— А почему я должен доверять вам, сеньор Монкада?
— Потому что я ненавижу мерзавца Исагирре еще больше, чем вы! Моя семья жила в Испании, мой дед сражался против Франко, я с детства ненавижу фашизм! А Исагирре как раз из тех ученых, кто не моргнув глазом проводит чудовищные эксперименты на людях!
— Допустим, сеньор Монкада, допустим, — горячая речь собеседника заставляла Сильву верить ему, — но вы ведь сами рассказали про свой крючок, вы-то ведь не жаждете выйти за этот забор? Так ведь?
— А что я теряю? Пусть меня осудят, проведу несколько лет в тюрьме, но выйду оттуда честным человеком. Поймите, я очень изменился за два года, здесь проведенные. Мне жизнь не в жизнь будет, если даже я стану тихо процветать где-нибудь в Боливии, но при этом помнить, что существует мерзавец Исагирре и его страшная лаборатория. Ведь «СФ» — это только начало, это только сегодня, а завтра они обрушат на человечество десятки других мерзопакостей.
— Хотелось бы вам поверить, сеньор Монкада, хотелось бы…
— Карлос, сеньор, зовите меня Карлос.
— А я Мигель. — И Сильва протянул ему руку.
Глава семнадцатая
Осунувшийся, невыспавшийся Рикардо читал газету, и очень хотел поверить в то, что там было написано. Только что они с Розой вернулись из госпиталя, где новыми пациентами стали Рохелио и Мариана Гульен де Ледон. Их состояние было совершенно схожим с состоянием Кандиды, Эрлинды и всех остальных, кто лежал с подобными же симптомами А таких прибавилось, как сообщил профессор Густаво Педро Матеос, еще семь человек, и, скорей всего, это новая, еще неизученная медициной болезнь. О том же говорилось в газете.
«Мы имеем дело, — читал Рикардо, — с новым проклятием человечества. Конечно, это не СПИД, и никто из заболевших еще не умер физически, но трудно считать человеческой жизнью то положение, в котором находятся сейчас пациенты известного профессора Матеоса. Они дышат, сердце их бьется, но они спят и не просыпаются, не реагируют ни на внешние, ни на внутренние раздражители.
О новой болезни неизвестно практически ничего: как и по каким причинам она возникает и как протекает, можно ли ею заразиться, возможны ли какие-либо меры предосторожности. Некоторые из заболевших находятся в родственных или других близких отношениях, но есть и такие, что никак между собою не связаны и никогда не встречались.
Новая болезнь не имеет пока что даже названия, врачи к ней только подступаются, ведут предварительные исследования и воздерживаются от любых комментариев. Все наши усилия взять интервью у профессора Матеоса были безрезультатны. Но нам удалось узнать, что профессор уже связался с коллегами из медицинских центров Женевы, Нью-Йорка и Вены. В скором времени ожидается приезд в Мехико зарубежных светил медицины…»
— Рикардо! — он поднял глаза от газеты. Рядом стояла Роза и смотрела на него грустными глазами. — Как ты себя чувствуешь? Не лучше ли тебе лечь в постель?
— Но ведь сейчас только полдень!
— Отдохнешь до обеда, ты переутомился.
— А ты, Роза?
— Я вполне здорова, хотя, конечно, переживаю. Святая Дева, еще и Рохелио!
— Да еще вместе с этой своей Гульен де Ледон, в ее доме!
— Неужели это обстоятельство тревожит тебя даже больше, чем здоровье брата?
— Представь себе: больше! Ведь это скандал, позор на всю нашу семью!
— Выбрось из головы сейчас же! Плевать на то, что подумают и скажут какие-то знакомые. Жизнь твоего брата и сестры в опасности — вот что главное! А сплетни и пересуды, что ж… Они всегда были и будут.
Рикардо внимательно посмотрел на жену. Да, она права, не стоит переживать еще и по этому поводу. Но… Хорошо хоть их нашли одетыми в доме этой светской шлюхи, а то бы… Нет, надо сосредоточиться на чем-нибудь другом.
— Роза, тут в газете статья, прочитай. Эрлинда, Кандида, Рохелио… На них никто не покушался. Это болезнь. Новая неизвестная страшная болезнь. Но врачи уже ищут способ спасти их. Неплохо уже то, что больным не становится хуже. И еще: к ним едут иностранные специалисты, самые лучшие. Все вместе они справятся с недугом.
— Так ты веришь, Рикардо, что это болезнь?
— Да, конечно, а что же это может быть, если не болезнь?
— Ну… — Роза хотела сказать, но остановилась. — Не знаю.
— Вот видишь. Просто тебе надо держаться подальше от этих ищеек. Что им надо теперь, когда все объяснилось? Зачем к тебе подходил в госпитале Фабила?
— Ну… Он выразил свое сочувствие.
— Целых десять минут?
— Еще он рассказывал, что мой третий концерт сорвали клакеры.
— Это было ясно и без него!
— Рикардо! — Роза медленно провела ладонью по лицу сверху вниз, как будто умывалась. Он с недоумением смотрел на нее.
— Ты позабыл? Сам же предложил и…
— Ах, да, — принужденно рассмеялся Рикардо. Полез в карман, достал носовой платок и помахал им.
— Вот так-то лучше, — сказала Роза и чмокнула его в щеку. — Ох, да ты еще и небритый!
— Забыл сегодня.
— Несколько дней уже хочу у тебя спросить. У нас есть деньги?
— Ты хочешь что-то купить?
— Да.
— Так покупай, о чем разговор.
— Это будет стоить немало.
— А что именно?
— Это пока секрет и сюрприз.
— Надеюсь, приятный?
— Надеюсь, что да.
— Видишь ли, милая, в настоящий момент мы почти нищие. Все деньги я вложил в одну сделку.
— С этим гринго Кренкордом?
— Да, он тоже в этом участвует. Так вот, здесь есть, конечно, риск, но небольшой. И через неделю, самое большее две, мы должны разбогатеть. По самым скромным прикидкам раз в десять. Тогда ты сможешь сделать любую покупку; Надеюсь, после этого ты убедишься, что я тоже умею зарабатывать деньги и тебе вовсе незачем работать.
— Ах ты мой бизнесменчик!.. Но все-таки ступай, полежи хоть часок, может, уснешь.
— Хорошо, дорогая, подчиняюсь. К телефону можешь не звать, я дома только для Кренкорда.
— Сейчас же предупрежу Руфино.
— И не забудь про статью в газете, вечером поговорим…
Роза проводила мужа в спальню, а сама спустилась в детскую. Няня Долорес читала Артуро сказку, Мария тоже слушала, а Мигель рисовал. Служанка Мерседес гладила в соседней комнате детскую одежду для прогулок. Картина была мирная и самая обыкновенная, но сердце Розы билось гулко и тревожно. Фабила сегодня рассказал ей, что за несколько часов до своего внезапного сна Рохелио повстречал Дульсину и узнал ее, хотя и с трудом. Его теперешнее состояние и эта встреча, несомненно, связаны между собой. В любом случае Розе следует быть предельно осторожной и внимательной. Еще Фабила порывался во все посвятить Рикардо — тот тоже теперь должен быть все время рядом с женой. Роза сказала, что он и так редко от нее отходит, а говорить с ним о Дульсине все-таки не стоит, так будет лучше и для нее, и для самих сыщиков.
Роза, конечно, опасалась — и за Рикардо, и за себя. Но больше всего она теперь боялась и переживала за маленьких — за Марию, Мигеля и Артуро. Кто знает что происходит в голове этой сумасшедшей мстительницы и ненавистницы? Может, рука ее не дрогнет, чтобы истребить даже малюток. Что из того, что они ее племянники? Для Дульсины они прежде всего «крапивное семя» — дети «неравного» брака, матери которых вышли из нищеты и дикости. Нет, Роза не будет чувствовать себя нормально до тех пор, пока угроза, пусть даже не абсолютная, будет витать над ее детьми и сыном Эрлинды. Их надо вывезти из Мехико куда-нибудь в самую глушь и сделать это тайно, не посвящая в это заранее никого, даже мужа, даже Долорес и Мерседес.
Сейчас она подумает как следует и выберет, кому из провинциальных друзей — не зря она ездила на гастроли в самые глубинные районы! — позвонить, на чье тайное гостеприимство лучше всего положиться. И позвонить, конечно, не из дома, а из города, предварительно убедившись, что никого подозрительного поблизости нет (за этим, впрочем, лучше нее проследит Паула). А когда все будет договорено, выехать с детьми, няней и служанкой в парк Чапультепек на прогулку, затеряться там, выйти через другой вход, сесть в такси и сразу на вокзал и в поезд. А необходимые детские вещи ее друзья осторожно купят в местных магазинах и потихоньку доставят куда-нибудь на высокогорное ранчо…
Конечно, ей нелегко будет в разлуке с Мигелем и Марией, да и к Артуро она очень привязалась за эти дни, но зато она твердо будет знать, что детям ничего не грозит, что с ними ничего не случится даже в том случае, если саму Розу настигнет слепая ярость безумной мстительницы.
Все это надо будет сделать поскорее, а потом, не затягивая, осуществить то, что она задумала, приходя в себя после потрясения в Большом зале. Рикардо избегает с ней говорить о музыке, перестал включать радио, боится доставить ей боль хоть каким-то напоминанием об эстраде. Он полагает, что с ее карьерой певицы уже покончено. Но милый ошибается, она вернется на сцену и завоюет Мехико! Только это будет уже ее собственная сцена, собственный концертный зал. А для начала сойдет хорошая эстрада отличного ресторана. Нет, она не собирается наниматься ночной певичкой в какой-нибудь модный кабак, она откроет собственное заведение. Туристов по большей части обманывают, выдавая за национальную мексиканскую кухню нечто среднее между европейской и азиатской. Роза Гарсиа Монтеро восстановит славу и аромат подлинной — крестьянской и аристократической — Мексики. В ее ресторане будут подаваться отменные старинные блюда и напитки.
Но не только для того, чтобы сытно и экзотически поесть, будут стремиться в ее ресторан люди. Каждый вечер здесь будут выступать лучшие ансамбли бродячих музыкантов — марьячи со всей Мексики. Ведь только они умеют по-настоящему сыграть «Валентину», «Путь на Гуанахуато» и другие любимые национальные мелодии. И каждый вечер здесь будет петь она, Роза. Пять-шесть песен, но таких…
Конечно, ей придется пересмотреть свой репертуар. Да она. и сейчас знает, в какую сторону. Обязательно следует исполнять старые шлягеры и песни-болеро, популярные в пятидесятые годы. То же чудесное болеро Агустина Лары: «Серебряная грива, грива из снега, ласка и нега, локон игривый». А вот это: «Не целовать мне твоих алых губ, пурпур жаркого ротика, не для меня сумасшедшая глубь твоей жизни источника…»