емью погубят? До конца себя винить станешь. И своя жизнь уже не будет в радость. А желающих на наши с тобою головы — целый поселок! Разве я не прав?
— ,Что тут базарить лишнее? Конечно, верно говоришь, задумался поселенец, завздыхал.
— Понятное дело, нужно собак завести. Может, и не сумеют от всех защитить, зато дадут знать, предупредят лаем. Хотя бы в дом не пустят, это уж точно. Да только наши в дом и не пойдут. За углом прижучат, возле колодца или за туалетом, либо возле лодки. Их не угадаешь. Кому нужно, выждет и достанет. Пойми правильно, с тобою в десять раз проще будет разделаться, когда станешь семейным. На себе испытал ситуацию, знаю, что говорю, — поскучнел Стас.
Гошке представился горящий дом, мечущийся в огне Степка и Анна, запоздало проклявшая день, когда согласилась создать семью с незадачливым, ненавистным поселку инспектором. Вот она пытается выскочить в окно, но пламя целиком охватило женщину. Она кричит от боли, но никто не хочет и не может ей помочь. «Разве для такого выжила она в ту пургу, когда ввалилась ко мне? Да и кто я есть, чтоб подставить их под свою беду? Она не задумалась, но я должен обдумать все заранее!»
— Ты не обижайся, я правду тебе сказал, — услышал голос Рогачева.
— Я все понял, Стас…
— И не только семью, но и женщину твою в покое не оставят, — выбросил окурок и предложил коротко, — пошли, поднимем сеть.
— Ого, уже полная! — глянул Гоша.
До самой темноты помогал поселенец разделывать рыбу, солил ее, закладывал в бочки. Рогачев носил в коптилку сушняк, поддерживал жар.
— Эту партию еще дня три коптить, затем снимать можно, как думаешь? — спросил тихо.
— По-моему, завтра к вечеру готова будет.
— Пожалуй, хватит нам. Больше не стану ловить. Давай соберем сети, — предложил Стас Корнееву.
— Не спеши. Пусть стекут, чтоб не сгнили. Свернуть их недолго, но пусть они до будущего года сохранятся надежно.
— Устал я здесь, да и на работе дел набралось. Туго моим ребятам приходится, не успевают. Пора и мне включаться. Весь отпуск всадил в рыбу, ни одного дня не отдохнул по-человечески, — пожаловался Гошке и спросил, — так ты поедешь на заставу?
— За собаками?
— Ну да! Я на твоем месте давно бы ими обзавелся.
— Смотаюсь. Вот только дадут ли мне?
— Куда денутся?
— Стас, погоди сеть сматывать, дай и я разок поставлю. Обещал рыбы подкинуть. Может, даже ждут меня?
— А без рыбы уже не примут? — расхохотался Рогачев.
— Да кто их знает?
— Баба — как корзинка без дна! Сколько в нее не клади, все равно ничего не видно. И обратно ничего не получишь! — съязвил Стас.
— А что ты хочешь? Недаром о бабье говорят, мол, с транды сдачи нет.
— Зачем же сам в этот омут башку суешь? — удивился Рогачев.
— Ты глянь в реку! Даже рыбы парами кружат. Неужели я глупей?
— Средь них поселенцев нет! — заметил Стас ядовито.
— Инспекторов не бывает в их косяках! — поправил или уточнил Гоша.
— А что поделаешь? Хоть я и поселенец, и инспектор, но меж ног тоже растет. Куда от себя денусь? — вошел Корнеев в реку. — Давай второй конец! — крикнул Стасу.
— Тебе с одним мороки мало? — шутил тот.
Осознание того, что рыбалка закончена, приободрило человека, выровняло настроение. Рогачев охотно помог Гоше установить сети и пошел к костру готовить ужин.
— Послушай, Стас, я тебе здесь больше не нужен. Докоптишь и без меня. Я когда подниму сеть, возьму рыбу и смотаюсь в поселок, а завтра с утра — на заставу.
— Давай! Только поедим сначала.
— Не хочу рыбу. Надоела! Все дни — одна она. Того гляди, сам чешуей обрасту, и хвост появится. Весь провонял ею, насквозь, — понюхал свои руки Гоша и сморщился.
— Не коренной, не местный ты человек! Наши мужики, имея рыбу, о мясе и не вспомнят.
— Оно и видно! — выругался Гошка.
— У нас не только люди, но и коты с собаками любой колбасе рыбу предпочтут.
— Дурные вовсе! — сплюнул поселенец.
— Привычка — вторая натура, — развел руками Рогачев и предложил, — ты рыбу брезентом накрой, чтоб поселковые не увидели, что везешь. Иначе от кляуз не очистишься.
— Где возьму?
— Да у меня. Я свою палаткой закрою, — оглянулся на сети и позвал, — пошли твои концы тянуть!
Вечером Гошка причалил к знакомому берегу, и тут же к нему сверху скатился Степка. Он радостно взвизгнул, увидев почти полную лодку рыбы, тут же принялся носить ее в сарай. Поселенец помогал, но скоро выдохся. Сказались бессонные ночи и усталость.
— Степ, сам справишься? Я — в отрубе, вымотался как последний лох!
— Конечно, сам сделаю! Идите в дом, мамка давно вас ждет. Все глаза проглядела, — улыбнулся робко пацан.
Анна подошла к Гошке, помогла стянуть с плеч мокрую рубашку.
— Совсем измучился, — пожалела мужика.
— Поговорить нам надо, — сухо оборвал бабу.
Та сжалась, почувствовав недоброе:
— Что-то стряслось? — спросила дрогнувшим голосом и села напротив, подвинув тарелки, — ешь, Гошик, ешь, наше солнышко…
— Пошли в зал, там побазарим, — позвал за собою Анну и, устроившись на диване, усадил бабу рядом, обнял, и застряли слова в горле.
«Ну как отказаться от нее самому? Может, она — его судьба? А вдруг он станет ее горем?» — кольнуло внутри.
— Ань, ну что брехать впустую? Не могу без тебя! — выдал совсем не то, что думал.
— И я, — услышал в ответ робкое.
— Все время о тебе и Степке думаю, — почувствовал, как тесно прижалась к нему баба. — Обдумал каждую мелочь. Коли дышу в поселке, не жить мне без вас! — Анна обняла Гошку смелее. — Но есть и другое, о чем знаем оба, но говорить боимся, — сорвался голос человека.
— Ты это о чем? — встрепенулась женщина испуганно.
— Понимаешь, я не только поселенец, но еще и инспектор на свое несчастье! Знаешь, сколько раз в меня стреляли поселковые за время лососевой путины, которая только в разгаре? Уже не счесть! Много раз могли убить, и не раз цепляли то пули, то дробь. Пойми, я не жалуюсь! Что моя жизнь? В зоне десятки раз мог откинуться. Но это я! А когда семейный стану, на вас начнут отрываться поселковые. Сначала тебя уговаривать станут, потом грозить, а дальше доставать начнут тебя и Степку, чтоб мне
досадить. Что они устроят, одному Богу ведомо, но в покое не оставят, это верняк. Даже мой барак подожгли.
— А зачем?
— На лугу взять решили, мол, нынче так, а завтра самого в нем поджарим.
— Изверги! — возмутилась Анна.
— Так это— я, а если, узнав, что здесь дышу, запалят твой дом?
— Убереги от лиха, господи! — перекрестилась женщина.
— Вот и я о том! И тебя, и Степку жаль! Мало без крыши и угла останетесь, но и жизнь могут отнять. Вот в чем печаль моя, Аннушка!
— Знаешь, а у нас со Степушкой своя новость. Не сказал тебе о ней мой мальчонка? Значит, не успел. Мы ж на переговорный нынче ходили. Поначалу не поняли, кто вызывает нас, потом дошло, что это Юра, старший брат покойного мужа. Он в Санкт- Петербурге живет. Бездетный, но хороший человек. Я его знаю. Он бывал здесь раза два или три. С мужем они не дружили, ссорились часто. Юрка — человек сурьезный, не то что мой бывший — шелапуга! Этот и грамотный, и на хорошей должности уже много лет сидит. Трехкомнатная квартира в центре на двоих с женой. Она тоже работает в начальстве. Так знаешь, чего он звонил, прознав про смерть мужа? Хочет к себе Степку забрать. Обещает с него путнего мужика вырастить.
— Это как? С усыновлением?
— Нет! Что ты, Гоша? Я еще живая! — испугалась Анна.
— А зачем ему Степка?
— Своих нету. Степка — единственный племяш. Говорит, что выучит его, даст высшее образование.
— Он и здесь учится! — недоумевал поселенец.
— Ну, как учится? Троих учителей нету: по физике, химии и иностранному. Не хотят учителя ехать в наш
поселок. А каково детям? Недоучками из школы вый») дут. Разве это дело? Вот Юрка и предложил, мол, давай пацана к нам. На лето ко мне отпустит, если Степка захочет.
— А кем работает тот Юрий? — перебил Гоша.
— Он — военный, на корабле служит. Сам весь в звездах. Такой нарядный ходит, будто его с картинки сперли. И корабль его тоже военный, фрегатом зовут. Юрка на море с самой молодости. Сурьезный человек! Не пьет, не курит. По бабам не бегает. Да и где взял бы их в море? На корабле ихнем только одна женщина имеется. Да и та — обезьянка. Она у всех сладкое ворует, хулиганка. Ну а дома без детей холодно. Куда ни глянь — пусто. Хоть в квартире ткни пальцем в стенку — золото польется, — не смогла Анна скрыть зависти.
— И что ты решила? — спросил Гоша.
— Отправлю. Пусть поживет по-людски, в нормальной школе учиться будет. Там его никто не станет дразнить. Он ведь очень способный, но в нашем поселке все пропадет, а жалко. Я ничего не увидела в жизни, и Степка все потеряет…
— Как сама одна останешься?
— Почему одна? А ты? Я про тебя Юрке сказалась. Он поздравил всех…
— Ань, я только что говорил тебе, чем рискуешь. Неужели не дошло?
— Все поняла! Да только зря меня пугал. Я за свою жизнь всего насмотрелась.
— Хочешь со мной остаться?
— Куда ж денусь, раз предложил?
— Лишь бы потом не пожалела!
— Чудак! Любой может помереть, и не работая инспектором. Помнишь, как я к тебе в пургу забрела? Не помоги ты мне тогда — и накрылась бы с ушами. Здесь в зиму не меньше десятка людей помирают в непогодь. Оно ведь смерть не спросит согласия. И прихватывает, где захочет. Если на то воля Господа,
сгину от поселковых. А коль не то, всех переживу! Но от тебя не откажусь! Уж как будет, так и пойдет! Лучше быть глупой женой, чем умной вдовой!
Гошка смотрел на женщину, удивляясь ее решимости. Ведь все понимала, знала, что ждет, но не отказалась, не испугалась баба. Не оттолкнула Гошу хотя бы из страха за собственную безопасность. Он понял бы Анну и не осудил ее.
— Спасибо тебе, Аннушка! — хотел притянуть к себе бабу, но услышал, как хлопнула дверь в прихожей.