из моих волос. – Что это? Маскировка, чтобы слиться с деревьями?
– Ладно, знаешь что, умник? Я поехала. – Я прохожу мимо него с подарком на новоселье в руках. – И если ты хочешь успеть на квадроцикл, то тебе лучше поторопиться.
– Спасибо, я лучше пройдусь.
И я не могу удержаться от смеха, даже когда показываю Джоне средний палец.
– Серьезно, если ты подождешь у дома, то я подойду через десять минут и помою тебя из шланга. Тебе не стоит заходить в наш дом в таком виде.
– Знаешь что? Да пошел ты со своей брюссельской капустой! – кричу я, протискиваясь в дверь.
Я взбиваю шампунь в густую белую пену – ощущая боль в мышцах от сегодняшнего тяжелого дня, поселившуюся в моих плечах и руках, – когда дверь ванной со скрипом открывается. Мгновением спустя Джона отодвигает душевую занавеску и встает позади меня.
– Тебе помочь?
Не дожидаясь моего ответа, он берет меня за бедра и разворачивает к себе. И я наслаждаюсь его прикосновениями, пока он массирует мою кожу головы сильными, умелыми пальцами.
– Мари звонила.
Мое сердце начинает учащенно биться, сквозь мгновения покоя пробивается тревога.
– И?..
– Пес выживет.
– Ох, слава богу!
Я прижимаюсь к широкой голой груди Джоны, и мягкие светлые волосы на ней щекочут мне щеку. Я удивляюсь сама себе, что испытываю такое сильное облегчение из-за чужого животного, которое, я абсолютно уверена, пугало меня до полусмерти, рыская поблизости последние два месяца.
– А что с лапой?
Руки Джоны продолжают работать, скользя до самых кончиков моих прядей.
– Все еще на месте. Однако Мари не знает, насколько он сможет ею пользоваться. Скорее всего, он останется хромым насовсем.
– Она действительно удивительная, – бормочу я, даже когда мне в голову закрадывается тревожная мысль. – Рой сказал, что ему не нужна хромая собака.
Джона фыркает.
– В Рое полно дерьма. Он позвонил ей в офис, примерно через тридцать секунд после того, как мы покинули его дом, и потребовал, чтобы она сделала все возможное для спасения пса. За любую стоимость. И когда Мари перезвонила ему с новостями, он поблагодарил ее.
Я чувствую, что мои брови вскидываются вверх, пока я пытаюсь сопоставить это с тем ужасным стариком, с которым мы не так давно имели дело.
– Он действительно поблагодарил ее? Ему известно слово «спасибо»?
– Пару раз. А потом он спросил, когда может приехать за псом.
Я качаю головой.
– Да что не так с этим парнем?
Тедди предупреждал меня, что чаще всего мы будем видеть Роя Донована не с лучшей стороны. Но быть настолько враждебным к нам только потому, что мы хотим заниматься чартерным авиабизнесом? Бессмыслица какая-то.
– Я не знаю. – Мыльные руки Джоны скользят по моей спине. – Но ты совершила очень хороший поступок сегодня, Барби.
– Да. Мюриэль уже почти пристрелила его. Минута – и пес был бы мертв.
– Она делала то, что считала правильным. И если бы Мари не оказалось на месте, то, возможно, это действительно было бы правильным решением. – Джона сжимает мое плечо, отчего у меня вырывается хныканье. – Это от работы в саду?
– Ага. Мюриэль не только палач, она еще и тиран. Удивительно, что она не взяла с собой кнут.
– Оглядываясь назад, ты отлично потрудилась.
Джона успокаивающе поглаживает мои плечи.
Я вздрагиваю, даже несмотря на то что его руки ощущаются в точности как прикосновения массажиста.
– Чтобы заставить меня посадить твою дурацкую брюссельскую капусту, Джона, потребуется гораздо больше поцелуев в задницу.
Крошечную ванную комнату оглашает его смех, заглушающий шум текущей воды.
– Поверь мне, мы еще даже не дошли до целования твоей задницы.
Глава 22
– Эй, Калла, – вырывает меня из дремоты голос Джоны.
Я приоткрываю веки и вижу, что он стоит надо мной. Мне требуется мгновение, чтобы заметить, что он уже одет для выхода на улицу, воротник темно-синей шерстяной кофты, которую я купила ему на день рождения, поднят. Выглядит сексуально, хотя, скорее всего, Джона об этом не думал.
– Ты обещал, что сегодня никуда не полетишь по работе.
Даже в сонном состоянии мой голос тяжел от разочарования. Я надеялась провести с ним хотя бы один день на этой неделе.
– Я и не лечу. – Его грубые пальцы ласкают мой висок, откидывая со лба мои растрепавшиеся волосы. – Мы едем на прогулку. Одевайся.
– Куда?
– На улицу. – На лице Джоны мелькает загадочное выражение. – Я снял лыжи с Арчи и хочу прокатиться на нем, чтобы удостовериться, что он готов к сезону. Что-то он застоялся.
– Ладно, – отвечаю я сквозь зевоту. – Дашь мне час?
Он ухмыляется.
– Чтобы ты поспала еще?
Джона знает меня слишком хорошо, потому что именно это я и планировала. И подумать только, когда-то я бы использовала каждую из этих минут, чтобы привести себя в порядок.
– Даю тебе двадцать минут.
Я смотрю на часы.
– Сейчас только семь утра! Что с тобой не так? Почему люди на Аляске не спят в свои выходные?
В последние дни я каждое утро вставала в шесть, чтобы проводить Джону, отбывающего из Анкориджа в отдаленные уголки Аляски. В два из этих дней я летала с ним, в основном для того, чтобы познакомиться с людьми и сделать живописные фото для социальных сетей, как для «Йети», так и для себя. Но потом к нам приезжал плотник, чтобы сделать сетку на крыльце, так что мне пришлось остаться дома. Если честно, это оказалось не так уж и трудно. Как бы мне ни нравилось проводить время с Джоной, рабочие полеты становятся слишком однообразными и обыденными. Я чувствую себя более продуктивной в офисе, когда занимаюсь бумажной работой и вопросами маркетинга, нежели в условиях турбулентности среди коробок с молотым кофе, которые нужно доставить на отдаленный курорт к туристическому сезону.
Прошлым летом, когда мне все это было в новинку и казалось захватывающим, когда часы моего пребывания на Аляске и с Джоной были ограничены, все ощущалось иначе. Находиться с ним в воздухе по-прежнему волнительно, но теперь, когда я здесь уже насовсем, я не чувствую этой необходимости сопровождать его в каждом его полете.
Хотя если мы улетим, то у меня появится один день отдыха от Мюриэль. Верная своему слову, она приехала на своем квадроцикле на следующий день после происшествия с медвежьим капканом, в семь утра. С лотками крошечных зеленых растений, прикрепленными к раме рядом с ружьем, и нарисованной от руки схемой предстоящих посадок. В точности повторяющей сад Колетт.
С тех пор каждое утро, не важно, дождь или солнце, Мюриэль появляется на пороге нашего дома, чтобы вытащить меня проверить электрическую изгородь, кучи грязи и крошечные саженцы и убедиться в том, что в саду ничего не изменилось, кроме нескольких появляющихся то тут, то там сорняков. Она даже не стесняется сама по пути выпускать Зика и Бандита из загона.
– Давай, солнце уже несколько часов как взошло. На улице стоит прекрасный день. – Джона подкрепляет свои слова тем, что отдергивает занавеску на окне.
Я пытаюсь заслониться рукой от луча света, щурясь от его яркости.
– Полчаса, – уговариваю я.
– Кофе уже готов.
– Латте?
Моя кофе-машина – копия той, что купил нам домой Саймон, – прибыла вчера.
– Ты же знаешь, что я понятия не имею, как пользоваться этой штукой.
Джона стаскивает наш плед с кровати, обнажая мою кожу прохладному утреннему воздуху.
Я громко стону, вытягивая руки над головой.
– Прекрати быть таким жаворонком. Это раздражает.
Джона открывает рот, чтобы ответить, но останавливается, его голубые глаза внимательно изучают мое неприкрытое тело.
Я все еще могу победить в этом столкновении, понимаю я.
– Так что… часик? – дразню я его, выгибая спину так, чтобы его горячий взгляд устремился на мою грудь.
Он ругается себе под нос, а затем разворачивается и выходит за дверь, крича:
– Двадцать минут!
– О, так ты в полном режиме йети. Отлично.
Я смотрю на наш потолок, обшитый деревом. Когда Джона в таком состоянии, его нелегко отвлечь. И раз мои попытки соблазнения были пресечены, я тащу свое уставшее тело в ванную.
Когда Джона заглушает двигатель Арчи, я любуюсь знакомой долиной – отвесными скалами, уходящими в небо по обе стороны от нас; извилистой рекой, которая тянется впереди, с водой, струящейся по камням и гальке, огибающей поваленные бревна; речушками, сходящимися и расходящимися снова, – и меня переполняет оживление.
В последний раз, когда мы были здесь, нам предстояло забрать пару туристов, которая уже неделю бродила по горам, и ненастная погода вынудила нас остановиться на ночлег. Сейчас же, разрывая голубое небо, над нами плывут лишь пушистые белые облака.
Джона снимает гарнитуру.
– Стоило вытаскивать твою задницу из постели ради этого?
– Несомненно. – Я обхватываю его щеки ладонями и притягиваю лицо Джоны к своему, впиваясь в его губы крепким поцелуем. – Это самый лучший сюрприз, Джона. Серьезно.
Поплавки, прикрепленные к самолету, делают его слишком высоким, так что я не могу выбраться из него сама. Я жду, пока Джона не окажется сбоку от меня, а затем тянусь к его плечам и спрыгиваю вниз.
Он замедляет мой спуск обжигающим поцелуем, оставив мои ноги болтаться в воздухе на несколько долгих мгновений, прежде чем они опускаются на грунтовую взлетно-посадочную полосу.
– Ты странно себя ведешь, – замечаю я.
Я не могу понять, что именно странного в его поведении, но что бы это ни было, Джона делает это с тех самых пор, как разбудил меня.
Он нахмуривает брови.
– Потому что целую тебя?
– Ага. Не знаю. Ты кажешься… счастливее, чем обычно. Что случилось?
– А разве я не могу просто быть в хорошем настроении?
Он достает из самолета маленькую оранжевую термосумку. Теперь нахмуриваю брови я.
– Мы остаемся здесь на ночь?
– Не-а. Это наш ланч. – Он ухмыляется. – Решил, что ты больше не захочешь вяленое мясо.