Но жизнь нарушила планы Индии. Вскоре началась война. Индия сумела продать лондонский дом сестры, а продажа Уикершем-Холла застопорилась. Люди тревожились о ближайшем будущем и не спешили тратиться на большие имения.
Помимо действий на суше, воюющие европейские державы повели войну на море, устраивая сражения и блокируя подступы к берегам врага. Пересечение океана стало небезопасным. Вскоре после вступления Англии в войну с Германией Сид отправил жене телеграмму и потребовал, чтобы она и дети ни в коем случае не возвращались сейчас в Соединенные Штаты и ждали конца войны. Как и многие тогда, Сид думал, что война продлится несколько месяцев. Самое большее год. Как же они ошиблись. Германия захватила Бельгию, а затем Францию. Казалось, Италия и Россия тоже падут. Месяц за месяцем войска кайзера наступали по всем фронтам и казались неодолимыми. Вторжение в Англию становилось все реальнее. Случись такое, защитить жену и детей Сида будет некому. И тогда Сид передал ранчо в руки опытного управляющего и начал долгое путешествие в Саутгемптон. Чтобы не волновать Индию, он ничего не сообщил о приезде. Просто пересек Америку на поезде, затем Атлантику на пароходе, и в один прекрасный день появился на пороге лондонского дома Фионы и Джо.
Едва увидев мужа, Индия накинулась на него, крича:
– Разве ты не слышал, что германские подводные лодки топят гражданские корабли?
Накричавшись, она обняла Сида, поцеловала и сказала, что рада его приезду.
К этому времени госпиталь в имении Мод уже действовал. Индия самостоятельно набрала персонал и закупила все необходимое. У нее имелось достаточно своих денег плюс целое состояние, оставленное Мод. Джо с Фионой тоже пожертвовали деньги на госпиталь. Индии хотелось работать там постоянно, и она предложила Сиду перебраться из Лондона в Уикершем-Холл. Он быстро согласился. Лондон был для него не самым дружественным местом. Пусть с него давно уже сняли обвинение в убийстве Джеммы Дин, подружки дней его молодости. Однако Сид боялся не полицейских. В лондонском преступном мире наверняка остались те, кто его помнил и не питал к нему особых симпатий. Чем раньше он покинет город, тем лучше.
В Оксфорд они поехали поездом. Сидя в вагоне, Сид думал, чем станет заниматься, пока Индия весь день занята в госпитале. Поначалу у него была мысль пойти добровольцем в армию, но он знал, что его не возьмут, и хромая нога – не единственная причина. Достаточно увидеть шрамы, оставленные на его спине плеткой-девятихвосткой. Отметины его тяжелой юности. Тюремные надзиратели постарались. Эти шрамы кричали о тюрьме, а сержанты на призывных пунктах не жаловали бывших заключенных.
Сиду не пришлось долго раздумывать, чем бы себя занять. Никакая пара рук не была в госпитале лишней. Он помогал вскапывать госпитальный огород – необходимое подспорье в условиях карточной системы. Перетаскивал на госпитальную кухню лед, ящики с яйцами, мешки с мукой, мясные туши с рынков, магазинов и ферм. Он помогал кормить раненых, мыть и перевязывать искалеченные тела солдат, моряков и летчиков. Разговаривал с ними, успокаивал и обнадеживал, пытаясь всячески поднять их дух.
Бо́льшую часть раненых составляли рабочие и крестьянские парни, которые неохотно вступали в разговоры с местными врачами. Индия наняла толковых врачей, но это были люди другого круга. Их властная манера говорить отпугивала раненых. А в голосе Сида по-прежнему звучал говор Восточного Лондона, хотя он давным-давно не жил в тех местах. Парни видели его грубые рабочие руки, умевшие держать не только стетоскоп и ручку, и узнавали в нем своего. Ему доверяли. Перед ним раскрывались. Пациенты рассказывали Сиду о своей довоенной жизни, о том, когда и где их ранило, делились страхами. Сид узнавал о них то, чего никогда бы не узнали врачи.
И Сид, к своему громадному удивлению, обнаружил, что ему нравится выслушивать раненых и говорить с ними. У него это замечательно получалось. Его юность и молодость прошли в Англии. Тогда он только брал; точнее, отбирал чужое: деньги, драгоценности и еще много такого, что ему не принадлежало. Теперь он отдавал, получая особое удовлетворение, какого никогда еще не испытывал.
– Не желаете ли выучиться на врача, мистер Бакстер? – в шутку спросила его Индия, видя, как он возвращает к жизни еще одно покалеченное тело и сломленный разум.
– Нет уж, спасибо. Я слышал, там все слишком просто, – ответил Сид, поддразнивая ее. – У меня есть дело поинтереснее. Собираю футбольную команду. Парни стосковались по футболу. Думаю, вытащу их из палат, пусть разомнутся. Дорогуша, ты не обидишься, если я поскачу в спортзал?
И с планшетом в руке Сид поспешил в спортивный зал, устроенный в одной из конюшен. Индия поймала его за рукав, притянула к себе и шепнула:
– Хороший ты человек, Сид, и я тебя люблю.
Он ее тоже любил. Больше жизни. Сид думал об этом сейчас, глядя на силуэт жены. Из кухонного окна лился теплый желтый свет. Сердце Сида было готово разорваться от переполнявших его нежных чувств.
Придя домой, он снял куртку и сапоги, оставив их в прихожей, после чего прошел на кухню.
Обрадованная Индия подняла голову:
– На плите тебя ждет жаркое из кролика. Миссис Калверт готовила. Она и печенье испекла.
– Спасибо, дорогуша. А где дети?
– В кроватях, где же им еще быть? Десятый час, между прочим.
– Уже? Я и не заметил.
Сид положил себе порцию жаркого, попутно рассказывая Индии про Стивена.
Сегодня он водил парня знакомиться с Ганнибалом. Едва увидев Сида, конь, естественно, выказал свой мерзкий характер: прижал уши и начал бить копытами. Но до фырканья, лягания и прочих лошадиных пакостей дело не дошло, поскольку Ганнибал увидел Стивена. Конь широко раскрыл глаза и навострил уши. Сид не знал, присуще ли лошадям любопытство, однако в тот момент Ганнибал показался ему охваченным любопытством.
Стивен не поднял глаз, не протянул руки, но тем не менее увидел Ганнибала. Сид это почувствовал. Стивен увидел коня не глазами. Возможно, сердцем или душой. Чем именно, Сид не знал. Зато он знал другое: впервые за эти шесть месяцев у Стивена прекратилась дрожь.
Ганнибал неспешно приблизился к изгороди. Сида он напрочь игнорировал, глядя только на Стивена. Несколько секунд Сид боялся, что вот-вот случится непоправимое: Ганнибал разинет могучую пасть и откусит парню полголовы. Но ничего подобного не случилось. Конь обнюхал Стивена, потом тихо заржал и фыркнул. А затем прижался своим громадным бархатным носом к щеке Стивена. Раз, другой, третий… пока не произошло другое чудо: Стивен поднял руку и положил Ганнибалу на шею.
В этот момент Сид посмотрел на лицо парня… Сид не забудет этого до конца жизни. Такой взгляд он видел на лицах солдат, когда те приезжали в отпуск и обнимали жен и детей, которых не видели несколько лет, и часто думали, что вообще больше не увидят.
Стивен был еще слишком молод и не успел обзавестись женой и детьми. Но когда-то у него была лошадь. Давно, в другой, более счастливой жизни.
Так они и стояли – норовистый конь и травмированный солдат. Может, пять минут. Может, десять. Потом Стивен сказал:
– Нужно отвести его в стойло. Вечер сырой.
– Ты прав, Стивен. Сейчас Генри его отведет, – ответил Сид, стараясь не выдать волнения.
Забыв о еде, Сид продолжал рассказывать:
– Потом Генри повел Ганнибала в конюшню, а мы со Стивеном пошли в его палату. Я сказал ему, что завтра вечером мы снова навестим коня. Стивен не ответил, но больше и не дрожал. Представляешь? Дрожь к нему не вернулась.
– Сид, так это же здорово! – воскликнула Индия. – Как я рада это слышать!
– Нам с ним предстоит еще долгий путь, – охладил ее восторг Сид. – Но начало положено.
Взяв печенюшку, он сел напротив жены и только сейчас заметил ее покрасневшие глаза.
– Разве нельзя отложить это чтиво? – спросил он, косясь на журнал. – Можно дать отдых медицине?
– Ничего страшного, – успокоила его Индия. – Немного перенапрягла глаза.
– Опять свой «Ланцет» читаешь?
– Да. Очень тревожный отчет о новой волне инфлюэнцы. Ее прозвали «испанкой». В Америке от нее уже умерло несколько тысяч. Теперь «испанка» надвигается на Европу. Много заболевших среди солдат на всех фронтах. Уже отмечены смертные случаи в Шотландии и ряде северных английских городов.
– Она настолько опасна? – спросил Сид, жуя жаркое.
– Очень опасна. Начинается, как обычный грипп. Человек заболевает. Проходит несколько дней. Ему уже кажется, что он идет на поправку, и тут на него обрушиваются осложнения. Бывают носовые и глазные кровотечения, а следом развивается вирулентная пневмония. Она-то и является причиной смерти. И вот что странно. Жертвами «испанки» становятся не только слабейшие – маленькие дети и старики. Она косит молодых, здоровых мужчин и женщин. Соединенные Штаты уже ввели карантин. Я молюсь, чтобы только инфлюэнца не добралась до нашего госпиталя. Нашим пациентам и так изрядно досталось.
Индия закрыла журнал. Под ним Сид увидел и сразу узнал фотоальбом, принадлежавший Мод. Там хранились снимки Мод и Индии, сделанные в детстве.
– Дорогуша, у тебя ведь глаза не от «Ланцета» покраснели? – тихо спросил Сид.
– Нет, конечно. Не надо было доставать, но я не удержалась. Сегодня день ее рождения. Точнее, был бы.
– Прости, – сказал Сид и крепко сжал руку Индии.
Она кивнула, ответив тем же.
Сид помнил, каким ударом стало для Индии письмо Фионы, сообщавшей о смерти Мод.
– Ну почему, Сид? Почему? – без конца спрашивала Индия, рыдая в его объятиях.
Она не приняла заключения коронера о причинах смерти Мод. Индия попросту не верила, что сестра могла свести счеты с жизнью. Кто угодно, но только не Мод. Приехав в Лондон, Индия сразу же отправилась к полицейскому инспектору Арнольду Барретту, расследовавшему обстоятельства смерти Мод, и попросила у него посмертные фотографии. Барретт пытался ее отговорить, но Индия была непреклонна. Она собрала в кулак всю свою волю, заставив себя смотреть на снимки глазами врача, а не сестры.