– Она была права. Так и есть.
Бревенчатый дом построен на небольшом склоне, что позволило сделать в подвальном помещении несколько больших окон. Внешняя отделка облицована камнем, выгодно сочетающимся с камином.
– Конечно, кое-что придется переделать. Отделку и шкафы. А в ванной не помешали бы новые смесители, и нужно покрасить стены. – Фил отпивает виски, морщась от первого глотка. – Ну, знаете, все то, чем ты говоришь, что займешься, когда у тебя будут свободные выходные, а потом не успеваешь оглянуться, как проходит тридцать пять лет, твой ребенок уезжает из дома, жена умирает, а ты все еще смотришь на загрунтованный гипсокартон.
В его голосе звучит тоска.
И я надеюсь, что мне удается скрыть жалость на своем лице, когда произношу:
– У вас чудесный дом.
В деревенском, перегруженном стиле, с устаревшим и захламленным интерьером, но все же он уютный. Даже несмотря на всех этих мертвых животных, наблюдающих за мной.
Может, Фил и живет здесь один – об этом красноречиво свидетельствуют грязная посуда и пустые упаковки из-под готовых замороженных продуктов, валяющиеся на столе, одежда, раскиданная почти на каждом предмете мебели, паутина, свисающая с люстры, словно мишура, – но здесь все еще сохранилось присутствие его покойной жены. Магниты в виде цветочков на дверце холодильника, удерживающие фотографии их внуков, плещущихся в озере. Календарь, висящий на стене, открыт на сентябре, где аккуратным женским почерком отмечены несколько встреч, день рождения и годовщина. Над порогом прихожей, длинного узкого коридора с дюжиной крючков, на которых висит все подряд – от легкого свитера до болотных сапог, – прикреплена деревянная табличка «Боже, благослови этот дом на Аляске», расписанная вручную фиолетовыми полевыми цветами. И полагаю, что все эти бледно-голубые и сиреневые вещи когда-то принадлежат самой Колетт.
– Эти бревна все были вытесаны вручную, – произносит Фил, и его брови изгибаются дугой, будто он делится невероятно шокирующим секретом. – Колетт настаивала, что если у меня есть ангар для моих игрушек, то у нее должен быть свой бревенчатый домик у озера с большим камином, где она сможет проводить холодные зимние дни. С этим не поспоришь. – Его мутный взгляд устремляется на двускатный потолок двухэтажной гостиной, куда поднимается дымоход большого каменного очага. Длинный деревянный пол покрывает дешевый изношенный ковер цвета зеленого мха. – С этим местом связано много хороших воспоминаний. В любом случае мои ангар и мастерская появились только через пятнадцать лет после дома.
– Они выглядят добротно построенными, – замечает Джона тем же оценивающим тоном, который не покидает его голос с тех самых пор, как мы приземлились.
– О, так и есть. Ангар нуждается в небольшом ремонте. Обычная профилактика, которой никак не избежать. Но такого, как здесь, вы больше не найдете нигде в округе. Старая постройка, скажу я вам.
Джона согласно кивает.
– Я летел над этими парнями, как муха над лосиным дерьмом.
Прячу свою кривую улыбку за глотком воды.
– Джона восхищается вашим ангаром с тех пор, как мы приземлились. – Я бросаю на него язвительный взгляд. Конечно, это больше походило на то, что Джона прогуливался в мороз с эрекцией на гигантский металлический сарай, но все же.
– Уж надеюсь. Джордж клялся, что ты оценишь. – Фил делает еще один большой глоток виски. – Вот почему я лучше продам участок тебе, а не той парочке из Хомера. Так когда у вас будут деньги, чтобы выкупить его?
Глава 8
– Я буду бургер из бизона и разливной светлый эль. – Джона складывает меню и передает его обратно Крису. – А Калла возьмет нож для стейка, чтобы перерезать им мою яремную вену.
Кустистые брови Криса изгибаются дугой, когда он смотрит на меня, и его глаза сияют смесью восторга и любопытства.
– Полагаю, он это заслужил?
– В супе с луком-пореем есть молочные продукты? У меня пищевая аллергия. – Заставляю себя улыбнуться. Злюсь, но при этом голодна.
– Позволь мне уточнить. Я вернусь через минуту. И принесу подставки, чтобы стол не шатался. – Крис забирает у меня меню. – И нож, чтобы пырнуть Джону.
Он уходит, все еще смеясь от своей шутки. Это мило.
Я снова устремляю жесткий взгляд на человека, сидящего напротив меня.
Джона откидывается назад, и стул скрипит от тяжести его немаленькой фигуры. Он смотрит на меня расчетливым взглядом – таким, который говорит мне, что в этот самый момент Джона прикидывает, как именно собирается убедить меня согласиться на эту его бредовую идею – поселиться в лесу посреди пустоши.
– Ты должна признать, что это идеальный вариант для нас.
– Для нас? Нет. Не для нас. Для тебя.
– Ты же хотела дом с характером. А что может быть более аутентичным, чем бревенчатый дом с прекрасным видом на Денали?
– Посреди глуши, – напоминаю ему я.
– Трапперс Кроссинг – это не глушь. Оттуда до Уасиллы всего двадцать пять минут пути. Там проживает десять тысяч человек и есть все, что тебе требуется. Даже «Волмарт».
– Ты думаешь, что «Волмарт» – это все, что мне нужно?
Джона вскидывает руки.
– Черт побери, я не знаю. Это ты все время говоришь о «Волмарте». – Его взгляд внимательно изучает стену позади меня, как будто где-то там, за деревянными панелями скрывается аргумент, который сможет меня переубедить. – Мари, например, живет в Уасилле.
– Ага, твоя суперблизкая подруга, которая тайно в тебя влюблена. Еще лучше, – бормочу я, хотя и не испытываю враждебности.
Когда познакомилась с той симпатичной ветеринаршей, сразу после того, как мы с Джоной впервые поцеловались, я просто сгорала от ревности. Любому было понятно, что она рассчитывает, что их дружба станет ступенькой к чему-то большему. Джона сам как-то признался, что они целовались один раз. А еще он сказал, что не может дать ей того, чего она хочет.
Я видела Мари всего дважды – второй раз на похоронах моего отца, – и, кажется, тогда она отступила на шаг назад, будто пытаясь соблюсти невидимую границу, проведенную между ней и Джоной, когда появилась я. В любом случае у меня нет проблем с Мари, но это совсем не то, что убедит меня в покупке дома Фила.
Джона закатывает глаза.
– Она не влюблена в меня.
– Мы же остановились на Анкоридже, – напоминаю я ему.
– Нет. Мы остановились на окрестностях Анкориджа. Это чертовски ближе к Анкориджу, чем Бангор. – Он складывает руки на столе перед собой. – Да ладно тебе, Калла… Ты ведь это несерьезно, когда говоришь о переезде в пригород? Ты хочешь обычный дом с крошечным двориком и людьми с обеих его сторон, заглядывающими в твои окна по ночам? Дом без характера?
Вздыхаю с отчаянием. Джона использует мои слова против меня. И, я не хочу этого признавать, эффективно.
– Как я буду летать? Где мне держать свои самолеты?
– В аэропорту, как и все нормальные люди. Как мой отец.
Он медлит, закусив нижнюю губу. Если бы я не была так раздражена, то, вероятно, этот тонкий маневр взбудоражил бы мою кровь.
– Это не новость для тебя, Калла. Я уже упоминал, что хочу свой аэродром. И не раз. – Джона добавляет уже более мягко: – Помнишь, той ночью, когда я посадил тот маленький игрушечный самолетик на твою…
– Это было всего один раз! – прерываю я, краснея, и бросаю взгляд на соседний столик, чтобы убедиться, что сидящая там семья не подслушивает нас. – Я думала, это случится «когда-нибудь», лет через пять или десять. Не сейчас.
– Я тоже так думал. Но зачем ждать пять или десять лет, если мы нашли идеальный вариант прямо сейчас?
– Ты даже не понимаешь, почему я злюсь, да?
– Потому что ты, и правда, хочешь жить в пригороде? – переспрашивает он.
Я одариваю его безучастным взглядом.
– Когда ты узнал, что Фил продает свой дом?
Бородатая челюсть Джоны каменеет.
– Возможно, Джордж что-то говорил мне об этом на прошлой неделе, – признается он.
– Тогда почему ты ничего не сказал мне на прошлой неделе? И не говори, что у тебя не было возможности. Мы разговариваем о переезде каждый день весь последний месяц.
Джона тяжело вздыхает.
– Потому что я знал, что ты достанешь свою чертову карту и решишь, что это слишком далеко для нас, даже не послушав.
– И вместо этого ты обманом заставил меня полететь туда. Ты мне солгал.
– Это не было ложью. – Теперь наступает очередь Джоны украдкой бросить взгляд на соседнюю семью, но они, похоже, поглощены своим собственным разговором. Тем не менее он понижает голос. – Джордж попросил меня завезти Филу мясо, если мы соберемся посмотреть его дом.
– И что? Неужели ты думал, что я войду в бревенчатый домик посреди леса с головами животных, развешенными по всем стенам, и сразу же решу там поселиться?
– Честно? Да, я так думал.
Я разражаюсь недоверчивым смехом.
– Что? Ты сама сказала, что там красиво – горы, озеро и все такое.
– Да. Чтобы пожить временно.
– Это не так уж и далеко от цивилизации, Калла. Дом полностью оборудован для жизни. Колодец с водой, водопровод, отопление – там есть все. Анкоридж находится в считаных минутах езды оттуда. В Трапперс Кроссинг много домов. Это крупный туристический район. – Он хмурит лоб, и маленький белый шрам от авиакатастрофы, случившейся прошлым летом, плавно опускается в образовавшуюся расщелину.
– Мне не нравятся подобные сюрпризы.
Не такие, которые влияют на всю оставшуюся жизнь.
– Ты не можешь винить меня за попытку.
Может, и нет. Но дело ведь не в этом.
– Мы должны быть заодно, Джона. – Внезапно я понимаю, что повторяю слова Агнес. – Не надо манипулировать мной, чтобы получить то, что хочешь.
– Я и не пытался манипулировать тобой, – говорит он так, словно его совесть переоценивает это заявление, пока тот его делает.
– Может быть, не намеренно, но ты это сделал. И это на тебя не похоже. Ты всегда был открытым и честным. Говорил все, что думаешь. Это я и люблю в тебе. – Разве я недавно не размышляла о том,