— Ну и сколько вы отвалили за статью против этой девочки?
— Она вовсе не девочка, у этой дряни двое детей!
— Ну так сколько дали редактору и, надеюсь, через третьи руки?
— Конечно, он и знать не знает, кто заказчик.
— Ты не называешь сумму.
Джулия вздохнула, ей явно было неприятно это говорить, ведь деньги были потрачены зря, затея сорвалась:
— Пять тысяч долларов.
Неплохо, — снова засмеялся Армандо, — но держу пари, что вас крепко нагрели посредники. Редакторишке досталось не больше тысячи.
— Пули он заслуживает за такую работу. Зачем согласился болтать с ней перед камерами, идиот!
— Не огорчайся, сестренка, не обеднели. А хочешь, выстави счет этой девочке — такая реклама много дороже стоит.
— Армандо! Прекрати называть эту дрянь девочкой. А счет ей будет выставлен — не сомневайся! Последний счет. Хотели насладиться агонией, потянуть подольше, сначала опозорить на весь свет, развести с мужем и только потом прикончить. Так слаще казалось, ну да можно теперь и ускорить. Она должна стать перед нами на колени, поползать, унизиться, а затем умереть.
— А если не встанет и не поползет?
— У меня поползет, еще как!
— Какие вы с подругой кровожадные!
— Мы справедливые! И можно подумать, что ты никогда никого не убивал!
— Я не убиваю, я устраняю. И никогда не делаю это бессмысленно, и уж в любом случае никогда не унижаю при этом.
— Бухгалтер!
— Джулия, ты опять злишься. Кстати, в тире ты проиграла, стреляешь так себе.
— Не увиливай, брат! Так ты берешься нам помочь?
— Берусь, хотя мне все это не нравится, это против моих правил. Но берусь, потому что ты моя сестра… — На секунду Армандо запнулся: ему бросился в глаза горбик, так некстати обтянутый сейчас ее платьем, очень модным, но сильно натягивающимся всякий раз, когда надо было присесть. Запнулся, но сделал вид, что чем-то подавился, глотнул минеральной воды и закончил: — Ты моя сестра, Джулия, и я ни в чем не могу тебе отказать.
Она улыбнулась, принялась за вторую порцию рыбы, демонстрируя свое смирение, но потом все-таки сказала:
— Поклянись, что доведешь это дело до конца!
— Джулия, это глупо.
— Нет, Армандо, клянись!
— Клянусь, что беру операцию «жестокая, но романтическая месть» в свои руки.
И в знак того, что все это действительно и серьезно, он достал из кармана бумажку, которую она ему дала, паркеровскую ручку, поставил там два креста и подал листок Джулии.
Она прочитала: Кандида, Эрлинда. Поискала еще крестики, не нашла и спросила обиженно:
— А остальные? А эта главная дрянь?!
— Решение будет принято позже!
— Но Армандо!
— Эта девочка — певица, она получила известность на телевидении. Нельзя ее убирать сейчас — это лишний шум. Подождем и…
— Я не хочу ждать! — Джулия топнула ногой и сбросила фужер со стола.
Глаза Франческотти сделались холодны, а в голосе зазвучал металл:
— Все, Джулия! Я все сказал. И никакой, смотри у меня, самодеятельности. Больше я тебя из тюрьмы доставать не стану!
Она внимательно посмотрела на брата. Да, пожалуй, не следует нажимать дальше: когда он делается такой вот, железный, с ним лучше не спорить.
Конец обеда прошел в обоюдном молчании, но поцеловал он ее на прощание, как обычно, в обе щеки и нос.
Когда сестра уехала, Армандо внутренне удивился себе: ведь он солгал, причем наспех, сказав, что его смущает некоторая известность предполагаемой жертвы. Плевать ему было на известность кого-либо, никогда его это не смущало, напротив. Чем известнее был объект, тем лучше: пусть все знают, что нельзя стоять на пути, тем более переходить дорогу самому дону Армандо Мартинесу Франческотти! В данном же случае это тоже было кстати: в больницу должны были лечь сразу пять семь человек, и вовсе не плохо, если в их числе будет и певица, только что привлекшая к себе всеобщее внимание. Почему же он этого не сделал, не уважил Джулию, не поставил столь желанный ею крест напротив имени Розы Гарсиа Монтеро? Что его удержало?
Армандо закурил и задумался. Женщины давно уже не волновали его, тем более женщины на экране. Слишком много их было в его жизни, самых разных. Юношей он завел маленькую записную книжечку, куда вносил имена завоеванных, как он считал, жен-шин. К тридцати годам эта книжечка кончилась, он забросил ее и женился. Не им было заведено, что короли преступного мира, как и монархи природные, женятся лишь на равных себе по происхождению, на принцессах и герцогинях. Правда, он пренебрег сугубо меркантильными соображениями и женился не на самой выгодной, а на самой красивой принцессе преступного мира — дочери крестного отца из не самого захудалого, но далеко и не преуспевающего мадридского клана.
Отдыхал он тогда на Мальорке и на закрытом пляже, где можно было встретить особ из королевской семьи Испании, увидел ее, Анну Ортис Сендехас. Белокурая, стройная, полногрудая, Анна оказалась вполне в его тогдашнем вкусе. Армандо знал, что нравится женщинам, и привык брать любую крепость в течение недели. Тут же он встал в тупик. Ему ясно было, что он произвел впечатление на Анну. Каждый вечер они гуляли по чудесным местам единственного такого в мире острова-курорта, любовались закатом — солнце садилось прямо в море, вода искрилась и переливалась всеми оттенками красного и золотого. А потом он целовал ее, легонько, чуть-чуть, и чувствовал робкое, неумелое ответное движение ее губ. И вот эта неумелость почему-то очень трогала его и волновала куда больше, чем ненасытный язычок его последней любовницы-итальянки.
Армандо терпеливо ждал решающего свидания, оно, казалось ему, наступит вот-вот. Анна; со значением глядя ему в глаза, пригласила его вечером в самый дорогой ресторан. Но столик оказался на троих, и третьим объявился ее уже тронутый молью папаша-дон Сендехас. Он не ходил вокруг да около, он уже знал об Армандо все. Дочь его, сказал он, невинна, но Сендехасы готовы породниться с Франческотти. Армандо взглянул на прячущую взгляд Анну, на высокую грудь ее, бурно вздымающуюся в открытом вечернем платье, подумал, что и в самом деле уже пора заводить семью и детей, и согласился с Сендехасом, сделал официальное предложение.
Он рассчитывал в тот же вечер очутиться в постели с Анной, но этого не случилось. Его мариновали до самой свадьбы, и это даже забавляло его, вносило некоторую пикантность. Любые желания мужа стали законом для воспитанной в самых строгих правилах Анны Ортис Сендехас. Но она оказалась не то что фригидна, а как-то пресна для Армандо, хотя была старательной ученицей и угадывала многие его сексуальные изыски. То же и с характером: уж слишком безропотна, слишком услужлива и податлива — ни рыба ни мясо.
Франческотти очень надеялся, что все эти недостатки его брака искупятся рождением детей — чем больше их у Анны будет, тем лучше. Но прошел год, второй, третий, а она так ни разу и не забеременела. Началась череда светил американской и европейской медицины, поездки на специальные курорты. И все зря. Он махнул на все рукой, с головой ушел в построение своей империи и стал менять женщин еще чаще, чем в молодости. Но года два тому назад это ему окончательно, приелось. Встречались ему изредка среди женщин такие, кого заинтересовал, кажется, он сам, а не его деньги и возможности. Но Армандо в это не хотел верить и находил, что женщины — самые неестественные, самые фальшивые и манерные существа. Они всегда и везде притворяются, даже тогда, когда они одни.
Анна никогда и словом не обмолвилась по поводу его амурных похождений, хотя Армандо не слишком их скрывал и при желании она могла устроить ему немало сцен. Иногда ему даже хотелось, чтобы она наконец очнулась от своего сна наяву, бросила ему в лицо что-то гневное, ударила даже. Но Анна смотрела на него все теми же преданными глазами и молчала, молчала, молчала. Если первые годы их жизни Армандо посещал спальню жены регулярно, то потом стал входить к ней все реже и реже, а немного спустя и вовсе позабыл свою супружескую обязанность. Но и это на Анну, казалось, никак не повлияло. Она жила как жила: не столько жена, сколько правительница дома, не слишком строгая начальница над слугами. Три месяца назад Анна уехала в Испанию к постели умирающего отца, да так и застряла там: старик Сендехас продолжал бороться за свою жизнь. Отсутствия ее в доме Армандо и не заметил.
Но чем же его так привлекла эта девочка, зачем он в третий раз смотрит программу «Телевисы»? Меньше всего его интересует, что она певица, восходящая эстрадная звезда. Были у него и звезды, в том числе и голливудские красотки с полным набором прелестей. Если честно, то у всех Франческотти никогда не бывало музыкального слуха, вот и Армандо никакие песенки никогда не занимали. Характер? Нет, не то. Тут нечто большее: потрясающая естественность, раскованность во всех словах и движениях. Огонь! Стихия! Это чувствуется даже на пленке, и можно представить, какова она в жизни — в десять раз лучше. И красивее, конечно. Несомненно, он может взять ее столько раз, сколько захочет. «Надо же, — обрадовался Армандо, — я ее хочу, как юноша!» Но та ли это женщина, которая должна заменить Анну и стать матерью его детей? Пора, пора, ведь ему уже сорок лет, а еще надо вырастить и подготовить наследника, нового хозяина дела Франческотти. У нее муж? Это ли проблема? Дети? Тем лучше, значит, она рожает, а ее детей можно усыновить. Понравится ли он ей? Почему же нет, он всегда нравился женщинам. Другое дело, что тут не стоит спешить, надо поискать подходы, все выяснить, разузнать и провести свою игру так, чтобы он стал единственным для нее и самым желанным.
Армандо остановил изображение на экране и долго смотрел на лицо молодой женщины. «Роза, — сказал он изображению, — ты еще не знаешь, но ты уже избрана. Скоро я увижу тебя живую…» Сказал и радостно, облегченно засмеялся: к нему возвращалась молодость в чувствах, но с ним оставалась и умудренная зрелость.
Роза проснулась свежая, счастливая и полная сил. И это было чудо после вчерашнего вечера, когда она испугалась так сильно, что едва не потеряла сознание. Поразительно, что ее окончательно выбила из колеи какая-то грязная бумажка, фальшивый рисунок со лживой, подлой подписью. Ничего, о