Армандо яростно растерся полотенцем, набросил халат и вернулся в спальню. На подносе рядом с кофе и печеньем лежала кассета. Он быстро, чтобы не передумать, вставил ее в магнитофон и нажал клавишу воспроизведения.
Видеокамера и пленка были хорошего качества, но снимал явно любитель. К тому же снимал из каких-то зарослей, нередко в объектив попадали листья и ветви. Но все-таки происходившее было видно, а некоторые кадры даже удались.
Армандо по праву считал, что давно и хорошо научился владеть собой, управлять своими чувствами и эмоциями. Тем больше он поразился глубине своих переживаний при просмотре этой кассеты.
Сначала его обдало нежностью, юношеской радостью при виде Розы в купальном костюме, безмятежно спящей на лужайке. «Смотрел бы и смотрел на нее…» — подумал Армандо. Но когда он увидел последующие кадры, гнусную в своей неприкрашенности попытку изнасилования, его буквально затрясло, захлестнула волна ненависти и бешенства. Зато Армандо был награжден последующими кадрами и воспроизводил их на экране снова и снова: обнаженная Роза, как прекрасная амазонка, великолепная в гневе, наносит удар за ударом мужчинам в черных масках.
«Боже, какая женщина, — говорил себе потрясенный Армандо, — просто чудо! Как хороша! Как сложена! Но не это главное. Характер! Естественность и независимость!..» Нет, он ничуть не ошибся в выборе: именно такая женщина, именно Роза Гарсиа Монтеро должна стать подругой его жизни и матерью его детей!
Как можно ею не восхищаться, не ценить ее! Этот счастливчик Рикардо, ее глупый муж, наверняка и вполовину не понимает, каким сокровищем он, волею судеб или игрою случая, владеет. Другая бы на ее месте после потрясения на концерте залезла куда-нибудь в норку и не выходила бы оттуда, оплакивала себя и свою погибшую карьеру. А Роза уже через два дня взяла себя в руки и затеяла столь большое и столь дерзкое мужское дело — создание лучшего в Мехико национального ресторана. И какая хватка, какая сноровка!
Конечно, в его силах было помешать и этому, но зачем? Ему нужна именно такая жена, сопротивляющаяся обстоятельствам, идущая наперекор судьбе. Этот ресторан — не помеха Армандо, а хорошее подспорье. Когда они познакомятся, а это будет уже очень скоро, он найдет десятки способов поднять ее любимое заведение до небес. И уже одно это сблизит их.
Но как бы Джулия не испортила все. Что происходит с его сестрой? Понятно, что она очень благодарна этой своей подруге по колонии. Понятно, что она играет в эту благородную месть, представляя ее себе чем-то вроде прославленной сицилийской вендетты. Но что заставляет ее идти на такие шаги, как тот, что запечатлен на пленке? Да и зачем вообще надо было снимать? Чтобы получить затем изощренное, извращенное удовольствие? Как-то это не слишком похоже на Джулию. Столь мощное влияние этой ее уродливой подруги9 Вряд ли найдется кто-то, кто смог бы оседлать его сестру, это и ему не удается. А может быть, они находятся в лесбийской связи? Нет, невозможно, Джулия — Франческотти, а Франческотти никогда не унизятся до противоестественного. Да если бы случился даже намек на подобное, Армандо давно бы уже сказали.
Вызвать Джулию к себе сию же минуту и… Нет, любой жесткий запрет лишь подстегнет ее чувство противоречия. Она начнет совершать что-то назло, в пику ему, и это будет хуже всего. Поговорить с сестрой, конечно, надо, но не сейчас. Позже, когда он уже будет знать о новых ее намерениях. Потом есть же золотое правило, которому Армандо больше всего любит следовать в делах: используй и направляй любые происходящие события в свою пользу. Конечно, это искусство, но кто сказал, что Армандо Мартинес Франческотти не владеет им!
Пора подумать о приятном. Близится торжественное открытие ресторана Розы, уже рассылаются избранным лицам пригласительные билеты, в продажу поступит лишь малая часть. Как удачно, что она придумала открыть свое детище в день карнавала второго ноября. Все приглашенные должны быть в костюмах и масках, следовательно, он беспрепятственно сядет поближе к эстраде и будет смотреть на Розу целый вечер, может, уже и заговорит с ней. Это куда лучше, чем скрываться в закрытой ложе в Большом зале.
Рикардо сидел в своем кабинете, пил неразбавленный виски и думал о том, что все кончено. Университетский друг Сервандо Вехар выполнил свое обещание: все разузнал. Утром он позвонил Рикардо домой и в коротких, деликатных выражениях сообщил, что, скорее всего, фирма «Рироли» оказалась втянутой в авантюру. Земли, которые Рикардо купил, считаются бросовыми, а разведка месторождений серы на них никогда не велась. Вехар предложил возбудить дело против чиновника, но сам же сказал, что это вряд ли поможет вернуть деньги.
Радостная, оживленная Роза пришла звать его к столу. Он грубо заявил, что есть не будет и просит оставить его одного.
— Ты плохо себя чувствуешь, дорогой? — все еще с улыбкой на лице, но уже обеспокоенно спросила жена.
— Да! Я себя чувствую очень плохо и не вижу поводов для радости. В том числе и твоей, Роза!
— Ты заболел? Сейчас я позвоню доктору Кастильо.
— К черту доктора! Я не болен, я расстроен.
— Что тебя так расстроило, Рикардо? Скажи мне, мы найдем выход.
— Боюсь, что из этого нет выхода.
— Выход есть всегда!
— Как ты наивна, Роза! Ты носишься со своей новой игрушкой, дался тебе этот ресторан, и ничего вокруг не замечаешь!
— Так ты знаешь о ресторане, Рикардо? И все это время молчал. А я-то думала… Но почему ты говоришь в таком тоне? Разве я чем-то обидела тебя? Если хочешь, то ничего вокруг не замечаешь именно ты! Ты не заметил даже отсутствия детей в доме. Уже два дня как я их отправила на отдых в провинцию.
— Прости, Роза, если я задел твое самолюбие, мне действительно было не до домашних дел и забот, я по горло был занят делами на фирме. Но теперь покончено и со всеми делами, да и с фирмой тоже.
— Что ж, Рикардо, возможно все это неприятно, но огорчаться не следует. Я даже рада буду, если ты оставишь прежние свои дела.
— Неприятно? Рада?… Ты хоть понимаешь, что мы потеряли почти все свои деньги, что мы разорены, Роза? Линаресы — нищие!
— Я понимаю, Рикардо, что твоя крупная сделка оказалась неудачной. Так бывает. Но до нищеты еще далеко. Ты просто не знаешь, что такое нищета, ты никогда не жил в Вилья-Руин.
— Все равно, произошло ужасное, и мы теперь не сможем жить, как прежде. Хорошо еще, что ты не подписала бумаги на приобретение ресторана. Теперь это невозможно.
— Почему же невозможно? И ресторан я уже купила.
— И заплатила за него?
— Еще нет, но сделаю это на днях.
— Ты упряма, Роза, но я рад, что наконец-то ты поняла, что благородство имеет свои границы. Так ты продаешь землю «парашютистов»? Разреши тебе помочь в этом, ты можешь продешевить.
— Как ты мог подумать об этом, Рикардо? Я поклялась Деве Гваделупе, что это будет земля бедняков! Я не трону ее, даже если и вправду сделаюсь нищей!
— Значит, тебе удалось взять денег у Паулетты? Ах да, ты же вчера к ней ездила.
— Я навестила маму. Она плохо себя чувствует, о деньгах я речь не заводила, но она сама мне сказала, что перевела большую сумму своему пасынку Пабло, он открыл свое дело. Я не могу и не буду у нее просить.
— Так как же тогда, Роза? Где же ты возьмешь деньги?
— Я продам имение в Куэрнаваке, все равно там никто не живет.
— Ради какого-то ресторана продавать фамильную недвижимость!
— Он не какой-то, Рикардо, он очень нужен нам, ты просто еще не понял.
— Все я понял. А на что мы будем жить? Содержать этот дом?
— Хотя бы на доходы от ресторана.
— Если они вообще будут.
— Они будут, Рикардо!
— Да знаешь ли ты, сколько потребуется вбухать в этот кабак на первых порах? Одна реклама…
— Потребуется — я возьму ссуду в банке. Но думаю, что и без этого обойдусь.
— Подо что ты возьмешь ссуду?
— Хотя бы под этот дом.
— Под родовое гнездо Линаресов? Я тебе не позволю!
— Ты забыл, дорогой, что дом принадлежит мне. Дульсина позволила Роблесу отобрать его у вас, а моя мать выкупила на мое имя.
— Проклятие!
— Ты зря переживаешь. Я уверена, что дела пойдут прекрасно и ссуда не понадобится.
— Допустим, хотя я в это не верю. Ну а какое место в этой жизни ты отведешь для меня?
— Я не пойму, о чем ты спрашиваешь. Ты был, есть и будешь для меня любимым мужем.
— Я спрашиваю, чем я буду заниматься теперь, когда моя фирма рухнула.
— Придешь в себя, осмотришься и найдешь себе дело.
— В твоем ресторане?
— А чем это плохо?
— Это не плохо, это унизительно! Линарес — официант.
— Ну уж нет, — рассмеялась Роза. — В официанты как раз ты не годишься, всю посуду побьешь. А вот директором…
— К черту директора, к черту этот разговор! Я должен побыть один, Роза. Умоляю, оставь меня в покое. Впрочем, сделаем лучше. Я уезжаю, вернусь вечером…
Он понятия не имел, куда и зачем поедет. Но дорога как бы сама привела его на площадь Сокало, на улицу Конституентес — в направлении правительственной резиденции «Лос-Пинос». Что ж, очень хорошо, сейчас он зайдет в одно учреждение, разыщет там некоего серого человечка и при всех, кто там будет, набьет ему морду. Желание это оказалось столь острым и непреодолимым, что Рикардо и вправду вышел из машины, разыскал соответствующий департамент, канцелярию и спросил сеньора Абурто. Нет, сказали ему, увидеть этого сеньора сегодня и еще в ближайшие десять дней невозможно: он находится в важной командировке.
Раздражение надо было как-то снять, но показалось неудобным зайти куда-то и попросить выпивку в столь ранний час, подумают, что он горький пьяница. К тому же не исключено, что можно повстречать знакомых. Мозг тут же подсказал решение, явив картину дверцы бара в офисе «Рироли». Он приехал, отпустил секретаршу, предупредив ее, что скоро возможен расчет в связи с ликвидацией фирмы. Налил себе виски, раскрыл пачку вафель, стал пить и думать о том, что все кончено.