Там, в Акапулько, и были зачаты их очаровательные, смешные двойняшки Мигель и Мария — воистину дети любви. (И это было не просто счастье, это было чудо: после того как в свое время злобная Леонелла Вильярреаль сбила своей машиной беременную Розу, случилось непоправимое — выкидыш, и врачи не гарантировали, что Роза когда-нибудь станет матерый).
Рикардо, торжествовал. Уж теперь-то Роза займет в его доме не только самое достойное, но именно свое место — матери, воспитательницы детей, хранительницы семейного очага Линаресов. К этому вроде бы все и шло…'Роза вся сосредоточилась на будущем: ела как советовали пособия и врачи, много гуляла в саду, слушала классическую музыку, смотрела веселые комедии и трогательные мелодрамы, подбирала детскую одежду, подыскивала няню и детскую служанку, много беседовала со. своей матерью Паулеттой и своей дорогой Маниной-Томасой, вырастившей ее, и обязательно каждую неделю посещала, близкий ей с детства алтарь Девы Гваделупе и горячо молилась… А за месяц до родов отчудила невозможное даже для либерального Рикардо и самых свободолюбивых его друзей: купила огромный и очень дорогой земельный участок на окраине Мехико, где стоял целый поселок «парашютистов»- так в Мексике называют тех, кто самовольно заселяет пустующие земли и ставит на них свои хибары. Поговаривали, — что именно на этом участке власти предполагали снести все строения, а «парашютистов» выбросить на улицу с помощью полиции. Рикардо же Роза сказала тогда следующее: «Не думай, что я сошла с ума и не знаю цены, деньгам. Но я дала обет Деве ради наших будущих детей. Я не хочу, чтобы этих бедных людей постигла та же судьба, что когда-то жителей родных мне Вилья-Руин. Пусть живут здесь столько, сколько захотят. А когда мы станем богаче, то построим для них на этой земле новые современные дома по проекту лучших архитекторов. И люди будут жить здесь за самую низкую в Мехико квартирную плату. Клянусь нашими будущими детьми!»
Рикардо промолчал тогда, но знает Бог, чего ему это стоило. Ведь многие из их знакомых не одобрили такое вложение капитала. Одни пожимали плечами, другие прикладывали палец к виску, а третьи вообще предлагали отказать Линаресам от дома и светского общества.
Матерью Роза стала замечательной. Молока у нее было много, хватало и Мигелю, и Марии. Детские врачи заходили ежедневно, а няня Долорес и служанка Мерседес прекрасно справлялись со своими обязанностями и вскоре привязались к детям Розы и Рикардо, как к собственным.
А ровно через год после рождения Мигеля и Марии Роза стала брать частные уроки вокала у знаменитой в тридцатые и сороковые годы исполнительницы народных песен с консерваторским образованием Мануэлы Костильи де Домингос.
Сначала Рикардо смотрел на эти занятия сквозь пальцы: пусть учится, если ей нравится, — глядишь, иной раз споет перед гостями, аккомпанируя, себе на фортепьяно или гитаре (параллельно Роза занималась в музыкальной школе по классу этих инструментов). Но когда жена спустя год после начала занятий с Домингос объявила, что начинает карьеру эстрадной певицы, Рикардо взбеленился и даже попробовал запретить ей это. Однако разве можно было что-то запретить «дикой Розе»?! Она решительно заявила:
— Рикардо! Ты заканчивал университет, ты культурный человек, а не кабальеро шестнадцатого века! Да, я твоя жена, твоя верная спутница жизни, а ты — мой любимый. Но я не твоя вещь и не твоя собственность, дорогая игрушка, любимая кукла! Мне противна жизнь, какую ведут жены большинства людей твоего круга: это жизнь бездельниц! Бог дал мне немало дарований, и все их я хочу вернуть людям. Кроме того, я делаю это не только ради удовольствия и славы. Слава мне если и нужна, то только ради карьеры, ради высоких гонораров, которые я потрачу потом на постройку жилья для моих «парашютистов»… Мигель и Мария от моих занятий не пострадают, я всегда найду для них время. Они вырастут и будут гордиться своей матерью. Во всяком случае, я все для этого сделаю!..
Дебют Розы как певицы состоялся в кабачке «Твой реванш», где она некогда работала и где у нее оставались подруги. Рикардо, с одной стороны, опасался, что разношерстная, большей частью грубая публика из низов — завсегдатаев «Твоего реванша» — освищет Розу, и закидает ее помидорами, но, с другой стороны, как бы и хотел этого: провал отрезвит ее, покажет, что эстрада, да еще такая, для самой массовой аудитории, это не для нее, матери двух детей, супруги аристократа и бизнесмена Рикардо Линареса. Но все вылилось в триумф Розы и настоящий народный праздник: в конце вечера под песни его жены плясали, подпевая, все: и посетители «Твоего реванша», и многочисленные прохожие вокруг кабачка, привлеченные несущейся из его открытых окон музыкой. Владелица заведения Сорайда на другой же день предложила Розе подписать достаточно выгодный для начинающей певицы контракт, но Роза на это, к удивлению и радости Рикардо, не согласилась.
Второй концерт состоялся уже для избранной публики, для музыкальных кругов, специально приглашенных в камерный зал при консерватории. И тут, уже к большому удовольствию Рикардо, тоже был успех, хотя и не такой бурный, как в «Твоем реванше».
Рикардо хотелось, чтобы Роза, раз уж ее отговорить от карьеры певицы невозможно, выступала именно для такой публики — образованной, изысканной, элитной. Он даже, ничего жене не объявляя заранее, пытался по собственной инициативе организовать концерт в одном из залов Университета, используя для этого старые знакомства и не жалея денег, но этот концерт не состоялся, — Роза предпочла уехать на первые свои гастроли в провинцию — штат Халиско, а затем отправилась по городкам и поселкам Веракруса и Сакатекаса, где жители собирают половину всей фасоли и кукурузы Мексики. Едва вернулась оттуда и перевела дух, побыла с детьми, как снова отправилась в поездку в другие сельские районы — Нижнюю Калифорнию, Синалоа и Гуанахуато. И всюду ей рукоплескали, всюду приглашали приезжать еще и еще.
После гастролей в провинции Роза записала пластинку-миньон и два клипа на «Телевиса». Но денег она заработала пока немного, что позволяло Рикардо надеяться, что гордая Роза в конце концов оставит это занятие. Сама же она, напротив, была уверена в обратном, а низкие гонорары объясняла либо нерасторопностью, либо жуликоватостью своего импресарио и в скором времени собиралась с ним расстаться…
Две недели назад Роза выехала на гастроли, на этот раз в промышленные районы, в центры добычи нефти и газа вдоль побережья Мексиканского залива, в города Рейноса, Тампико, Поса-Рика, Минатитлан, Сьюдад-Пемекс. И каждый день чувствительный приемник Рикардо был настроен на волну местного радио, он жадно ловил каждое известие о гастролях жены, каждый раз явно радовался ее растущим успехам, а подсознательно, самому себе в том не признаваясь, огорчатся ими.
Бизнес бизнесом, но тайные причины бессонницы были все-таки связаны не с неудачами на деловом поприще и не с недовольством тем, что жена его выбрала карьеру эстрадной певицы. Стыдно было и невозможно, признаться даже — самому себе в том, что Роза почувствовала совершенно правильно: он, Рикардо Линарес, в глубине души и есть тот старинный кабальеро, полный предрассудков, тот полуиспанский-полуиндейский дворянин, для которого жена — лишь дорогая кукла, любимая вещь, уважаемая мать е г о детей, хранительница очага и прочее, вполне укладывающееся в традиционные рамки жизни их социального круга. Конечно, время внесло сюда свои коррективы, конечно, нравы и отношения стали гораздо свободнее, но все же жена есть жена, ее место дома.
Но было и еще одно — и самое главное! — в чем стыдился признаться самому себе и отчего не мог спать Рикардо Линарес: ревность! Семь лет назад он ревновал юную «дикарку» едва ли не к каждому телеграфному столбу, но он тогда еще мало знал и плохо понимал и чувствовал ее. Теперь, конечно, это была ревность иная, более избранная, что ли. Хотя порой возвращалась и та прежняя, неистовая подозрительность особого рода к любому, кто смел открыто восхищаться его женой. Теперь же все это усугубилось тем, что Роза избрала себе публичную профессию. По ней скользят тысячи мужских взглядов, ее внимания домогаются сотни красавцев и богатеев, и, как знать, не встретится ли среди них тот, кто привлечет к себе ее внимание и интерес?…
Мука, горькая мука была в самой этой мысли, и нельзя было ее впускать в себя ни на минуту этот яд отравлял даже лучшие воспоминания. Тяжело вздохнув, Рикардо загасил сигару, потушил массивную настольную лампу и вышел в рассветную мглу на балкон.
Балкон находился на верхнем этаже обычного частного дома так называемого французского стиля, популярного в начале века и вышедшего из моды в двадцатых годах. Впрочем, строение больше походило на испанскую или итальянскую виллу с плоской крышей, асимметричными каменными оштукатуренными стенами и входной лестницей, ведущей на высокий первый этаж, подальше от земляной сырости. Дом, родовое гнездо Линаресов, был огромен. Помимо множества комнат в этом доме были бильярдная в подвальном этаже, библиотека, богатый погреб, гимнастический зал, паровая баня, бассейн, маленький теннисный корт и зачем-то целых шесть туалетов. И сад, прекрасный сад, ниспадавший террасами. В нем росли старинные деревья, был даже искусственный водопад. Сад тенистый, влажный, ограждающий от жарких зорь долины и бережно хранящий по ночам ароматы близкого утра.
Рикардо вздохнул всей грудью аромат хакаранды — мексиканской мимозы. Боже, как хорошо! Он посмотрел поверх деревьев, угадывая направление находящейся невдалеке громадной площади-чаши, где находится станция метро «Инсурхентес», это место беспорядочного стечения и пересечения проспектов и улиц — Инсурхентес, Чапультепек, Хенова, Амберес… Завтра, нет, уже сегодня утром с той стороны приедет домой Роза. Он встанет пораньше и встретит ее с букетом алых роз на крыльце. И все будет прекрасно.
Рикардо еще некоторое время постоял на балконе, прислушиваясь к тишине. И вдруг почему-то подумал, что дом его, как и весь центральный Мехико, стоит, по преданию, на том месте, где во времена ацтеков посреди озера Тескоко находился основанный индейцами древний город Тепочтитлан, разрушенный конкистадорами. Рикардо на минуту ощутимо представил себе исчезнувшее озеро, потом подумал, что ведь практически и сейчас весь их город и его дом покоятся на своего рода водной подушке. И вот его, бодрствующего минуту назад, необъяснимо потянуло в сон, как в водоворот: скорей, скорей! Он хотел позвонить и вызвать к себе мажордома Руфино, но потом передумал и сделал письменные распоряжения: разбудить его сразу же после звонка Розы из аэропорта, садовнику приготовить букет свежих красных роз. Вывесил послание снаружи на двери своего кабинета и решил не идти в спальню, наскоро постелил простыню на старом — кожаном диване, достал подушку, лег и провалился в сон.