Я хватаю шерстяное одеяло темно-синего цвета, сложенное на кресле, и направляюсь к двери.
Меня останавливает фотография в рамке, стоящая на старом сундуке под окном. Это студийная фотография мужчины в ковбойской шляпе, его рука лежит на плечах симпатичной блондинки. А между ними сидит ребенок. Похожая на куклу девочка лет двух-трех, с щечками херувима и выразительными голубыми глазами. Она и одета, как кукла, в голубое платье с широкой юбкой, носочки с рюшами и белые туфельки на ремешках, а в ее соболино-коричневые локоны вплетена голубая ленточка. Малышка держит в пухлых ручках деревянного зверька, похожего на тех, что стоят на этих полках.
Через мгновение я понимаю, что мужчина на фотографии – это Рой.
Он намного моложе – его лицо чисто выбрито и омрачено лишь несколькими морщинами, он несколько худее, чем сейчас, но больше всего меня поражает его кривая ухмылка.
На фото нет никаких указаний на то, когда оно было снято, но в нем определенно ощущается атмосфера магазина, в котором все продается по 9,99 долларов: текстурированный серый фон, плохое освещение, жесткая поза. Рой одет так же, как и в «Пивном домике», – рубашка на пуговицах, джинсы и его широкополая ковбойская шляпа. Однако на фото на нем еще красно-бело-синий галстук со звездой, которая напомнила мне логотип сети ресторанов в Торонто под названием «Одинокая звезда». Судя по прическе женщины и джинсам кислотного окраса, я предполагаю, что снимок был сделан в восьмидесятых, возможно, в начале девяностых.
Должно быть, это жена Роя.
Не припомню, чтобы Тоби упоминал, что у Роя была дочь.
Я оглядываюсь по сторонам. Это единственная фотография в доме, насколько я могу судить. То, что она стоит на самом видном месте спустя десятилетия и находится вблизи его кресла, говорит о том, что эти люди, должно быть, очень важны для Роя и что, вероятно, он не видел их очень давно.
Что же произошло между ними?
– Ты нашла одеяло на стуле, Калла? – отрывает меня от размышлений крик Мюриэль.
Я бросаюсь на улицу и бегу в сарай, где она все еще стоит над Роем, сурово нахмурив брови.
– Да ты даже не знаешь, что тебе нужно вправить. Ты можешь проваляться в больнице несколько недель! И как ты собираешься доить коз одной рукой, а? Или стрелять из ружья, если потребуется?
Интересно, ее вообще волнует, что она ругает раненого человека, лежащего на земле?
– Аккуратно, – ворчит Рой.
– А, теперь понятно. – Мюриэль фыркает. – Да ты прострелишь себе ногу, когда попробуешь.
– Это было бы менее болезненно, чем твоя болтовня.
– Тебе не нужна моя помощь? Это ничего. – Она вскидывает руки вверх, отступая с моей дороги, чтобы дать мне накрыть его одеялом. – В любом случае я и не собиралась предлагать ее тебе. У меня нет времени на твое хозяйство. И своего хватает. Но не будь идиотом. За твоими курами, козами и дикими собаками кто-то должен ухаживать. – Она делает паузу. – Калла будет приходить и помогать тебе, пока ты не поднимешься на ноги.
Моя голова дергается назад, и я смотрю на Мюриэль широко раскрытыми глазами, спрашивая взглядом «какого черта?». Она ободряюще улыбается.
– Она – хорошая девушка. Умная, усердная.
– Я понятия не имею, как доить коз, – заикаюсь я, ошарашенная таким неожиданным поворотом событий.
– Но ты и в саду не умела возиться, ведь так? Вы отлично поладите. У вас много общего.
«У нас с Роем буквально нет ничего общего!» – хочу закричать я, но мой язык не слушается.
– Мы здесь помогаем нашим соседям. Это самое малое, что мы можем сделать. – Мюриэль подтверждает свои слова кивком, словно бы вынося окончательный вердикт.
Даже если под соседями мы имеем в виду злого противного старикашку?
Я затаиваю дыхание, ожидая, что сейчас Рой наплюет на эту мысль о моей помощи, и я смогу изящно откланяться.
Но в этот раз он не спорит с Мюриэль, а лишь внимательно наблюдает за мной пристальным взглядом.
Глава 29
Джона возвращается домой в начале восьмого, как раз когда я запихиваю в рот последний кусочек курицы.
– Не могла подождать меня? – Он вешает бейсболку на крючок.
– Нет. Я была голодна.
И раздражена тем, что приземлился он сорок минут назад, но добрался до дома только сейчас, несмотря на два моих сообщения о том, что ужин готов.
Джона наклоняется, чтобы поцеловать меня.
– Хороший день?
Мой нос улавливает нотки кострового дыма.
– Ужасный день. Возможно, худший с момента моего переезда сюда.
Джона моет руки в раковине и слушает, пока я рассказываю ему подробности.
– Насколько все плохо? Что-нибудь слышно?
– Мюриэль звонила около часа назад. – После всех их препирательств и позерства она почти бежала за машиной скорой помощи до самой больницы в Палмере. – Они оставили его на ночь, но он чувствует себя лучше, чем ожидалось. У него сломаны три ребра, ключица, рука – в двух местах, а еще легкое сотрясение мозга и синяки по всему телу. Но все могло быть гораздо хуже. Ты не представляешь, какая куча дров упала на него сверху.
– Едва ли он обошелся бы просто царапиной. Когда случается подобное дерьмо, люди умирают.
Джона опускается на высокий стул рядом со мной. Он бросает хмурый взгляд на телевизор, где в новостях транслируют кадры лесного пожара, с которым Джона ежедневно борется на полуострове Кенай. Они уже объявили этот пожар одним из самых дорогих лесных пожаров во всей стране в этом году, если его так и не удастся локализовать.
– Так что же будет с его скотом? Животные будут сами себя обслуживать, пока он не вернется из больницы?
Джона подцепляет пальцами кусок курицы со своей тарелки и запихивает его в рот, как будто слишком голоден для элементарного соблюдения приличий за столом.
– А это самая лучшая часть! Угадай, кому Мюриэль поручила заботиться о его двенадцати козах и стае кур, начиная ровно с шести часов вечера завтрашнего дня? Под присмотром Роя, разумеется, – с горечью добавляю я. По крайней мере, до этого времени Тоби и Тедди меня прикроют.
Лицо Джоны недоверчиво перекашивается.
– Почему ты не отказалась? – Я улавливаю в его тоне обвинение, будто это я виновата в том, что попала в столь затруднительное положение.
– А как я могла? Мюриэль была вся такая «помоги ближнему своему», а этот парень буквально лежал на земле и истекал кровью.
– Почему же тогда Мюриэль не поможет ему сама?
– Ты шутишь? – фыркаю я. – Оставлять их вдвоем в одной комнате – все равно что смешать отбеливатель с уксусом.
Ядовитых паров от этой смеси будет достаточно, чтобы каждый в радиусе полутора метров задохнулся.
Джона трясет головой.
– Ты все равно должна была сказать «нет». Этот придурок так и сделал бы. Он и сделал, помнишь? Когда мы пытались вручить ему Зика.
– Да, но мне хочется думать, что я все-таки лучше Роя.
– Лучше. Приятнее, умнее… И чертовски красивее. – Джона наклоняется и быстро целует меня в подбородок. – А еще – огромная простофиля.
– Я не буду доить его коз, – говорю я с большим вызовом, чем чувствую.
– Ты так и сказала Мюриэль? – Глаза Джоны искрятся весельем, поскольку он прекрасно знает, что нет.
– Одна рука у него здорова. Сам справится.
Хотя обучающее видео на Ютубе, которое я посмотрела, говорит, что это невозможно.
– Или это можешь сделать ты, если пойдешь со мной туда завтра вечером. – Но Джона начинает мотать головой, прежде чем я успеваю закончить свою речь. – Да ладно! Я не хочу идти туда одна!
– Взгляни на это! – Джона тычет вилкой в экран телевизора. – В прогнозе не предсказывают дождь, и с каждым днем ситуация становится еще хуже. Мне повезло, что я вообще успел вернуться домой сегодня. Там, на земле, сотни людей борются с огнем. И они там круглосуточно.
Я смотрю на грязные клубы дыма, валящие в небо. С этим трудно поспорить. А еще это может быть плохим предзнаменованием для наших предстоящих планов. И я боюсь задавать этот вопрос, опасаясь ответа.
– Что с нашими выходными?
Джона хмурится в замешательстве.
– На мой день рождения.
Неужели он забыл о моем дне рождения?
– А, да. Конечно, мы едем. – Он хмурится снова. – Слушай, если завтра вечером я успею домой, то пойду с тобой к этому засранцу. Но я ничего не могу обещать. Там горят буквально тысячи гектаров леса, а то, что мы с Сэмом и парнями делаем, похоже, совсем не помогает.
Неужели Сэм заставляет всех своих ребят работать так же усердно, как и Джону? Они тоже работают так подолгу? Или только Джона, поглощенный своим занятием?
Я не спрашиваю его об этом. Я просто улыбаюсь и говорю:
– Ладно, хорошо.
Хотя все это начинает мне очень сильно не нравиться. Я даже начала уже молиться о сильных дождях, только чтобы Джона побыл на земле подольше.
– А ты можешь постараться выкроить время, чтобы съездить со мной к дилеру? Я хочу купить джип, но мне надо, чтобы ты поехал со мной. Я не верю, что продавец не попытается меня обмануть.
– До скольких он открыт?
– До восьми. Мы могли бы успеть сегодня.
– Только не сегодня, Калла. Я устал. Попробуем завтра?
– Конечно. – Я улыбаюсь, пытаясь подавить разочарование. – Ты бы видел, как выглядит дом Роя изнутри. – Я описываю впечатляющие встроенные шкафы и бесчисленные статуэтки. – Может быть, он и придурок, но он безумно талантлив.
– Может быть, после того как ты подоишь его коз, ты сможешь упросить его смастерить что-нибудь нам, – с ухмылкой предлагает Джона.
– Я не буду доить никаких коз!
– Я слышал, что у них мягкое вымя. – Джона запихивает полную вилку салата и курицы в свой ухмыляющийся рот.
Многозначительно закатив глаза, я собираю грязную посуду и несу ее в раковину.
– Ты уже поднимала с Мюриэль тему маркетинга карнавала?
– Нет. Не представилось возможности.
– Не бойся бросить ей вызов, Калла.
– Я не боюсь. – Я ставлю ополоснутую тарелку в посудомоечную машину. – Я просто еще не придумала, как именно затронуть эту тему так, чтобы Мюриэль не смогла снова меня отшить.