Глава вторая
Рикардо Линарес проснулся сам оттого, что вполне выспался. Он было обрадовался, что научился довольствоваться столь, коротким отдыхом — ведь мажордом должен был поднять его не позже — девяти утра, но взглянул на часы и разгневался: они показывали уже почти одиннадцать. Спешно набросив халат, Рикардо — нетерпеливо нажал кнопку звонка. Улыбчивый пожилой Руфино возник на пороге тотчас.
— В чем дело, Руфино, почему вы не выполняете мои распоряжения?
— Сеньор лег так поздно, что…
— Вы что, забыли о своих обязанностях?
— Напротив, сеньор, я следую инструкции точно. А не разбудил вас, потому что так просила сеньора Роза.
— Что-о?! Так она уже приехала, негодник! Да ты понимаешь ли, что наделал? В таком случае я…
— Не извольте гневаться, сеньор. Сеньора домой еще не приехала, но один раз уже звонила. Очень подробно о вас расспрашивала и попросила меня пока не будить вас. У нее дела в городе, как только закончит их, сразу же позвонит… Завтрак вам сюда подавать?
Рикардо молчал, словно завороженный сообщением «у нее дела в городе». Какие такие могут быть дела после двухнедельного отсутствия? Что случилось? Руфино застыл перед ним столбом и терпеливо ждал ответа. Не дождавшись, решил повторить вопрос:
— Где будете сегодня завтракать, сеньор? В кабинете или столовой?
— Накройте столик у бассейна.
Десять — пятнадцать минут размашистым кролем без остановки, потом пять минут медленным брассом — это средство всегда помогало Рикардо если не успокоиться, то сосредоточиться. Но на этот раз тревога не отпускала его. Да, что-то все-таки случилось, иначе бы Роза давно уже была здесь. Может быть, попробовать что-то узнать. Но у кого? Позвонить Паулетте? Но вряд ли мать Розы знает больше него, да и напугать этот звонок может не слишком здоровую женщину. Увы, единственное, что остается, — это ждать…
Растершись большим мохнатым полотенцем, Рикардо решил позавтракать не одеваясь специально, а прямо так, в халате. Да и есть ему в общем-то не хотелось, разве что выпить чашку кофе маленькими глотками, и достаточно. Рядом с кофейником лежали по давней традиции две газеты — солидная «Ла пренса» и раскованная «Эль соль де Мехико». По студенческой привычке Рикардо раскрыл сначала полускандальную «Эль соль…». Все то же, все то же. Стоп! А это еще что такое? От неожиданности Рикардо поперхнулся и пролил почти полную чашку кофе на себя, но даже не почувствовал ожога.
Справа на третьей газетной странице была помещена большая фотография Розы с микрофоном в явно невыигрышном ракурсе, а слева огромными буквами шел заголовок: «Провинцию можно обмануть, а столицу — нет!» И далее некий музыкальный критик Сальвадор Мабарак камня на камне не оставлял от творчества Розы Гарсиа Монтеро.
Сам тон статьи был уничижительно небрежный, а выводы ее гласили: репертуар певицы невзыскателен, она апеллирует к низменным чувствам зрителей и слушателей; голос ее хоть и своеобразен, но явно небогат и даже вульгарен; в Мехико бы ей не предоставили даже самого маленького приличного зала, разве что в грязном кабачке, где она, как говорят, и начинала; надо запретить подобным, с позволения сказать, артисткам выступать даже в глухой провинции, ибо формирование музыкальных вкусов нации вопрос слишком важный; впрочем, даже среди крестьян и нефтяников нашлись знатоки, которые выразили свое отношение к песням Розы Гарсиа Монтеро оглушительным свистом и тухлыми помидорами. Был в этой статье и гнусный намек на неблагополучие личной жизни новоявленной певицы, на то, что она вертит, как хочет, своим мужем и вовсе не заботится о детях…
Рикардо едва мог владеть собой. Он и раньше слышал и читал про волчьи нравы в шоу-бизнесе, но и представить себе не мог, чтобы лгали столь нагло, цинично и беззастенчиво. И ведь ничто не предвещало ничего подобного! Да, центральное телевидение и пресса немного доселе говорили о Розе, но по многочисленным радиоканалам отзывались о ней благосклонно и крутили ее записи довольно часто. Сколько раз он сам слышал добрые слова о творчестве Розы по «Радио кадена пасьональ», «Радио програмас де Мехико», «Фоменто де радио СА-Мехико», «Радио-1000». И вот первая большая статья в газете — и столь несправедливый, столь жестокий приговор! Да, это тяжелый удар и, наверное, конец только начавшейся карьеры певицы. Должно быть, Роза увидела эту газету в аэропорту и… Но что же значит «дела в городе»? Ведь наверняка она потрясена, огорчена до глубины души. Неужто она решилась на что-то непоправимое?! Ведь говорят, что так бывает после больших потрясений, человек становится как бы не в себе и готов совершить самые опрометчивые поступки… Так неужели?… Нет, ему надо что-то немедленно делать, куда-то сию минуту ехать, искать Розу…
Рикардо бегом поднялся в дом, надел первый попавшийся костюм, направился было в гараж и остановился. В голове его не было никакого плана, ни малейшего проблеска: где же искать Розу? Наверное, она сейчас ищет утешения. Но где и у кого? У матери? Вряд ли она станет тревожить, больное сердце Паулетты. У Томасы? Но разве Манина способна утешить ее в таких переживаниях… Скорее всего Роза направилась к Мануэле Костилье де Домингос. Кто ' лучше нее, вкусившей и сценического успеха, обожания поклонников и прессы, а потом горечи расставания с эстрадой, постепенного охлаждения публики, сможет успокоить и приободрить молодую певицу? Значит, решено. Надо ехать к донье Домингос.
Рикардо уже выводил свой «мерседес» из гаража, когда его остановил у самых ворот запыхавшийся Руфино:
— Сеньор Рикардо, скорее! Сеньора Роза в прямом эфире «Телевисы»!
Линарес не стал подниматься в кабинет, остался вместе со слугами и только что спустившейся Кандидой у большого телевизора в холле.
На экране на первый взгляд ничего необычного не происходило. За большим столом сидел усатый толстый мужчина лет сорока пяти, а напротив него Роза. Они о чем-то разговаривали, вроде бы спокойно, но о чем, зрителю не было слышно. Закадровый голос ведущей — скороговоркой сообщал, что камера была уже подготовлена для еженедельного интервью главного редактора популярной газеты «Эль соль де Мехико» уважаемого сеньора и известного журналиста Похидеса, когда в кабинет ворвалась молодая певица Роза Гарсиа Монтеро и потребовала у редактора объяснений в связи с сегодняшней публикацией статьи «Провинцию можно обмануть, а столицу — нет!». Сейчас небольшие технические неисправности на линии будут устранены, и все не только увидят, но и услышат этих интересных собеседников. И в самом деле, звук из кабинета тут же пошел на экран:
— …Еще раз повторяю, сеньора Монтеро, статья подписана специалистом, музыкальным критиком, авторитетом в своей области. Разделяет ли наша газета его точку зрения — это не имеет значения. Мы вправе публиковать самые разные материалы.
— И о не откровенно лживые!
— Что вы называете ложью, уважаемая сеньора? Это всего лишь мнение специалиста и…
— Ложь, что меня забрасывали помидорами и освистывали, ложь, что моя семейная жизнь не столь благополучна, ложь, что я ввожу публику в заблуждение и насаждаю вульгарный вкус, ложь… Все в этой статье, сеньор редактор, сплошная ложь и клевета! Это вы обманщик народа, а не я!..
— Сеньора Монтеро! Я попросил бы вас не забываться, мы беседуем перед камерой «Телевисы» в прямом эфире. Я уже жалею, что согласился на эту встречу. Никто вам не давал права публично оскорблять меня и мою газету!
— Нет, неуважаемый сеньор Похидес, это вы открыто и нагло оскорбляете людей, и не одну меня, а тысячи тех, кто полюбил мои песни. И я никогда не поверю, что вы делаете свою газету чистыми руками и из благородных побуждений. Сколько и кто вам заплатил за эту грязную статейку?
— Да как вы смеете! Еще никто и никогда не бросал в лицо журналисту Похидесу подобных обвинений. Да я самый неподкупный редактор в Мексике! Да…
— Самый продажный! И наверняка не слишком дорогой — тридцать сребреников, не более того!
— Сеньора, я не могу больше разговаривать в подобном тоне. Прошу вас сию минуту покинуть мой кабинет. Аудиенция закончена!
— Нет! Вы должны признаться, что были подкуплены, и извиниться перед зрителями. Их эта статья оскорбит не меньше, чем меня.
— Мне не в чем признаваться и не за что извиняться. Более того, теперь я уже совершенно уверен в стопроцентной правоте этой статьи. Вы, сеньора, совершенно невоспитанны и не умеете себя вести в приличном обществе. Наверняка вас должны были освистать и забросать чем попало…
— Меня-то — нет! А вас вот, сеньор, давно уже пора. И я сейчас исправлю этот большой недочет.
И с этими словами Роза засунула в рог два пальца и оглушительно и протяжно свистнула. У редактора Похидеса от удивления вытянулась физиономия и сам собою открылся рот. Открылся и не закрылся, ибо, перестав свистеть, Роза стала бросать в журналиста всеми предметами с его стола подряд. Пепельница в толстяка не попала, но окурки плавно опустились и покрыли пеплом его физиономию. Блокнот — стукнул его по плечу, бумаги веером кружились по комнате, а вода из графина через несколько секунд превратила костюм редактора в мокрую тряпку. Похидес вскочил со стула и попытался спрятаться за шкаф, но Роза была начеку и метко метнула в ту сторону вазу с цветами. Ваза ударилась о шкаф и разбилась. Осколки пронеслись в опасной близости от лица толстяка. —
— Полиция! — завопил он. — Полиция! Избивают!
— И опять ты врешь! — вскричала Роза. — Но так и быть, кое-чего ты заслужил.
С этими словами она сорвала с ноги туфлю с длинным острым каблучком и двинулась прямо к забившемуся в угол Похидесу. Она пылала благородным гневом, и очень красиво было в эту минуту ее лицо, крупным планом показываемое «Телевисой». Но приблизиться вплотную к редактору ей не удалось, ее остановил примчавшийся на шум охранник, здоровенный мужчина, похожий на штангиста. Тогда Роза метнула туфлю в Похидеса, повернулась и, гордо прихрамывая на одну ногу, отправилась прочь. А на экране крупным планом предстал мокрый и весь в пятнах Похидес. Жалкое зрелище!