Мэй обмерла. Во рту пересохло, а кончики пальцев онемели, Внутри творилось что-то ужасное. Слова Куна отозвались в ее голове оглушительным эхом. Ей чудилось, будто чья-то жестокая рука перемешала ее желания, вырвала с корнем сокровенные чувства и безжалостно бросила под ноги.
Кун не мог так поступить! Он обезумел от горя, это оно толкнуло его на немыслимое!
Мэй захотелось схватить Ана и броситься с ним, куда глаза глядят. Она должна спрятать его и укрыться вместе с ним, чтобы избежать рокового шага.
Но вместо этого она продолжала сидеть на месте. Потому что слишком сильно любила Куна и боялась за него. Если она исчезнет, в порыве отчаяния он может во всем сознаться князю. И тогда его ждет смерть.
На следующий день они покинули Кантон. Это было тяжелое путешествие, полное сердечных терзаний и душевных мук.
Сойдя с повозки перед воротами дворца, Мэй хранила каменное молчание. Она ощущала на своих плечах невидимый груз обмана и страха, заставлявший пригибаться к земле, и шла, спотыкаясь, понурив голову и не поднимая глаз.
Хотя они с Куном условились, что говорить Юйтану и Сарнай, Мэй не была уверена в том, что справится.
А если ее вышвырнут на улицу? Если она потеряет надежду видеться с сыном?!
Когда они вошли в ворота, Мэй испытала настоящее потрясение. По сравнению с этой роскошью дом князя Арвая казался бедной хижиной, и девушка не могла понять, каким образом воспитанный в таких условиях Кун сохранил способность мыслить и держаться, как обычный человек.
Внезапно Мэй подумала о том, что если он некогда сумел променять все это на любовь простой девушки, то она тем более обязана принести требуемую им жертву.
Такие мысли придали ей сил, и она решила, что выдержит разговор с Сарнай.
В этом доме все было внушительным: и шкафы, и сундуки, и столы. Но даже на этом фоне фигура старой женщины выглядела величественной. Казалось, ее не могут согнуть ни горькие утраты, ни безжалостное время.
Мэй низко поклонилась, а выпрямившись, не поднимала глаз.
— Ты замужем? — спросила старуха.
— Была, — тихо ответила Мэй, стараясь, чтобы голос не дрожал.
— Где твой муж?
— Он погиб во время тайфуна.
— А ребенок?
— Тоже.
— Это плохо. Твоя судьба притягивает несчастья.
— В тот день смерть не была разборчивой: погибли тысячи людей.
— Как ты встретилась с господином?
— Случайно. Его сын был голоден, а мои груди лопались от молока, и я предложила накормить мальчика.
— Почему ты последовала за ним?
— Господин предложил мне стать кормилицей его сына, и я не смогла отказаться, потому что успела привязаться к ребенку. Это немного смягчило мое горе.
Сарнай молчала, и Мэй наконец осмелилась посмотреть ей в лицо. Чуть вздрагивающие ноздри над жестко сложенными губами и темный блеск глаз говорили о том, что старуха презирает тех, кто позволяет себе проявлять простые человеческие чувства.
— У тебя есть родные?
— Нет, никого.
— Ты китаянка?
— Наполовину. Мой отец был маньчжуром.
— Я позволю тебе остаться разве что временно, — немного подумав, сказала Сарнай. — По твоим рукам видно, что тебе приходилось работать, а значит, ты не знатного рода, тогда как в теле моего правнука течет кровь императора.
Мэй была неподвижна, как столетнее дерево, вросшее корнями глубоко в землю. То, чего она так боялась, свершилось. Старуха решила ее прогнать.
Кровь императора! Что было бы, если б Сарнай узнала правду!
Услыхав о решении старухи, Киан взбунтовался.
— Она никогда не одобряла того, что нравилось мне! — бросил он в лицо Юйтану. — Эта девушка спасла Айсина! Взгляните, отец, мальчик здоров и спокоен, значит, ее молоко идет ему на пользу! Она станется здесь — таково мое последнее слово!
— Но Сарнай сживет ее со свету.
— Пусть только попробует! Если она задумает это сделать, значит, она хочет навредить моему сыну.
На какое-то время Мэй оставили в покое, ибо все силы княжеской семьи были брошены на устройство похорон Сугар.
Узнав о трагической гибели дочери, император отправил в Гуандун своих людей с драгоценностями и деньгами, дабы на том свете Сугар была окружена той же роскошью, в какой пребывала при жизни. В положенное время превращенный в кладовую сокровищ гроб был торжественно водружен в усыпальницу. Согласно обычаю Киан должен был носить траур по жене в течение года, после чего мог вступить в новый брак.
Живя в княжеских покоях, Мэй ощущала себя странно. Она не привыкла быть пленницей золотой клетки, не знала распорядка дома и постоянно боялась ошибиться и назвать сына не Айсином, а Аном. Ей казалось невозможным, что ребенок, чей отец плакал из-за того, что у него не было деревянной лошадки, получает подарки вроде огненного коня, вырезанного из драгоценной яшмы.
Кун уверял ее, что она ко всему приспособится и всему научится. Тайком проведя Мэй в свой кабинет, он с гордостью показал ей стол резного красного, дерева, стержни для свитков из черепахового панциря и носорожьего бивня, ряды роскошно переплетенных книг, в которых, казалось, были записаны человеческие судьбы.
Когда он первый раз пришел в ее комнату, Мэй испугалась и попыталась протестовать.
— Что поделать, если мои любимые цветы — это цветы сливы, густо облепившие ветки! — промолвил Киан, обнимая ее. — Самые ранние, самые хрупкие и вместе с тем не боящиеся морозов и снега.
— Ты же знаешь, удел мимолетной красоты — забвение.
— Но я также знаю и то, что все хорошее и прекрасное всегда повторяется.
— Надеюсь, ты не забудешь Сугар, — прошептала Мэй. — Она ни в чем не виновата и заслуживает памяти.
— Сугар нашла покой в роскошной усыпальнице, а вот сын… Мне горько думать о том, что он никогда не вырастет, что он умер, не успев узнать, что такое жизнь. Где он сейчас? На дне моря? Неужели его душе придется вечно страдать?
— Душа Айсина видит и знает, что Ан занял его место, а я — место его матери: это сулит нам большие беды! — в отчаянии прошептала Мэй.
— Неправда. Ты всегда была на своем месте, ведь мы поженились намного раньше, чем я заключил брачный союз с Сугар.
— И всё же зачем ты заставил меня пойти на такое?!
— Потому что я смогу пережить все это только рядом с тобой и с сыном.
Юн понимал, насколько ему повезло: если бы не тайфун, такая девушка, как Тао, никогда не согласилась бы стать его возлюбленной. У него осталось немного денег, и они сняли комнату. Когда Юн пытался овладеть Тао, она всегда сначала сопротивлялась, но потом непременно уступала: по-видимому, ей нравилось то, что он делает, хотя она и не желала признаваться в этом.
Боясь ее потерять, Юн предлагал девушке выйти за него замуж, но она только смеялась. Он так до сих пор и не понял, любит ли она его? Тао никогда не говорила об этом, так же, как не желала слушать признаний Юна. И он ломал голову над тем, как ее удержать.
Вот уже несколько раз он приходил туда, где они обычно встречались с Куном, но брата не было, и он возвращался ни с чем. Между тем деньги таяли, и Тао злилась, упрекая Юна в том, что он ее обманул.
— И где твой таинственный покровитель? — с издевкой спрашивала она.
— Он придет, — мрачно отвечал Юн.
— Когда?
— Этого я не знаю.
В конце концов, однажды, невзирая на все протесты, Тао отправилась с ним, и он привел ее к какой-то чайной.
— Что это?
— «Счастливая звезда», — ответил Юн, посмотрев на вывеску. — Место, где мы всегда встречались.
Тао фыркнула.
— Ты умеешь читать?
Юн смущенно потупился.
— Нет.
— Мог бы научиться.
— Кун предлагал мне, но я не захотел.
— Ну и зря, — заявила Тао и добавила: — Может, все же расскажешь мне, кто такой Кун?
— Мой старший брат.
— И всего-то?!
— Я не могу сказать больше.
— Ты мне не доверяешь. К тому же врешь, — сказала Тао. — Боюсь, нам придется расстаться.
— Это страшная тайна! — взмолился Юн. — Я дал слово молчать. Ты можешь кому-нибудь рассказать!
— Кому и зачем? Я вовсе не так глупа, как ты думаешь, и явно не из тех, кто способен навредить самой себе!
В конце концов, он сдался и, когда они вернулись в комнату, поведал ей историю Куна. Тао была потрясена.
— Будучи сыном князя, он давал тебе какие-то гроши?! Он должен был снять для тебя дом с садом и кучей слуг! Сделать так, чтоб ты ни в чем не нуждался!
— Я не желаю, чтобы меня содержали, как женщину! — возмутился Юн. — Кун хотел, чтобы я нашел себе какое-нибудь занятие, но я… я оказался никчемным человеком.
— Еще не все потеряно, — сказала Тао. — Думаю, твой брат жив. Надо потолкаться по рынкам и чайным, послушать, что говорят люди. Если князь потерял единственного сына, об этом обязательно станет известно.
Скрепя сердце Юн согласился и вскоре узнал, что в провинции объявлен траур по Сугар, невестке князя Юйтана Янчу и жене его сына Киана.
— Теперь понятно, почему он не приходит, — облегченно вздохнула Тао. — Надо подождать. А пока мы можем съездить в твою деревню и пожениться, как ты хотел.
Услышав такое, Юн едва не подпрыгнул от радости и принялся спешно собираться в дорогу.
Когда он увидел родное селение, над которым, точно пар над кипящим котлом, поднимался туман, у него перехватило дыхание. Прежде Юн всегда пытался разглядеть в серых клубах очертания драконов, змеев, фениксов или других призрачных существ. Он был уверен, что просторы холмов, полей и лесов понравятся Тао, которая никогда прежде не покидала Кантон.
Ей же этот край казался скудным, унылым и сиротливым. Низкое небо, куцые ивы, пронзительный ветер, далекие неясные звуки, напоминающие эхо в огромном подземелье. Сумрачный дикий мир, который затягивает, из которого нет возврата.
Юн с тревогой наблюдал за ней. Он успел изучить, что означают ее нетерпеливые жесты, помрачневшее лицо или затянувшееся молчание. Внезапно ему пришла в голову мысль о том, что родители могут отнестись к Тао далеко не с таким восторгом, как он, и отчасти угадал.