А начали прадеды, и что они не поделили в этом просторном мире, неизвестно ни Кайраку, ни Данешу. Они знают только одно, что потом враждовали их отцы. Когда началась война, отец Данеша уехал на фронт и погиб. Почти в то же время ушел в город отец Кайрака, и с тех пор о нем не слышали ничего. Правда, сплетницы уверяли, будто он завел в городе новую семью. Но им не верил никто.
Так отцы канули в вечность, оставив им в наследство свою вражду.
Кайрак потер закоченевший на морозе нос, не сводя глаз со спины Данеша, и прикинул, кто же из них одолеет, если между ними вдруг настанет решительный бой. Уж тут они не станут жалеть друг друга. Когда это случится, пока лишь можно гадать. Спора нет, Данеш сейчас первым не полезет, да и к чему ему задираться, если во всем ему везет? Это у него, у Кайрака, не все складывается, как нужно, и не так умело он ладит с людьми.
«Когда это наступит, я должен одолеть его. Хотя бы разок сесть на голову ему, проклятущему», — подумал он и посмотрел с сомнением на свой бич, четыреххвостый, с кривой деревянной рукоятью.
А дорога тянулась и тянулась. Казалось, что так же бесконечно будут скрипеть полозья и сыпаться в сани ледяная крошка из-под задних копыт лошадей. Глазам уже стало больно от бело-серой ряби, бегущей по сторонам.
Часа через два они покинули дорогу и свернули в снег, направились краем глубокого оврага к темнеющей вдали глыбе сена. Поначалу кони не хотели уходить с укатанной дороги, пятились, кося кровавым оком, и только свист бича да удила, врезающиеся в губы, заставили их подчиниться людям. Теперь начиналась самая трудная часть пути.
Мороз и ветер будто полили степь тусклой грязновато-белой глазурью. И оттого наст мог показаться прочным. Но лошади сразу же провалились в сугроб по брюхо, и Данешу пришлось выйти из саней, взять коней под уздцы и так, когда подбадривая, когда угрожая, вести их по степи. «Только бы они не переломали себе ног», — беспокоился Данеш.
Как-то он обернулся и увидел, что Кайрак сидит в санях как ни в чем не бывало, предоставив своим лошадям выбираться из сугробов самостоятельно. Бедные животные подскакивали в глубоком снегу, точно кузнечики.
Данеш возмутился, ему так и хотелось крикнуть:
«Чтоб ты примерз своим ленивым задом к саням, негодяй ты этакий! А ну-ка, сейчас же слезай!»
Но в последний момент он сдержал себя, решив, что злость не приведет к добру.
Когда до стога осталось рукой подать, Данеш взял железную лопату и принялся расчищать подъезды к сену, а заодно и обратный путь.
Временами он передыхал, поджидая Кайрака. А тот, словно нарочно, еле полз на своих санях. «Да что он там ковыряется? Наверное, хочет, чтобы я расчистил снег один? Ну, так не пойдет!» — сердился Данеш, но брался за дело вновь, потому что стоило опустить руки, как сейчас же холод пробирал его до косточек.
Данешу подумалось, что он перелопатил все снега мира, пока добрался до стога. И все равно еще оставалась уйма работы, потому что сани никак не становились к стогу впритык.
В конце концов подоспел Кайрак. Он взглянул на Данеша, который ждал, опершись на лопату, и нахмурился: «Что же он стоит? Или надеется, что самое трудное сделаю я? Меня не проведешь, голубчик!»
Он неторопливо сбросил шубу, взял из саней лопату и так же не спеша вонзил в снег.
— Так мы не вылезем отсюда до утра, — пробурчал Данеш, поднимая голову.
— Тогда пошевеливайся живее. Могу уступить свои трудодни, — насмешливо ответил Кайрак.
В душе у Данеша будто взорвалась бомба, он еле сдержал себя и не бросился на Кайрака. «Данеш, спокойнее, — сказал он себе, — гнев не доведет до добра, Кайрак только и ищет причину для открытой ссоры».
Несколько минут они работали молча, будто не замечали друг друга. Потом Данеш почувствовал, что под подошву его сапога попало что-то живое. Данеш отскочил в сторону, и тут же послышался довольный смех Кайрака.
— Заработался и чуть не выбросил тебя. Заодно со снегом, — сообщил Кайрак, очень довольный тем, что застал Данеша врасплох.
— А попробуй сейчас выброси! — усмехнулся Данеш, выхватил из саней вилы и взял их наперевес.
— Ага, ты так? — удовлетворенно отметил Кайрак.
Он тоже схватился за вилы и выставил их навстречу Данешу.
— Ну попробуй, попробуй, выброси, — вызывающе предложил Данеш.
— Выброшу, вот увидишь.
Они топтались вокруг невидимой оси. Зло дразнили друг друга, словно петухи. А стужа еще больше разжигала страсти.
— Ну, выбрось, выбрось, — дразнил Данеш Кайрака.
— И выброшу, выброшу, — дразнил Кайрак Данеша.
Они будто шутейно тыкали вилами перед собой, и вдруг зубья столкнулись. Жуткий лязг железа, казалось, наполнил их уши. Враги отскочили в разные стороны, тяжело дыша.
— Ты чего? — испуганно спросил Данеш.
— Я нечаянно, — виновато сказал Кайрак. — А вот ты чего?
— Я тоже нечаянно, — пояснил Данеш. — Я не хотел.
Они опустили вилы, постояли так, не сводя друг с друга глаз. Им казалось, будто они одни во всей бескрайней степи. Потом Данеш отбросил вилы, нагнулся, прихватил горсть снега и сунул в рот.
— Жарко? — спросил Кайрак, будто бы даже с сочувствием.
— Жарко, — признался Данеш.
— Мне тоже, — сказал Кайрак и, бросив вилы, опустился, сунул в сугроб разгоряченное лицо и начал хватать снег губами.
Когда он поднял голову, его ресницы, щеки и подбородок оказались украшенными снегом, точно ватой. Кайрак вытер лицо рукавом и с притворным добродушием сказал:
— Ну что, повеселились? Разогнали кровь?
— Пора за дело! Иначе не успеем, — охотно подхватил Данеш. — В самом деле, погрелись — и довольно.
Они поднялись, все еще возбужденно дрожа, как псы после незаконченной драки, и Данеш полез на стог. Взобравшись на вершину, он поддел на вилы заснеженный, смерзшийся слой снега, отбросил в сторону, и в ноздри его ворвался терпкий запах прошлого лета. Внизу заржали, заволновались лошади, потянули морды вверх.
— Чуешь? — спросил он у Кайрака.
— Пахнет, — прошептал нервно Кайрак, раздувая ноздри.
Данеш скинул лошадям пару охапок сена, а Кайрак снял узду, ослабил подпруги.
— Давай сюда сани! Начнем с твоих! — крикнул Данеш.
Кайрак кивнул, подогнал сани, и джигиты принялись за погрузку. Они прятали друг от друга глаза, лишь изредка перебрасывались необходимыми односложными фразами и, стараясь уйти от только что происшедшего в работу, орудовали вилами с удвоенной энергией. Но в их движениях, в том, как была закрепощена спина и скованы в суставах руки, чувствовалось не остывшее до сих пор напряжение.
«А смелый, черт! Запугать его не так-то просто, — размышлял Кайрак. — Только ему подвернись, зевни, мигом шею свернет!»
«Зачем я поехал с этим психом? Знал, чем кончится, а поехал, — досадовал тем временем Данеш. — Мог отказаться. Мол, так и так, дня три назад посылали за дровами. А за сеном пусть съездит кто-нибудь другой. Нет, захорохорился, хотел показать характер. Ну и показал!»
Нагрузив сани Кайрака, они быстро управились со вторыми, и Данеш прикинул, что можно вернуться в аул еще до сумерек. Главное было — перебраться через снежную целину и выехать на дорогу, а там уж только держи лошадей.
Данеш вспотел, чувствовал, что измотался вконец. Стоя все еще наверху, на разобранной половине стога, он извлек из кармана стеганых штанов носовой платок, вытер лицо и огляделся. Внизу его покорно ждали совсем седые от изморози кони, Кайрак в последний раз проверял, как уложено сено на его возу. А вокруг громоздились горбатые холмы, точно волны вмиг застывшего океана. А степь и в самом деле, как оледеневший океан, уходила далеко-далеко, и не было ей конца и края. Но временами на ее омертвевшем просторе мелькала жизнь. Вот показалось рыжее пятно на белом — это рыскала лисица, копала снег, пытаясь извлечь на белый свет зазевавшуюся полевую мышь. А там, далеко в стороне, кто-то прокатил по дороге в санях, исчез в ущелье. На самом горизонте четким силуэтом виднелся его родной аул. У каждого дома торчал синеватый отсюда тополь или карагач с будто бы остриженной верхушкой. Над крышами медленно и низко полз густой дым, цеплялся за ветки деревьев.
— Эй, что ты там не видел? — спросил заинтересовавшийся Кайрак.
— Красиво тут! Видать полмира. И наш аул.
— Да ну?
Кайрак взобрался к Данешу. Встал рядом с ним и поцокал языком.
— А отсюда упаси свалиться! Вот уж не думал, что здесь такой обрыв. Упадешь — не остановишься. Так и будешь катиться кубарем.
Данеш заглянул по ту сторону стога и тоже удивился — такой тут вырос овраг.
— А на дне вода. Смотри, мороз, а она хоть бы что, не замерзает, — удивился Данеш.
— Там из земли бьет родник. Летом мы здесь косили, чуть что — и к роднику. Вода такая вкусная, пьешь — не напьешься.
Данеш снял ушанку и начал счищать с нее приставшую сенную труху. Он сделал неловкое движение, и шапка упала к ногам Кайрака.
— Надень. Простынешь. Тоже мне спортсмен, — сказал Кайрак с иронией.
— А что? Я закаленный, не то что ты! Видно, и ночью не расстаешься с шубой, спишь в ней около печи, — ответил Данеш и потянулся за ушанкой.
— Ты закаленный, говоришь? Сейчас посмотрим, — и Кайрак пнул шапку ногой.
Шапка взлетела над стогом и упала под откос и медленно, как бы дразня своего хозяина, покатилась вниз.
— Ой, не могу! Беги догоняй! — захохотал Кайрак; он хлопнул в восторге себя по ляжкам и слез к своим саням, продолжая смеяться.
А Данеш, оцепенев, следил, как шапка будто нехотя переваливалась через край оврага. Он надеялся, что в последний момент она зацепится за какой-нибудь старый корень. На какое-то время крутой обрыв скрыл от него шапку, и тогда Данеш заскользил вниз. Добравшись до обрыва, он заглянул вниз — шапка, точно гонимое ветром перекати-поле, мчалась ко дну оврага. Затем она перевернулась в последний раз, мелькнув старенькой подкладкой, и с плеском упала в родник.
«Этого еще не хватало!» — огорчился Данеш. Он взял вилы и начал спускаться на дно оврага, опираясь на вилы. Сейчас, среди снега, родник казался дегтярно-черным. Будто и не было лета, когда он серебристо вызванивал среди камней. Теперь он был неподвижен, точно под ним таилась мрачная бездна.