— Когда Ольга приедет? — спросил Гоша. — Сдашь отчет и ее заберешь. Она уже ждет тебя. Чем скорее это произойдет, тем лучше.
— Я не затяну! — пообещал Корнеев и в тот же день сел писать обо всем, что происходило летом на работе.
Закончил он писать лишь к концу недели. Отчет получился не просто большой, а громадный: две увесистые папки еле вместили Гошкин труд и выглядели внушительно.
Перед самой поездкой в Октябрьский поселенец решил поговорить начистоту с Анной и, собрав бумаги, сел рядом с женщиной:
— Ань, хочу предупредить тебя, что из Октябрьского привезу второго инспектора. Вместе будем работать.
— Ну и что? Это хорошо! Отмахнуться будет легче от поселковых и мне спокойнее станет, — ответила баба.
— Все бы так, но инспектор — не мужик, а женщина. Она несколько раз приезжала в поселок работала здесь раньше, — умолк Корнеев, приметив, как лицо Анны быстро покрылось красными пятнами. — Чего это ты бесишься? У меня с Ольгой ничего не было! Я к ней как к сеструхе отношусь и не боле того. Не бери в голову дурное и не додумывай лишнее. Она много моложе меня и любит другого. Да и я — не кобель, чтоб от бабы к бабе бегать. Не тот возраст.
И натура другая. Я сам говорю потому, чтоб сплетни не слушала. Наши поселковые, сама знаешь, все в грязи изваляют не сморгнув. Но Ольга чище их всех! — заметил человек, как вздрогнула и напряглась Анна.
— Вези. Это дело твое, — ответила хрипло.
— Вот отвезу отчет, доставлю в поселок Ольгу, а мы с тобой за грибами оторвемся. Еще есть время. Насобираем, чтоб на всю зиму с ушами хватило, а потом за шишками смотаемся. Свои орехи — дело великое. Наберем побольше. Их если курам в корм добавлять — желтки как янтарные станут. Ох и вкусные!
— Теперь в тайге одни опята остались. Их только солить. Другие грибы отошли, — отозвалась женщина.
— И это подарок! Зима все возьмет. До самого мая холода стоят. А когда в кладовках и подвалах есть запасы, легче зиму переждать.
— Что верно, то правда! — согласилась Анна.
— Я в Октябрьском не задержусь. Ты приготовь корзинки и ведра. А может, и Ольгу с собой возьмем. Чего ей зря задницу отсиживать? Пусть поможет себе и нам, едино у нас хавать будет. Кстати, она неплохо готовит. Когда приезжала в поселок, убирала и жрать готовила очень неплохо. Бывало, рубаху какую-нибудь постирает, полы помоет. Короче, было видно, что в доме баба дышит.
— Чего это ты про нее раскукарекался? — прищурилась Анна.
— Да просто так вспомнил! Погоди, вы еще с нею подружитесь! — сказал Гошка уверенно.
А утром, едва из-за горизонта показалось солнце, поселенец вышел из дома с сумкой в руках. Огляделся вокруг.
Зима в этом году не спешила с холодами. Словно заблудившись на высоких перевалах и крутых серпантинах. Прилета отдохнуть среди тайги на зеленой лужайке, да так и уснула под звонкие песни горных рек и ручьев, под шепот трав и деревьев. Может, оттого эта осень была самой теплой и долгой? Ни одной снежинки за весь октябрь. Такое попробуй припомнить…
Корнеев глубоко вдохнул воздух. Нет, он не пах снегом. В нем переплелись запахи речной свежести, травы и опадающей листвы, хвои и дыма, вьющегося из печных труб.
— Пора! — сказал сам себе человек и побежал вниз по спуску к реке. Следом за ним прыгнул в лодку Дик. Динка была беременна. Она ходила с толстым животом, неуклюжая и раздражительная. Собака порыкивала, огрызалась на Дика, и тот теперь держался в стороне от капризной подруги, которой постоянно хотелось есть.
Динка, растолстев, выталкивала Дика с одеяла, не давая ему лечь рядом, и пес, недовольно поворчав, уходил от подруги в другой угол, под бок к теплой печке. Она никогда не остывала.
— Дик, иди домой! Со мной нельзя! Я далеко уезжаю, сегодня не вернусь. А за бабами кто присмотрит? Их двое. Кому-то из нас нужно остаться. В этот раз сторожить и защищать их придется тебе, — уговаривал Георгий пса. Тот недовольно покосился на хозяина, но понял, сегодня его не возьмут с собой. Медленно, нехотя вылез из лодки, побрел вверх, поминутно оглядываясь. А может, передумает и позовет? Но нет! Лодка, описав дугу, вышла на середину реки и помчалась, обгоняя ветер, становясь все меньше, неприметнее, а вскоре и вовсе исчезла из вида.
В Октябрьском Корнеева сразу окружили инспекторы, радовались искренне, что приехал он живой и здоровый, без синяков и шишек, хотя именно на него в это лето чаще чем на других нападали браконьеры. С дубинками и ножами, с ружьями и веревками, даже в сети хотели утопить, сунув под затонувшую корягу, но всегда счастливый случай спасал поселенца, и он снова оставался жить назло всем поселковым.
— Гошка, если все твои подвиги собрать, тебе давно пора дать орден «Герой России». Ты у нас — самый несчастный и везучий! — обняла Ольга поселенца и, пригнув его голову к себе, заметила, как много седины прибавилось в волосах.
Невольно погасла улыбка, оборвался смех. Поняла, как много он умолчал о своей жизни и работе в поселке. Он пережил во много раз больше, чем предполагали инспекторы Октябрьского.
— Гош, иди попьем кофе, — позвали сотрудники инспекции. — Расслабься, отдохни!
— Сюда твои бандюги не прорвутся!
— Георгий, получите премию по итогам путины! — заглянула бухгалтер в кабинет.
— Побудь с нашими, я отчет гляну. Не уезжай. Мне с тобой еще поговорить нужно, — предупредил начальник инспекции Александр Иванович Назаров.
— Добро! Подожду, — согласился человек.
— Гош, а ты знаешь, что меня в ваш поселок отправляют работать? — спросила Ольга.
— Сказали, но я так и не понял, почему?
— Так надо! — сверкнула слеза и, скатившись по щеке, растаяла в уголке рта.
— Оль, а что с рыборазводным заводом? Ты ведь туда хотела перейти. Иль не получилось?
— Милый Гошка, там платят еще меньше, чем у нас! Какой же смысл уходить?
— Ну, а жилье? Там его предоставляют?
— Ага, только тем, кто отработал в их системе не меньше пятнадцати лет. Да и квартиры у них ведомственные. Уходишь с завода — освободи жилье. Кому такое нужно? Я уже не говорю о квартплате: она больше зарплаты. На жизнь совсем ничего не остается. Я как узнала их условия, вмиг желание отгорело. Видно, так и доживу жизнь в общаге, в чужом углу, — шмыгнула носом совсем по- девчоночьи.
— Ну, не хнычь!
— А чему радоваться? В Усть-Большерецке в лучшем случае поселят в барак-завалюху, где ты бедуешь. Завалит нас с тобой одна на двоих пурга. Пока придут откопать, мы уже дуба врежем. Вот порадуются поселковые, что одним махом, не пошевелив пальцем, сразу от обоих инспекторов отделались!
— Отремонтировали барак! Теперь ты его не узнаешь! Королевские хоромы сделали из курятника! И если б не Анна, жил бы там с радостью, но теперь у меня семья и дом. Так что ты жильем будешь обеспечена и довольна им. Сама хозяйкой задышишь. Все там сделали: и воду провели, и туалет поставили. Только печка осталась дровяная. На ней готовить и отапливать дом станешь.
— А что за Анна? — перебила Ольга.
— Моя жена!
— Вот как? И ты даже не позвонил, не похвалился? — деланно возмутилась женщина и добавила, изобразив досаду, — и тут я опоздала! Увели козлика прямо из-под носа! Вот незадача! Опять мне не повезло!
— Ольга, а ты отбей! — посоветовал кто-то из инспекторов.
— Ладно. Поживем, увидим, — отмахнулась кокетливо.
— Гош, да у тебя не отчет, а целый роман получился. Я пока читал, то хохотал до слез, то плакал. Как ты там о леснике Яшке написал? «Убегал от меня этот мудошлеп так, словно, оказавшись без портков, смывался от целого барака зэков, решивших занасиловать его до смерти… Вот так и заманил меня к медведю, который оберегал Яшкину жопу от всех посягающих козлов. Эта зверюга схватила меня за задницу и чуть не отгрызла вместе со всеми причиндалами и фруктами, которые я даже в зоне сумел сберечь в целости», — выдал Назаров тираду из отчета, хохоча во весь голос. Едва успокоившись, продолжил под общий смех, — ну, это мелочь! Вот послушайте, какой перл он выдал дальше: «В зале суда Мишка Сазонов все время ерзал и подпрыгивал на скамье, будто его голой задницей со всего размаху усадили на семейку ежей. А те, приняв его яйцы за желуди, грызли их, забыв о перерыве. Он грозил мне свинтить башку с «резьбы» и запихать ее в задницу. Вот в таком виде повесить в тайге, чтоб меня крыла матом вся живность и гадила как на падлу, смывшуюся с погоста». Весело ты там живешь! Процессы проходят как разборки в зоне! Кто кого кучерявее отматерит! — закачал головой Назаров и позвал за собой поселенца, — зайди ко мне, Гоша! Отпускаем в помощь тебе Ольгу Воронцову. Одному сложно справиться. Слишком большой объем, да и нагрузка не малая, но, пойми правильно, мы не выдавливаем и не избавляемся от нее. Оля — прекрасный работник и человек. Мы все ее хорошо знаем, верим ей и, хотя нелегко было решиться на такое, другого выхода не вижу. Нам необходимо работать на расстоянии, чтоб не испортить друг другу жизни и судьбы. Ты — мужчина, поймешь меня верно. Ольга слишком чиста, и наши отношения, я имею в виду всех сотрудников, должны оставаться безупречными. Я дорожу всеми, каждым из вас. Вы очень дороги мне, потому что никакими льготами, деньгами не оценить вашу работу. Как бы ни шутили, а всякий из нас рисковал головой. А за что? Ведь охраняем карман государства, его ресурсы и запасы! Если б не мы, лосось давно истребили б и осталась бы она лишь в Красной книге. Конечно, дорогой ценой за нее платим: своим здоровьем и даже жизнями, — но нет другого выхода. Ничто и никто кроме инспектора не остановит браконьера, — вздохнул Назаров и добавил, — как человека прошу, береги Олю…
— Понятное дело! Я и сам ее держу как сеструху свою. Думаю, что сберегу.
— Давай, Гоша, поезжайте, держитесь вместе! Не давайте в обиду друг друга и не пропадайте,
звоните! Помните, вы очень дороги и нужны нам, — отвернулся человек к окну и, выдержав паузу, сказал, — берегите себя, слышь, Гоша? С тебя как с мужчины — особый спрос. За обоих.