни — это всё равно что велосипед без звонка. Да ещё это длиннющее стихотворение.
— Какое стихотворение? — не поняла Катенька. — Я никакого стихотворения не слышала. Понарошку так чудесно играл…