– Само собой, подробностей она нам не сообщала, – чуть более настойчиво добавила мама.
– Разумеется, – сказала я.
– Хочешь поговорить об этом?
Я покачала головой.
Она взяла меня за руку и устало улыбнулась с видом матери, которой приходится нелегко с ребенком.
– Прошло уже немало времени, пройдет еще больше, – прошептала она, касаясь губами моей головы. – Мне нечего добавить, Луи. Этих слов мало, но только они не выглядят ложью или банальностью.
Я положила голову ей на плечо и вдохнула слабый утешительный запах ее «Шанель Кристаль». Дом. Моя мама. Взаимопонимание.
– Гарриет беременна, – призналась она. И посмотрела на меня оценивающе: расстроюсь ли я еще больше?
Гарриет – мачеха Фреда, то есть была ею. «План Б» – так я ее называю. Она работает на кафедре истории в Мельбурнском университете, там же, где моя мама трудится на кафедре изобразительных искусств.
– А она и Газель раньше пытались?..
– Несколько лет надеялись и как раз начали поговаривать об ЭКО, когда все случилось.
– Бедная мама Фреда, – сказала я. Потому что хоть это и радость, от нее мне стало совсем скверно.
Мама кивнула.
Она поставила чайник, чтобы приготовить нам по чашке чаю, и заранее испекла мой любимый апельсиновый кекс, и вскоре я уже очутилась в бледном подобии прежней домашней зоны комфорта, смешила ее, рассказывая о склонности Энни все понимать буквально, заставляла ее тревожно хмуриться, объясняя, как выглядит Гребень в ветреный день, вызывала уколы зависти, описывая еду, которая намного-намного лучше, чем была в ее время, и расписание, допускающее гораздо больше развлечений, чем в ее время. (Тогда им приходилось самим колоть дрова для нагревательных котлов в лагере, иначе горячей воды не было. Так что им и вправду жилось тяжелее.)
– Ты была права, – сообщила я ей. – Это решение было лучшим. Новое место, новые люди.
73
Опять в школе и в раздумьях.
Полностью облажалась в первом «разговоре» – то есть полноценном, зрелом, нестесненном обсуждении секса с Беном: стоит ли нам или не стоит, все «за» и «против», когда, какие варианты?..
Не обсудила толком даже с самой собой, а вместо этого – ладно, кажется, секс у меня будет прямо сейчас, ага, большое спасибо, то есть теперь я в ужасном и, пожалуй, нелогичном – хотя оно кажется нормальным, – положении, поскольку вроде как должна придерживаться правила пока-больше-никакого-секса-но-скорее-всего-продолжу-в-том-же-духе-как-только-все-между-нами-уладится-так-как-я-надеюсь.
Может, только я путаюсь во всех этих сложностях, которые сама нагородила?
Раздражает то, что этот разговор, похоже, необходим только мне. Бен, по-моему, вообще не считает нужным вести разговоры. Что не так с мальчишками, если они обходятся без об-суждений?
Он считает, что достаточно и того, что он смотрит на меня жадным взглядом. Это отвлекает и возбуждает, и этого в каком-то смысле достаточно, но не помогает приблизиться к сути обсуждения, то есть – вот именно, в чем суть? – к вопросу о том, какого рода отношений мы оба хотим.
И потом, мне очень не нравятся некоторые его друзья, но важно ли это: а) очень, это же камень преткновения, б) конечно, но не очень, или в) забей, нисколько?
– Начинаем тренировки сразу после возвращения, счет пошел на дни, – заявил Билли Гардинер, когда мы относили обеденные подносы.
– Сперва – гребцы-братухи, потом потаскухи, чувак, – добавил Бисо.
– Ага, старик, снова на воду, – кивнул Бен, задвигая поднос на место с таким видом, словно ему нет дела до того, как при нем выражаются.
Я уже столько раз прикусывала язык в таких случаях, что была готова взорваться.
– Какая гадость, – выдавила я.
– Это же шутка.
– Не смешно, – кажется, я почти закричала.
– Да просто игра слов вроде «братва первым делом, а телки потом», – отмахнулся Бен.
– Ты что, правда считаешь, что от такого объя-снения мне легче?
– Остынь, Сибс, – вмешалась Холли и добавила, повернувшись к Бену: – Не обращай внимания, ей лечиться пора.
Значит, теперь они вдвоем смотрят на меня свысока и поучают?
– Я не чокнутая. Если кто здесь и в своем уме, так это я.
Майкл услышал меня, пока относил поднос.
– Если кто-то принимает лекарства, это еще не значит, что он чокнутый, – спокойно сказал он.
– Извини, – прошептала я, – я не тебя имела в виду.
Все уставились на Майкла.
– Ну спасибо, – тихо произнес он и отошел. Время от времени он принимает лекарства. Я не собиралась рассказывать об этом всему свету, но была слишком зла на Бена, чтобы думать о чем-нибудь еще.
С Майклом все будет в порядке. С ним всегда все в порядке – просто потому, что ему все равно, что думают люди. Счастливчик. Вот бы и мне так, а то я ради популярности вечно рою себе яму.
Мы дошли до двери, Бен попытался взять меня за руку, но я отдернула ее.
– Я забыла кое-что в корпусе, – соврала я.
Он пожал плечами и направился в сторону студии вместе с Тифф, которая только покачала головой, и с Холли, напоследок укоризненно взглянувшей на меня с выражением «плохая, негодная подружка».
Она обожает встревать между мной и Беном и делать вид, будто мирит нас, а я бы хотела обходиться без посредников.
– Какого черта ты из себя строишь? – буркнул Бисо, проходя мимо. – Тоже мне, нашлась звезда.
Вопрос в точку – за вычетом незаслуженного оскорбления.
Как же мне надоели люди, которым обязательно надо объяснить всем, что привлекательности во мне ни на грош. Почему-то они считают своим долгом принизить меня только за то, что я попала на дурацкую рекламу. Очевидно, моя неоновая вывеска «самооценка-внешность» до сих пор недвусмысленно мерцает на уровне «ниже среднего». На этом фронте без перемен.
Вопрос: ну и какого черта я из себя строю?
Ответ: понятия не имею.
74
понедельник, 19 ноября
Здравствуй, инфернальный дневничок. Съездить домой на несколько дней было здорово, но, как ни странно, неплохо также вернуться в лагерь «Превозмогание» на последние три недели семестра.
Как будто этого отъезда и возвращения не хватало мне, чтобы оценить здешнюю жизнь. Самый расхожий штамп, относящийся к путешествиям. Недаром он стал расхожим. Чего я никак не ожидала, так это что буду думать о товарищах по лагерю, очутившись вдали от них.
Я гадала, как переживет выходные Сибилла, будет ли она встречаться со своим парнем, или заговор Холли и Тифф означает, что какая-то каша уже заварилась и Сибиллу держат в неведении?
Удастся ли Элайзе поддерживать маниакально-строгий режим физических нагрузок?
Какая у Энни семья, если она выросла такой странной, но замечательной?
Успеет ли Пиппа побывать на всех запланированных салонных процедурах, в промежутках между ними перекусывая чем-нибудь изысканным и низкокалорийным?
Как провел свои три дня мой единственный друг во всем лагере – Майкл? Сумел ли найти время для новой партии в шахматы с достойным противником? Восстановил ли прежний уровень в кроссвордах из девяти букв? Удалось ли ему говорить побольше и так, чтобы его не заставляли? А потакать своей разборчивости и есть только пищу, которая похожа сама на себя, он перестал? И читать за столом, когда все в семье преспокойно делают то же самое?
Вчера замечательно и долго говорила с Дэном по «Скайпу», было так приятно услышать его. В самом конце разговора пришли Эстель и Джейни. Я заверила Джейни, что фильм почти готов, надо только еще немного поработать над монтажом.
Дэн так повзрослел. Как мальчишкам это удается? Ведь всего пара месяцев прошла с тех пор, как мы в прошлый раз говорили по «Скайпу». Даже голос стал басовитым. Он устроил мне виртуальный тур по дому семьи, в которой живет, и я сказала «бонжур» Анри, его родителям и младшему брату.
Мы говорили о Фреде, о том, что скучаем по нему, и никто не пытался подбодрить нас напоминанием, что жизнь продолжается.
Дэн рассказывал о Париже, а я ему – о жизни в горах. И я… счастлива, именно счастлива, когда думаю о том, что через месяц увижусь с друзьями.
Так что в общем и целом мое состояние ближе к нормальному, чем когда-либо с тех пор, как все случилось.
А сегодня утром Майкл сделал для меня удивительную вещь. Каждый день в выходные он уделял время, чтобы выучить наизусть «Оду греческой вазе» Китса и прочитать мне.
Он выучил стихотворение только ради меня.
– Это единственные утешительные стихи об умирающей юности, какие я когда-либо читал, – сказал он в качестве вступления. – Конечно, сходство лишь частичное, – виновато добавил он, когда закончил. – Но чувства, идея остановки во времени, воспоминания о моменте, когда они были совершенно счастливы… чтобы иметь возможность вспоминать его всегда, – пожалуй, это все-таки приносит некоторое утешение. Во всяком случае, я на это надеюсь, Луиза… Извини, что заставил тебя плакать.
Он ушел, чтобы я могла побыть одна. И действительно, я не могла всецело согласиться с ним насчет утешения, потому что мне было мучительно, невероятно горько сознавать, что ты, Фред, навечно застрял в том времени, когда мы были вместе. И оно было счастливым, правда счастливым.
Сердечность его жеста… рискованность, болезненность и радость глубоких мыслей ошеломили меня.
Честно говоря, единственным человеком в мире, способным на столь многогранную доброту, я считала тебя, Фред.
Так что когда я читаю «Оду греческой вазе»...
75
Мы с Холли потихоньку ускользаем из корпуса, чтобы отпраздновать первый вечер возвращения горячими бутерами, и направляемся в прачечную-сушилку. Наша встреча сегодня прошла так себе, а мне хотелось бы, чтобы последние три недели семестра получились веселыми.
Едва я успеваю включить тостер и разложить швейцарский сыр на хлебе, как Холли объявляет:
– Итак, Бен рассказал мне об этом.
– О чем «об этом»?